Член Общественной палаты РФ Николай Сванидзе

– Что может означать для России рассекречивание архивов?

– Ровным счетом ничего не будет означать. Архивы – это часть истории, дела давно минувших дней. Даже если выяснится, что какой-то из наших генсеков хотел сбросить на чью-то голову атомную бомбу, а случайность не позволила ему это сделать, – это никак не отразится на репутации и позициях нашей страны, поскольку тот генсек давно уже истлел. Рассекречивание важно с точки зрения интереса – для историков.

– Как так получается, что некоторые рассекреченные в других странах документы можно найти в Интернете, а в России на них по-прежнему стоит гриф «Секретно»?

– Это происходит оттого, что у нас снова в моде засекречивание. Мы снова играем в тайны мадридского двора.

– То есть говорить о том, что в России могут последовать примеру Украины, не приходится?

– Абсолютно. Россия и Украина – две разные страны. Это только наш президент говорит, что мы с украинцами один народ. Народ, конечно, родственный, но все-таки не единый. А страны – тем более. И чем дальше, тем больше они расходятся в разные стороны.

– Помимо привычки все скрывать есть ли другие факторы? Например, что нынешним властям эти сведения просто не выгодны?

– Если это связано с какими-то конкретными фамилиями, это может повредить еще живым людям или их близким родственникам, вызвать какие-то скандалы. Это, пожалуй, единственное, как может отразиться. Но это внутренние дела, это никак не влияет на международные отношения.

– Как считаете, если бы благодаря рассекреченным документам появилось больше правдивой информации, изменилось бы восприятие, к примеру, Сталина в обществе?

– На восприятии Сталина это никак не отразится. В свое время очень многие вещи были рассекречены. СМИ, государственная власть знакомили людей с информацией о массовых убийствах, с цифрами. И тогда рейтинг Сталина опустился очень низко. Это было в конце 80-х и начале 90-х годов. Рассекретить что-то мало. Необходимо это все показывать и рассказывать людям. Причем не один раз в какой-нибудь программе поздно ночью, а постоянно, на всех основных каналах, чтобы такова была позиция власти. И пока власть на это не решится, ничего не изменится. Потому что у нас СМИ связаны с властью либо прямо, либо косвенно. Рассекретить можно все что угодно, а обычные люди как об этом узнают, если им в постоянном режиме не сообщать?

– Почему многие страны уже осмыслили свою историю, а мы продолжаем находить в прошлом вдохновение для различных интерпретаций одних и тех же событий?

– Многие страны действительно разобрались со своей историей, но далеко не все. И Германия, которую так часто приводят в пример, не самый корректный образец для подражания. В этой стране правящая партия, развязавшая войну, была осуждена международным судом, поэтому у них с историей все абсолютно ясно и четно. У нас такого не было. Потому что сталинизм не был осужден так, как был осужден нацизм.

– Почему репрессии не стали поводом для такого суда?

– Это имеет значение для людей, которые имеют отношение к репрессированным, для их потомков, для тех, кто знает правду о репрессиях. А всем остальным нужно объяснять. Можно ведь сказать, что да, были репрессии, но после этого мы выиграли войну, значит, все репрессии были оправданны. Не справились бы с пятой колонной – не победили бы смертельного врага. И многие думают именно так! Они связывают эти вещи, но хронологическая последовательность вовсе не означает логической связи. Если школьник поковырял в носу, а после этого получил «пятерку» по арифметике, это вовсе не означает, что он получил «пять» потому, что поковырял в носу. Объяснять это должны не два с половиной историка, а государственная власть, с помощью средств массовой информации. Причем со школьной скамьи. Иначе это все останется предметом наших с вами разговоров.