Posted 18 сентября 2020,, 09:21

Published 18 сентября 2020,, 09:21

Modified 7 марта, 14:39

Updated 7 марта, 14:39

Ад в законе: тюменская школьница описала свои впечатления от психиатрической больницы

Ад в законе: тюменская школьница описала свои впечатления от психиатрической больницы

18 сентября 2020, 09:21
Уже в первый день своего пребывания там, девочка поняла, что ей не только не окажут никакой помощи, но и исковеркают ее психику на всю жизнь.

Тюменский педагог Марина С. (фамилию не приводим из-за требований Закона о персональных данных - ред.) в своем блоге поделилась поистине страшным рассказом своей дочери:

«...Бедная моя девочка... по понятным причинам я не хотела обнародовать эту историю. Но сегодня Аня решила рассказать ее сама. я не смогла ее переубедить. Этот текст дочь решила отправить на конкурс сочинений, в котором ей предложила поучаствовать учительница русского языка. Название номинации как вам?

Возможно теперь, когда Анютка сама решила рассказать эту историю, я соберусь с силами и напишу, что пришлось пережить мне. Что говорили мне врачи. Как они со мной разговаривали. Пока не могу - руки трясутся. Спасибо Анькиной классной и директору школы. Ну и, собственно, текст.

«Я рожден, и это все, что необходимо, чтобы быть счастливым»

Мне было очень страшно. Я сидела в своей комнате. Тусклый свет, фоновый шум от фильтра в аквариуме и четыре стены, в которой происходил весь ужас. Я чувствовала тревогу, руки дрожали, бил озноб, я не понимала, что со мной происходит здесь и сейчас. Меня атаковала паника сорваться и сделать что-то ужасное и страшное на вред себе. Я чувствовала, что уже не могу держаться, я слишком ушла в себя и закрылась от всего: от мамы, от друзей, от каких-то дел, учёбы… В ту ночь мне было очень больно, как будто я упала в чёрную дыру и меня всё тянет и тянет вниз, и выбраться оттуда уже нереально. Не хотелось уже не плакать, не кричать, я просто ничего не чувствовала кроме ноющей от боли души:

- Мама, мне срочно нужна помощь, меня надо спасать. – сказала я тогда очень тихим, усталым голосом.

- Что случилось? – испугано спросила мама.

- Мне очень страшно. Я не знаю чем закончится то, что происходит сейчас со мной. – ответила я.

- Если мы сейчас вызовем «скорую», тебя увезут и положат в больницу. Возможно, надолго.

- Мне все равно. Хоть на полгода. Я устала от своего состояния, я хочу, чтобы все было, как раньше. Я не могу больше держать себя в руках. Мне страшно от того, что иногда мне не хочется жить.

Спустя полчаса ко мне в комнату зашли двое мужчин. Они были в синей одежде. один мужчина держал медицинский чемодан, другой листочек и ручку:

- Что случилось? – спросил у меня врач.

Я описала своё состояние, и врач очень спокойно мне сказал: «Поехали».

Пока я ехала, я думала о том как мне сейчас помогут специалисты, что я наконец-то выйду из состояния, в которым я нахожусь уже много месяцев, ещё с восьмого класса, я часто пропускала уроки и не делала домашнего задания просто потому что морально мне было тяжело. Хотя со стороны все было хорошо. Единственный смысл моего существования был в том, чтобы раз в неделю прийти к Екатерине – психотерапевту. Только ей я могла рассказать о своих мучениях. В тот страшный вечер я разговаривала с ней, но, видимо, проблема оказалась серьезнее, чем обычно.

Я ехала в машине «Скорой помощи» и надеялась, что вся моя депрессия наконец-то уйдет, и я буду жить так же нормально как мои одноклассники, друзья и множество детей. Что у меня не будет резких перепадов настроения, что я перестану сидеть днями в своей тёмной комнате и смотреть на стенку часами, вместо того чтобы делать уроки, что я не буду так часто раздражаться, что меня перестанут посещать ужасные, навязчивые мысли. Я надеялась, что после того, как мне помогут, у меня появятся силы что-то делать, и желание. Я не понимала, почему плачет мама: ведь мы едем туда, где мне будет лучше!

