Posted 17 сентября 2008,, 20:00

Published 17 сентября 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 02:32

Updated 8 марта, 02:32

Забыть все

Забыть все

17 сентября 2008, 20:00
В начале октября этого года при УВД Таганрога планируется открыть реабилитационное отделение для милиционеров, проходивших службу в «горячих точках». Там они смогут консультироваться с психологами. По словам экспертов, в России до сих пор не существует нормальной системы реабилитации людей, участвовавших в боевых дейст

Военнослужащие часто не могут своими силами вернуться к мирной жизни – начинают злоупотреблять алкоголем, совершают преступления или кончают жизнь самоубийством. По словам правозащитников, в скором времени с проблемой адаптации могут столкнуться и воевавшие в Южной Осетии солдаты-срочники. Специалисты не сомневаются: в той или иной мере психологическая и социальная реабилитация нужна всем тем, кто прошел через российскую армию.

В октябре при УВД Таганрога планируется открыть реабилитационное отделение для милиционеров, служивших в «горячих точках». Такие отделения уже существуют при городском ОМОНе и в медсанчасти УВД. «Когда сотрудник прибывает с территории Северо-Кавказского региона, он проходит обследование, во время которого устанавливается, нужна ли ему реабилитация, – пояснила «НИ» старший психолог Таганрогского УВД, капитан милиции Анна Попова. – Занятия будут проводиться самые разные – как групповые, так и индивидуальные». Кабинет со специальным световым оформлением и декоративным фонтанчиком оборудован телевизором, видео и различными приборами для релаксации. «Как только мы увидим положительную динамику в настроении и самочувствии сотрудника, занятия с ним прекратятся, – отметила Анна Попова. – Но милиционеры продолжают находиться на учете, раз в год их обследуют, и реабилитационные мероприятия могут возобновиться».

Подобная инициатива, безусловно, полезна, но это лишь капля в море, считают эксперты. Целостной системы психологической и социальной реабилитации военнослужащих, участвовавших в боевых действиях, в России до сих пор не существует, несмотря на то что проблема эта сделалась злободневной еще со времен войны в Афганистане, а выражение «чеченский синдром» уже давно и прочно закрепилось в терминологии правоохранительных органов и психиатров. Без комплексной помощи государства особенно страдают солдаты, которые, вернувшись из «горячей точки», не имеют ни образования, ни работы и не умеют ничего делать, кроме как плохо воевать. «В федеральных округах нашей страны существуют госпитали для раненых, но никакая психологическая помощь в частном порядке в этих больницах не оказывается, – рассказала «НИ» ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова. – А ведь чего только не было после чеченской войны – и годовые запои, и тяга к наркотикам, и систематическое бродяжничество, и невозможность жить в семье, и самоубийства. Даже люди с высшим образованием и опытом не могли адаптироваться к мирной жизни, что уж тут говорить о пацанах».

Правозащитные организации уже в скором времени ждут обращений от военных, участвовавших в недавнем конфликте в Южной Осетии. «Они пока еще служат, – отмечает Валентина Мельникова. – Но каждому, несомненно, нужна реабилитация, особенно миротворцам, по которым стреляли в Цхинвали».

Из огня да в полымя

На учете в фонде ветеранов и инвалидов вооруженных конфликтов «Рокада» стоят 472 ветерана боевых действий, большинство из них – временно не работающие. «Если им удается устроиться куда-нибудь, то лишь в качестве охранников или, в крайнем случае, водителей, – посетовал в интервью «НИ» зампредседателя правления фонда Виталий Бенчарский. – Никто не хочет брать их на работу, потому что это проблемные ребята, непредсказуемые. Они не терпят несправедливости».

Часто отчаявшимся добыть себе средства к существованию ничего не остается, кроме как пойти на преступление. «Бывший десантник Вадим Киселев в 2001 году был награжден медалью Суворова за мужество, проявленное во второй чеченской военной кампании, – вспоминает Виталий Бенчарский. – Но вручена она была лишь в Ульяновской колонии, куда Вадим поступил отбывать наказание». Вернувшись на «гражданку», бывший десантник не сумел найти работу, совершил кражу и почти сразу же попал в тюрьму. «Людям, которые участвовали в боевых действиях и у которых развился посттравматический синдром, нужно работать с психоаналитиком, – пояснила «НИ» Валентина Мельникова. – Специалист подскажет, как жить с этим опытом, чтобы он не травмировал человека. Ведь тяжелое психологическое состояние – это естественная реакция на неестественные условия».

