Посмертное согласие

Жительница Краснодара Алла Гриднева до 22 лет считала себя здоровым человеком: работала тележурналистом на местном канале, путешествовала, мечтала о семье. Все изменилось зимой 2002 года, когда она сильно простудилась, но больничный брать не захотела, боясь надолго выпасть из рабочего процесса. Обычное ОРЗ перешло в грипп, потом девушку стали мучить приступы удушья. Обследовав Аллу, врачи сказали, что у нее серьезное заболевание сердца – дилатационная кардиомиопатия. Медики ее сразу предупредили: с таким заболеванием долго не живут. Единственным шансом на спасение оставалась пересадка здорового сердца. Своей очереди на донорский орган девушка ждала два года, которые провела привязанной к больничной койке, ее жизнь поддерживали капельницы и лекарства. Сердце «пришло» к ней тогда, когда девушка уже умирала. Алла до сих пор вспоминает тех, кто лежал с ней больнице: «Когда я пишу записки об упокоении, мне не хватает и трех листков. Многие молодые люди в возрасте от 20 до 27 лет так и умерли в больнице, не дождавшись органов», – рассказывает она.

По словам директора Федерального научного центра трансплантологии и искусственных органов имени Валерия Шумакова Сергея Готье, сейчас в России делают около 250 пересадок печени в год. В то время как в США этот орган ежегодно пересаживают 5–5,5 тысячам больных. Похожая картина наблюдается в сфере трансплантации других органов. По официальным данным, которые представила первый заместитель руководителя думской фракции «Единая Россия», доктор медицинских наук Татьяна Яковлева, в нашей стране лишь около 30% пациентов из листа ожидания доживают до трансплантации. На Западе же нужные органы получают 90% нуждающихся.

При этом главный трансплантолог Санкт-Петербурга Федор Жеребцов сообщил, что сейчас в России нет особенных проблем с финансированием этой области медицины. Так, по его словам, на трансплантацию любого органа из федерального бюджета перечисляется 809 тыс. рублей, в то время как себестоимость трансплантации, например, сердца чуть больше одного миллиона рублей, почки – 400 тысяч. «Несмотря на это, донорских органов катастрофически не хватает. За прошлый год в Петербурге нашлось всего 66 посмертных доноров, при том что около 70 тысяч человек умерли, так и не дождавшись органов», – рассказывает г-н Жеребцов.

Трансплантация в России на сегодняшний день регулируется законом РФ № 4180–1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека». Согласно документу «изъятие органов и тканей у трупа не допускается, если учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и тканей после смерти для трансплантации реципиенту». По новому законопроекту, который уже скоро будет внесен в Госдуму, право решить – отдавать свои органы после смерти или нет, будет иметь только сам человек, и если при жизни он официально не даст отказ, то к нему врачи применят так называемую «презумпцию согласия».

Многие представители власти убеждены в правильности и справедливости нового законопроекта. Например, депутат Госдумы и советник президиума РАМН Сергей Колесников считает, что идея, заложенная в законопроекте, – разумная. «Как известно, далеко не всегда удается вовремя найти родственников умерших, между тем пересадка органов требует крайней оперативности, – убежден парламентарий. – Россия могла бы пойти по пути «презумпции согласия», ведь речь идет о спасении огромного количества жизней». С депутатом солидарен и президент Общества специалистов доказательной медицины Василий Власов. виагра купить В разговоре с «НИ» он объяснил, что родственники умершего человека, как правило, не в состоянии принимать адекватных решений касаемо трансплантации органов их близкого человека: «Большинство на предложение медиков об изъятии органов отвечают отказом, это нормальная психологическая реакция в условиях стресса».

Мнение эксперта подтверждают и многочисленные истории. Дочь умершей от инсульта 42-летней жительницы Новосибирска Галины Сурковой рассказала «НИ», что врачи городской больницы №25 боролись за жизнь ее матери до последнего. Когда медики констатировали смерть мозга, ей поступило предложение «отдать» сердце матери одной из пациенток НИИ патологии кровообращения им. Евгения Мешалкина, которая ждала своей очереди уже год. Однако она, убитая горем, устроила в больнице большой скандал, заявив врачам, что они специально не спасли ее мать, потому что хотели «разобрать ее на органы».