Ехали мы минут сорок. Когда я увидела надпись «Психиатрическая больница», по моему и так дрожащему телу пробежались мурашки. Я сразу вспомнила, как года два назад мы с друзьями обсуждали жизнь в психиатрической больнице, думали, что там делают, как лежат, в каких условиях, не страшно ли им, или не страшно ли врачам. Тогда я не могла представить что я, на тот момент жизнерадостная, весёлая, дружелюбная девочка, когда-нибудь попаду сюда.

Мама плакала всю дорогу, в больнице, а особенно - после разговора с врачом. Мне было очень тяжело на это смотреть, потому что я понимала что, скорее всего, с мамой я долго не увижусь, и я не хотела бы видеть, как она плачет.

Мы расстались. Меня провели в раздевалку, где забрали все мои вещи, включая телефон и одежду, выдали какой-то старый, застиранный халат на пять размеров больше и объявили, что свои вещи носить тут нельзя. Я хотела возмутиться, но поняла, что смысла нет. Меня провели в обсерватор, где лежала девочка и две бабушки. Была уже ночь, и как только я начала засыпать бабушка начала кричать: «О нет!!! Я тону!! Помогите, тону!! Мне срочно нужно выпить воды, иначе я утону, помогите!!». От этого мне стало очень жутко, эта же бабушка на утро начала передвигать матрасы, подушки и открывать тумбочки.

В обед нас с девочкой перевели в детское отделение. На меня надели другую одежду: на этот раз это были бесформенные красные штаны и короткая синяя футболка. Было видно, что эту одежду до меня носили десятки людей.

От того, что я увидела, мне стало страшно: я смотрела на детей в убогой одежде, жуткие зелёные стены, железные, жёсткие кровати, палаты без дверей, столовую за решёткой и туалеты без кабинок. Было очень шумно. Нас отправили в изолятор, где мы были втроем. Но ненадолго: в изоляторе воняло краской, рядом шел ремонт, и нас отправили в общий холл. Представьте: около 30 человек от 7 до 17 лет находятся в помещении, где можно только сидеть или лежать. По периметру стоят диванчики, а в центре - кровати. Много кроватей. Шум не прекращается: по телевизору зачем-то идут «Фиксики», которых никто не смотрит, потому что все кричат. Кто-то закричал особенно громко и нам всем приказали встать. И так весь день, с перерывом на прогулку. К тому времени мне уже привезли домашнюю одежду (не знаю, как маме это удалось), мне стало легче в своей любимой футболке, но тяжелее от того, что все остальные начали показывать на меня пальцами и спрашивать, почему я одета, не как все. Санитар время от времени матерился. Я с ужасом думала, что уже завтра меня переведут из изолятора сюда, в палату без дверей. И что это надолго. На месяц, как сказала мне врач. Я уже поняла, что помощи здесь мне не окажут. Скорее, наоборот, я выйду отсюда такой же, как эти дети, которым все равно, что на них надето и которые нормально воспринимают матерящегося взрослого, поставленного здесь следить за ними. Я думала, что меня везут туда, где тихо, спокойно и красиво – так, как должно быть в месте, где лечат людей от депрессии и страха. Но на деле я оказалась … в тюрьме? В зоне? В сумасшедшем доме? Я вспомнила строчки из пьесы «Горя от ума», которую прочитала этим летом:

…из огня тот выйдет невредим,

Кто с вами день прожить сумеет,

Подышит воздухом одним,

И в нём рассудок уцелеет.

А еще я вспомнила, как месяц назад по всем телевизионным каналам рассказывали о важности поправок в Конституцию, как призывали всех приходить на участки и голосовать за эти поправки. В том числе за эту: «Дети являются важнейшим приоритетом государственной политики Российской Федерации. Государство создает условия, способствующие всестороннему духовному, нравственному, интеллектуальному и физическому развитию детей, воспитанию в них патриотизма, гражданственности и уважения к старшим». Я поняла что мы, оказавшиеся здесь, совсем не приоритет для своей страны. Что людям, которые отвечают за наше пребывание здесь, наплевать на условия, в которых мы тут находимся. Мы для них – материал, с которым они работают.

С мыслью о том, что мне лежать тут месяц я не могла смириться. В шесть утра все просыпаются, ты сидишь днями и ничего не делаешь. Можешь сидеть в холле и слушать, как санитары кричат на детей. Как в тюрьме.

Наутро третьего дня меня позвали в кабинет, где сидели три врача.