Только в Самарской области за последние три года совершено порядка десяти тяжких преступлений, виновными в которых признаны бывшие военнослужащие, прошедшие через «горячие точки». Большинство из них не сумели приспособиться к мирной жизни. Пока житель Самары Владимир Востриков служил в Чечне, его лишили комнаты в общежитии. По возвращении парню пришлось вселиться к своей сестре Елене Яниной. По ее рассказам, брат мучился сильными головными болями, не спал по ночам, кричал, а в транспорте он часто терял сознание. «После Чечни у Володи нарушилась психика, – рассказала «НИ» Елена. – Психиатр выписывал все новые и новые таблетки, но брату становилось только хуже». У Владимира Вострикова был газовый пистолет, который он сам переделал под боевой. Однажды, поссорившись со своим знакомым Андреем Кулаковым, парень застрелил его и находившуюся рядом с ним женщину. Судебно-психиатрическая экспертиза признала убийцу вменяемым. Суд приговорил его к 17 годам колонии.

«Человек, который не успел или не сумел адаптироваться к мирной жизни, быстро теряет контроль над собой, когда ему кажется, что перед ним враг, – продолжает Валентина Мельникова. – Мы защищали молодого человека, который служил в Чечне. Он шел с девушкой с вечеринки, когда к нему начал приставать сосед. Парень разозлился и так избил его, что тот впоследствии умер. Мы начали раскручивать это дело, пригласили психоаналитиков, которые выявили посттравматический стресс. В итоге ему дали условный срок». «При вынесении судом приговора служба в «горячей точке» не относится к смягчающим обстоятельствам, – проконсультировал «НИ» бывший судья Дорогомиловского райсуда Москвы Александр Меликов. – Если только экспертиза не подтвердит состояние аффекта».

Лишние люди

«Если в годы Великой Отечественной войны стресс испытывали и те, кто был на фронте, и те, кто не воевал, то сейчас люди возвращаются из «горячих точек» в другую жизнь, – обратил внимание «НИ» Виталий Бенчарский. – И получается, что в местах боевых действий люди востребованы, от них многое зависит, а в обществе они становятся изгоями. Психологически это очень тяжело». К тому же, по словам специалистов, посттравматический синдром имеет отдаленные последствия, которые, если человеку вовремя не оказать помощь, могут сказываться на его жизни и через год, и через пятнадцать лет после войны.

В России создавать реабилитационные центры пытаются лишь немногочисленные общественные организации. В Москве, например, с 1991 года существует единственный в стране Дом Чешира, в котором проходят реабилитацию инвалиды афганской и чеченских войн. «Врачи и психологи помогают инвалидам адаптироваться в жизни, ребята могут получить направление на учебу, – рассказал «НИ» член всероссийской общественной организации ветеранов «Боевое братство» Вячеслав Калинин. – Правда, в центре может проходить лечение не более 20 человек одновременно. «Боевое братство» готовит проект по созданию сети домов Чешира в Московской области, а в идеале и в каждом регионе страны. Правда, если бы эта инициатива исходила от государства, такая система развивалась бы гораздо быстрее».

Помощь нужна всем

Эксперты не сомневаются, что сегодня в психологической и социальной реабилитации нуждаются даже те солдаты, которые служат не в «горячих точках». «В условиях, которые существуют в нашей армии, помощь высокопрофессиональных психологов и психоаналитиков просто необходима, – выразила «НИ» свое мнение председатель правления Фонда «Право матери» Вероника Марченко. – Отслужившим ребятам нужно заново объяснять, что такое добро и зло, что не нужно бить слабого, что воровать плохо. Те ценности, которые хотя бы декларируются в обществе, в армии превращаются в нечто прямо противоположное». Правозащитники отмечают, что после Афганистана и двух чеченских кампаний офицерская жестокость стала сильнее. «Некоторые офицеры после «горячих точек» не могут служить в армии, – говорит Вероника Марченко. – В обычных частях на территории России с обычными призывниками они начинают себя вести не по-человечески, мы сталкивались с откровенным применением пыток, приводивших к гибели солдат-срочников».

