Адвокат Павел Ясман

– У многих людей, прочитавших вашу историю, сложилось впечатление, что вы благополучно работали следователем, потом познакомились с Павленским, он как-то изменил ваше мировоззрение, и вы не просто решили уволиться из органов, но еще и встали на его сторону. Так ли это?

– Что вы подразумеваете под «решил встать на его сторону»?

– На мой взгляд, решение попытаться стать адвокатом человека, расследованием дела которого занимался ранее, в какой-то степени означает встать на его сторону.

– Я не решал стать его адвокатом. Петр Павленский спросил меня, могу ли я быть его защитником. Я ответил, что не против, но не могу в силу требований Уголовно-процессуального кодекса (статья 72 «Обстоятельства, исключающие участие в уголовном деле защитника»). И все. Я приходил 15 июля на судебное заседание, на котором хотел об этом сказать. Но за меня это сказали другие участники уголовного судопроизводства. Я развернулся и пошел домой.

– Вы сказали, что были бы не против его защищать. Почему? Согласитесь, что это все-таки не рядовая ситуация.

– Мне показалось это дело интересным с точки зрения юридической практики. Если бы я защищал Павленского, можно было бы оспорить квалификацию содеянного им.

– Расследуя это дело, вы к чему склонялись – что Павленский невиновен или что виновен, но ему инкриминируют более тяжкое преступление, чем он совершил?

– Дело в том, что возбудить как бы обезличенное уголовное дело по факту совершенного преступления – это одно. А кого-то привлекать к уголовной ответственности, предъявлять обвинение – это совершенно другое. На тот момент, когда я работал, основания для возбуждения уголовного дело, может, и были, но доказательств причастности или виновности Павленского не хватало. Вполне возможно, что сейчас органы следствия что-то нашли. Но для меня квалификация его действий осталась сомнительной.

– И эта история послужила для вас поводом уволиться из органов?

– В какой-то степени. Просто я подумал, что вся эта история с психиатрической экспертизой – это перебор (Павленского трижды пытались отправить на психолого-психиатрическую экспертизу, но суд отклонял эти ходатайста. – «НИ»).

– То есть у вас лично не было сомнений в адекватности Павленского, но процедура требовала проведения этой экспертизы?

– Есть два вида психолого-психиатрических экспертиз. Первая – амбулаторная, когда в течение 20 минут решается, вменяем человек или нет. А есть стационарная психолого-психиатрическая экспертиза, когда человека примерно на месяц помещают в психиатрический стационар, то есть фактически ограничивают его конституционные права. Вот это мне показалось перебором.

– А как ваши коллеги восприняли ваше решение уволиться?

– Я ни с кем особо не обсуждал это. Просто написал заявление и все.

– В настоящее время вы работаете адвокатом по уголовным делам. Когда вы встали на сторону защиты, а не обвинения, у вас как-то поменялось отношение к своим доверителям, делам, которыми вы занимаетесь?

– Конечно. Стал очевиден большой обвинительный перегиб.

– То есть вы теперь по-другому на систему смотрите?

– Если честно, я и когда работал следователем, смотрел на нее по-другому.

– Как вы относились к перформансам Павленского до знакомства с ним?

– Нормально относился.

– То есть вас нисколько не смущала форма, в которой он осуществлял свои акции, вы не считали их странными?

– Есть понятие «странный» в каком-то негативном смысле, а есть в хорошем. Я относился к его поступкам скорее как к неординарным. Каждый такие поступки не пойдет совершать.

– И вы понимали смысл этих акций?

– Конечно. Мотивы мне не нужно было объяснять дополнительно.

– И после знакомства с Павленским у вас как-то поменялось отношение к его акциям?

– Не могу так сказать.

– А к самому Петру?

– Понимаете, он такой человек, который заслуживает определенного уважения за свою смелость, за то, что верит, что он делает, и никто не может его переубедить. Он выбрал свою линию и гнет ее, несмотря ни на что. Такое отношение к жизни, согласитесь, достойно уважения.

СПРАВКА