- Аня, мама хочет тебя забрать. Но ты же хочешь остаться? Ты же понимаешь, что у тебя серьезные проблемы и тебе нужна помощь? Ты скоро привыкнешь, здесь нормальные условия.

Это – нормальные условия?! Я совсем не хотела к ним привыкать! И я точно знала, что если мама хочет меня забрать, то она нашла выход.

Уже дома я узнала, что 2 дня. пока я была в том жутком месте, мама не выпускала из рук телефон, чтобы забрать меня. Она очень сильно переживала и боялась за меня.

Врач, который смог мне помочь, нашелся в Екатеринбурге. Мы приехали туда через два дня после моего освобождения из больницы. Антон Витальевич спокойно объяснил мне, что со мной происходит, что лежать в больнице мне не надо, что мы с ним справимся со всеми проблемами. Что проблемы эти – типичные, я не сумасшедшая и что в моем возрасте такое случается очень часто. После разговора с доктором я начала дышать Я увидела солнце и небо, я впервые за долгое время улыбнулась, мне захотелось жить! Теперь мы раз в две недели ездим к нему.

Вся эта история помогла мне определить свой путь, я поняла, что хочу стать детским психиатром, чтобы спасать детей, которым так тяжело взрослеть. Я увидела смысл в своей жизни. Я начала мечтать о том, как открою клинику для детей, которым реально нужна помощь здесь и сейчас. В этой клинике будут отдельные палаты для подростков с тяжелой депрессией, которым не захочется, чтобы их разбудила соседка по комнате, чтобы рассказать свой сон, как это было со мной. Будут палаты на 2 человека для тех, кому страшно в одиночестве. В моей больнице будут нормальные, мягкие кровати. Дети смогут находиться в своей одежде, в которой им будет удобно, и не будет подъёма в шесть утра. На детей не будут орать и держать их, как заключенных. Я постараюсь по максимуму обеспечить комфорт детям. Я хочу, чтобы дети в моей больнице могли есть вкусную еду, плавать в бассейне, кататься на лошадях. Чтобы рядом с ними были не матерящиеся санитары, а добрые врачи – такие, как Антон Витальевич в Екатеринбурге и Екатерина в Тюмени. Но для того, чтобы мои мечты осуществились, мне надо поступить в медицинский университет.

Я никогда не любила химию, меня вполне устраивала тройка по этому предмету. Но сейчас я поняла, что отношение к химии надо менять, потому что в моем будущем, во взрослой жизни, она станет основной наукой. Я приняла решение готовиться к ОГЭ - впереди ещё целый год и этого времени вполне достаточно. На первый урок химии я шла в приподнятом настроении, твердо решив заниматься серьезно.

В самом начале урока учительница спросила, кто хочет сдавать ОГЭ по её предмету. Я подняла руку.

- ТЫ?? Ты??!! Сдавать химию?! Ну уж нет, сдавать химию ты не будешь.

Мне стало очень обидно, ведь я собралась реально готовиться, всё учить и разбираться. Я поняла, что для моей учительницы химии, так же, как и для санитаров в больнице, я никогда не была и никогда не стану приоритетом. Кто знает, сколько детей, которых я видела в больнице, оказались там потому, что рядом с ними были вот такие учителя? Одной своей фразой она могла лишить меня мечты и смысла жизни, и лишила бы, если бы не поддержка моего классного руководителя и мамы. И я обязательно сдам экзамен по химии, перейду в профильный класс, выучусь, стану психиатром и открою свою клинику для детей.

Хорошо, когда открываются новые школы, стадионы, детские площадки и кружки. Здорово, что в моей стране есть «Сириус» и «Артек». Но пока есть люди, которым наплевать на права детей, на то, где им развиваться, в каких условиях лечиться и жить, дети будут оставаться несчастными. А ведь будущее моей Родины зависит именно от нас, детей. Причем в равной мере оно зависит и от тех моих ровесников, которые сегодня счастливы, проходя обучение в «Сириусе», и от тех, кто слушает маты санитара в психиатрической больнице.

Благодаря таким людям, как моя мама, мой классный руководитель, некоторые учителя, которым не наплевать, доктор Антон Витальевич, психотерапевт Екатерина - люди, которые верят в меня, я знаю, что к своей мечте я обязательно приду. Но мне очень хочется, чтобы такими стали все взрослые. Иначе никакая, даже самая замечательная Конституция, не гарантирует России процветания...»

"