По словам Валентины Мельниковой, Национальный фонд ветеранов вьетнамской войны не раз предлагал свою помощь в организации государственной службы психологической помощи нашим военнослужащим, побывавшим в «горячих точках», однако российские власти всякий раз отказывались. Это и неудивительно. Ведь ветераны чеченской войны не могут добиться даже того, что положено им по закону, – выплаты «боевых», компенсации по инвалидности. Как сообщил «НИ» член правления правозащитной комиссии «Мемориал» в Республике Коми Эрнест Мезак, в Европейском суде по правам человека сейчас находятся 12 дел ветеранов Чечни, которые жаловались на бездействие российских властей, годами не выплачивающих причитающиеся им суммы.

ПОСЛЕ СЛУЖБЫ В НЕМЕЦКОЙ АРМИИ РЕАБИЛИТАЦИЯ НЕ ТРЕБУЕТСЯ

Вообще-то немцы относятся к одной из самых «нервных» наций на планете. По статистике, 51% граждан этой страны ежедневно переживают стресс. Те, кто работает в экстремальных условиях, пользуются в ФРГ повышенным вниманием психологов и психотерапевтов. Военные – не исключение. К тому же и престижность этой профессии здесь традиционно высока. Даже рядовой, почти каждые выходные отправляющийся за казенный счет домой, получает 405 евро ежемесячно. Для сравнения: ежемесячный оклад полковника – от 3300 евро и выше. Вот почему бундесвер избавлен от неуставных отношений. Что касается преступлений, совершаемых бывшими военнослужащими, то, как сообщили «НИ» в пресс-центре МВД ФРГ, специальный учет таких случаев не ведется. Причина проста: количество отставных профессиональных военных, ставших насильниками или убийцами, ничтожно мало. Бывшие солдаты, офицеры и унтер-офицеры дисциплинированны и законопослушны. Один из ведущих психологов общефедерального армейского корпуса Бернд Виллкомм и главный специалист по исследованию поведенческих реакций в бундсвере Альбрехт Хаддинг, не сговариваясь, заявили «НИ» одно и то же: «Наши подопечные не переживали ничего, что напоминало бы «вьетнамский» или «чеченский» синдромы». В последнее время озабоченность психологов вызвал лишь инцидент в Афганистане, где шестерка бойцов из баварского миротворческого контингента ISAF позировала перед любительским объективом с черепами в руках на фоне мусульманских могил. Виновные уже пошли под суд. А в рядах бундесвера после этого начали проводиться специальные психологические тренинги, цель которых – «привить личному составу уважительное отношение к захоронениям и почтение к иным национальным и религиозным традициям».
Сергей ЗОЛОВКИН, Берлин



УКРАИНЦЫ ИЗ СОСТАВА ВОЕННОГО КОНТИНГЕНТА ЧАСТО ИДУТ НА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Около 6% украинских контрактников, решившихся ехать в 2003 году в Ирак, не прошли психологический отбор и потому не смогли вступить в бригаду миротворцев. «Психологическая подготовка наших миротворцев очень слабая, – рассказал «НИ» офицер-контрактник, служивший в Ираке. – В составе украинского контингента в «горячих точках» нередко совершаются преступления и правонарушения». Никакой психологической реабилитации после возвращения из Ирака украинские военнослужащие не проходят. Власти, однако, стремятся изменить эту ситуацию. В министерстве обороны страны «НИ» рассказали, что в этом году в Военном институте Киевского Национального университета им. Тараса Шевченко состоялся первый выпуск офицеров-психологов. Украинские специалисты признают, что реабилитация отслужившим в «горячих точках» ребятам жизненно необходима. «Однажды я оперировала молодого человека, вернувшегося из армии, – вспоминает хирург Института хирургии и трансплантологии им. А. Шалимова АМН Украины. – 25-летний парень выпил кислоту, чтобы покончить с собой. Операцию – пластику пищевода – делали восемь часов. После этого к нему несколько раз приходил психиатр, но о том, что произошло, больной говорить с врачами категорически отказывался. А накануне выписки, рано утром, он выбросился с крыши. Перед тем, как прыгнуть, он написал на снегу: «За родину!» Оказалось, что он служил в Афганистане».
Яна СЕРГЕЕВА, Киев

"