Очередь за жизнью

Сегодня со страниц «Новых Известий» к президенту России обращаются те, кто еще только ждет своей операции и надеется, что дождется. Хотя трансплантология в нашей стране переживает, увы, не лучшие времена.

Последний шанс

Беда всегда приходит неожиданно. А любая болезнь – это беда. Бывает, что медицина бессильна помочь заболевшему человеку и диагноз звучит как приговор. Порой, когда испробованы все существующие методы лечения, для обреченного пациента остается один шанс – трансплантация. Своего донора ждут годами. К сожалению, дожидаются далеко не все.

В листе ожидания Московского городского Центра трансплантации печени НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского 23 пациента. Самому молодому – всего 19 лет. Большинство из них – женщины. Со всеми встретиться не удалось. Но те, с которыми пообщались корреспонденты «Новых Известий», совсем не похожи на «алкоголиков, пропивших свою печень», как нередко представляют людей, нуждающихся в ее пересадке. Ни одного пациента с алкогольным циррозом в листе ожидания центра нет. К слову сказать, он составляет не более 20% среди всех болезней печени.

Светлане Подорожкиной всего 26 лет. Высокая, очень милая, темноволосая девушка. У нее врожденная патология печени, хотя диагноз ей поставили только в три года. А в 18 лет она узнала о том, что единственный шанс на выздоровление для нее – пересадка печени. Тогда, в 1995 году, подобные операции только-только начали делать в России. «Надо ехать за границу. Там такая операция стоит 100 тыс. долларов»,– сообщили ей врачи. «Добрая» женщина сказала Светлане, что, мол, «ты еще молодая, ищи спонсора». В листе ожидания на пересадку она стоит с марта 2002 года, но ее случай не самый критический. Состояние Светы стабильное, она еще может ждать.

А вот 30-летней Наталье пересадка нужна чем быстрее, тем лучше. Здоровая, полная сил и энергии молодая женщина неожиданно для себя и всех родных тяжело заболела в апреле прошлого года. Болезнь развивалась стремительно. Через полтора месяца наблюдения врачи, так и не установив причину болезни, сообщили Наташе, что, возможно, придется готовиться к трансплантации, и уже в марте этого года ее включили в лист ожидания. Первой реакцией был шок, ей не верилось в свою обреченность. Она ведь так нужна своей маленькой дочурке, которой всего три года…

«Для Светланы и Натальи, как и для всех других наших пациентов, нет другого выхода, только пересадка, – рассказывает научный сотрудник Центра пересадки печени, хирург Ольга Андрейцева.– Без нее все они погибнут, кто через год, кто через 5 лет. Поэтому ради жизни они готовы рискнуть. Конечно, врачи не гарантируют стопроцентного успеха. Порой реакция отторжения сильнее всех угнетающих ее современных препаратов. Но шанс выжить довольно велик. Тем более что пересадка – это шанс не просто на жизнь, а на полноценную жизнь со всеми ее радостями и печалями. Наш центр существует 3 года, и 15-ти больным мы уже сделали пересадку. После операции многие вернулись к учебе и работе. В этом году мы сделали всего 2 операции. Могли бы больше, но нет доноров».



Аутсайдеры донорства

С дефицитом донорских органов сталкиваются во всех странах. Даже в Соединенных Штатах, а это мировой лидер трансплантологии, с каждым годом проблема все актуальнее. В России органов не то что не хватает – их просто нет. Если в США ежегодно донорами становятся около 6 тыс. умерших, то у нас таких не наберется и 150. Так, по данным Северо-Американского общества по контролю над забором донорских органов, в 1998 году в стране было получено 19 тыс. 960 органов, а в России только 173. Количество же операций по пересадке у нас настолько мизерно, что огромная страна с населением почти в сто пятьдесят миллионов человек вообще не фигурирует в годовых отчетах Всемирной организации здравоохранения по трансплантациям. Там есть Чехия, Польша, Португалия и Швейцария, но нет России. Как нет и официальной статистики о том, сколько россиян нуждаются в пересадке органов. Можно исходить только из сравнительных оценок с похожими по численности населения странами, например с теми же Соединенными Штатами. Там ежегодно в пересадке печени нуждаются 10–20 человек из каждого миллиона населения. Похожая ситуация с сердцем и легкими. Почки пересаживают раза в два-три чаще.