Немало и противников изъятия органов у умершего без согласия его родственников. Старший преподаватель кафедры биоэтики Российского национального исследовательского медицинского университета имени Николая Пирогова Лев Ляуш называет в беседе с «НИ» такую практику негуманной. По его словам, данный закон нарушает важнейший принцип медицины – принцип информационного согласия, так как медицинский персонал больницы будет не обязан сообщать родственникам, что имела место трансплантация. «Мы возвращаемся к рутинному забору органов, существовавшему во времена СССР, когда после смерти человека тело фактически становилось собственностью государства», – рассуждает г-н Ляуш.

Много вопросов у медицинской общественности вызывает не сам закон, а механизм его реализации. Пока не совсем понятно, как и где человек должен отказываться от посмертного донорства, чтобы его воля дошла до всех трансплантологов страны. По новому закону выразить несогласие на забор органов можно, сделав устное заявление на имя главного врача в присутствии двух свидетелей или оформить и нотариально заверить соответствующий документ. Директор Общественного центра правовых экспертиз и законопроектной деятельности Ольга Леткова назвала «НИ» такой порядок действий «весьма расплывчатым» и «не слишком понятным»: «Нет четкого механизма, определяющего, как эта информация должна доходить до трансплантолога. Где гарантия, что каждый такой отказ будет услышан». Наша собеседница предполагает, что лучшим выходом из этой ситуации может стать единая электронная база отказников.

По словам Василия Власова, база данных может быть как электронной, так и «обычной». Подобная база, например, существовала в США до развития информационных технологий. «Люди, давшие согласие на донорство, получали специальные карточки, которые должны были везде носить с собой», – рассказал «НИ» г-н Власов. Такой путь, по его мнению, не требует от властей никаких высокотехнологичных изысканий, больших финансовых вложений и конкурсов. Тем временем заместитель министра здравоохранения РФ Сергей Вельмяйкин заявил в начале декабря, что при разработке документа необходимо сформировать работу банка данных, а также механизм получения согласия или несогласия: «Для того чтобы не было злоупотреблений и криминального рынка на этом направлении, очень тщательно должны быть выписаны все механизмы».

Медики подчеркивают тот факт, что сейчас в России, если врач не сообщит о потенциальном доноре трансплантологам, ему за это ничего не будет. Во многих странах Европы же за это можно лишиться работы, потому что такой поступок приравнивается к неоказанию медицинской помощи. Например, в Испании, если выясняется, что погибший мог стать донором, но не стал им, больница, в которой он умер, лишается лицензии на трансплантологию.

Развитию трансплантологии в России также препятствует общественное мнение – такой вывод сделали сотрудники аналитического центра Юрия Левады. Опрос, проведенный в июне 2012 года, показал, что к посмертному донорству готовы 43% россиян, тогда как 35% опрошенных заявили, что не хотели бы оказаться на операционном столе даже после своей смерти. Для сравнения: опросы международных исследователей показывают, что около 56% европейцев готовы отдать свое тело больнице, а против высказываются лишь 26%. По мнению специалистов «Левада-Центра», сегодня ситуация в сфере трансплантологии в России характеризуется общественной отстраненностью.

О массовом недоверии к трансплантологии можно судить по множеству историй, когда пациенты умирали, так и не дождавшись помощи. Также развитие трансплантологии в нашей стране существенно тормозят многочисленные опубликованные в СМИ рассказы о «черном рынке» донорских органов и найденных трупах с изъятыми органами. Член комитета по охране здоровья Госдумы РФ Василий Максимов не раз заявлял, что подобные рассказы несостоятельны. Еще он уверен, что провести нелегальную трансплантацию в государственной клинике невозможно: «Трансплантация органов – очень сложный процесс, во время его задействовано порядка шести врачей только на консилиуме. Поэтому я не представляю, как можно «разобрать человека на органы» в каком-то подвале и потом развезти по каким-то центрам».

Церковь хорошо относится к трансплантации органов, если она не выполняется на коммерческой основе, заявил «НИ» диакон, профессор богословия Московской духовной академии Андрей Кураев: «Это является формой заботы о ближнем, актом милосердия, которое свойственно любому православному человеку». «Церковь никогда не призывала игнорировать медицину, полагаясь на волю Всевышнего», – добавил «НИ» отец Александр (Мартыненко).

В Германии согласие на пожертвование своих органов можно подписать даже в кинотеатре