Российские врачи полагают, что у нас больных не меньше. Однако если в США ежегодно делается 18 тыс. пересадок почки, 4,5–5 тыс. – печени и 2,5–3 тыс. – сердца, то у нас за последние 13 лет было сделано всего около 5 тыс. операций по пересадке почки, 115 – печени и 103 – сердца. Трансплантация легких и поджелудочной железы практически не ведется.



Врачебный бойкот

В этом году, как известно, российские специалисты практически прекратили делать операции по пересадке органов. Поднятая в СМИ негативная волна и возбуждение «дела врачей» против медперсонала 20-й городской больницы Москвы сделали свое дело: и без того редкие операции стали единичными. НИИ трансплантологии и искусственных органов свернул свою программу по пересадке печени и занимается теперь только больными с сердечными и почечными патологиями. Российский научный центр хирургии Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова фактически переориентировался на родственные пересадки.

«Когда я приезжаю в какую-то больницу, где умирает человек, врачи-реаниматологи открыто говорят: «Да, мы все понимаем, но донорство будем бойкотировать. Денег нам дополнительных не заплатят, славы это тоже не принесет, а вот проблемы могут возникнуть. Пусть умирает тихо, нам не нужны проверки», –рассказывает хирург-трансплантолог центра Игорь Погребниченко. – В донорстве никто из врачей не заинтересован. Потому что работа с пациентом, который может стать донором, требует огромных усилий и средств».

После констатации смерти мозга, при которой у умершего человека производится забор органов для трансплантации, должно пройти как минимум еще 6 часов, чтобы было принято окончательное решение. Все это время врачи поддерживают жизнедеятельность организма пациента искусственно. По-научному это называется кондиционирование. Оборудование и медикаменты для кондиционирования стоят очень дорого. Дополнительных средств на их закупку, как и на оплату усилий врачей, больницам не выделяют.

«Обвинять врачей в том, что они разбирают на «запчасти» живых людей – полное невежество, – поясняет Ольга Андрейцева. – К аппарату искусственного кровообращения и вентиляции легких подключается умерший, без них он – труп. Но для того, чтобы он мог стать донором, медики на какое-то время отодвигают развитие необратимых процессов и биологическую смерть организма. Органы потенциального донора должны получать кислород и жить, их забор производится, как говорят врачи, на бьющемся сердце. У трупа можно забрать для трансплантации только почки. Они живут 10–15 минут после остановки сердца, все остальные органы и ткани тут же погибают».

Далеко не все потенциальные доноры действительно становятся в конечном итоге донорами. Одни не подходят по здоровью, другие не проходят многочисленные тесты. Основная же часть погибает во время кондиционирования, несмотря на все усилия врачей. Практика показывает, что в лучшем случае только у одного из десяти в итоге забираются органы.



В немилости у всех

В «Склиф» звонят и пишут люди из всех уголков страны, желающие продать свои почку или легкие, чтобы поправить материальное положение.

«Даже приходят сюда к нам. Буквально умоляют взять у них хоть что-нибудь, потому что не на что жить и кормить детей. Особенно больно, когда в таком отчаянии приходят женщины, – говорит руководитель Центра, доктор медицинских наук Алексей Чжао. – Но для всех у нас один ответ: в соответствии с принципами ВОЗ и российским законодательством тело человека или его части не могут служить объектом коммерческих сделок. Во всех странах деньги платятся не за почку или печень, а за саму операцию. Кроме того, только в России органы для пересадки могут быть изъяты из организма живого донора, если он – близкий родственник человека, нуждающегося в трансплантации. В других странах донором при жизни может стать любой человек, оформивший соответствующие документы».

Медики устали повторять, что все операции по пересадке в России производятся бесплатно. Ни один из пациентов Центра трансплантации печени не в состоянии заплатить 20, 30 или 50 тыс. долларов за операцию. Многие из них заработали себе цирроз на вредном производстве . 55-летняя Валентина Васильевна трудилась 13 лет крановщицей в литейном цехе, 50-летняя Светлана Тимофеевна – 12 лет на химическом заводе гальваником. Понятное дело, что за свою трудовую деятельность миллионов они не накопили.

Врачи-трансплантологи в России работают, что называется, де-факто. Де-юре ни один медицинский институт страны в настоящее время не готовит врачей такой специальности, нет и ординатуры по трансплантологии. Единственная профильная кафедра только-только появилась в Московском медицинском стоматологическом институте им. Н.А. Семашко. Возглавил ее академик Валерий Шумаков. Закон «О трансплантации органов и (или) тканей человека» существует с 1992 года, но совершенно не работает. К сожалению, надо признать, что трансплантология у нас не просто в загоне. Она в немилости у общества и власти.