Лоуренс Фишборн

– Я стал актером в 10 лет, когда впервые вышел на сцену крохотного театрика на Манхэттене. А в 12 лет начал играть в мыльной опере на ABC. Знаешь, я в то время считал себя «работающим актером», в моей среде не было такого понятия «ребенок-звезда». Я работал и страшно собой гордился.

– Что для вас важно в этой профессии?

– Страсть. Страсть к игре, к перевоплощению. Есть в этом что-то дьявольское, наверное. Но я люблю это. Хороший актер всегда страстный человек. Он постоянно чувствует какое-то внутреннее бурление, которое просто невозможно игнорировать. Мой учитель говорил, что каждый может писать, но это не значит, что каждый может писать романы или стихи. Так же и с актерством. Человека можно научить основам, но актером он при этом не станет, если нет в нем этой долбаной страсти. Понимаешь? Ты можешь сказать, что каждый немного актер, но тут все-таки важна сила исполнения. Это как в спорте: или ты посылаешь этого ублюдка в нокаут, или топчешься на месте.Есть актеры, которые не могут сложить двух гребаных предложений. Как они могут считать себя актерами, если эти му…ки двух слов связать не могут? (Лоуренс неожиданно переходит на язык нью-йоркских улиц и при этом хитро так посматривает на меня, проверяя реакцию. Похоже, что он играет, поскольку продолжает уже без специфического «черного» акцента.) Молодые актеры хотят быть знаменитыми, они хотят, чтобы ими восторгались и узнавали на улице, чтобы деньги лились рекой. Вот только играть они не хотят, поскольку уверены, что смазливые мордашки и красивые тела – это основа успеха. Они понятия не имеют, что профессия актера – это не только следовать режиссерским указаниям и крутиться перед камерой.

– Какое впечатление на вас произвел Джим Стёрджесс, который играет в «21» главную роль? Он очень молод и актер начинающий...

– Джим... Я сказал ему, что это было действительно очень освежающе, иметь дело с человеком, который серьезно (нецензурно) относится к актерской игре. Ты знаешь, каждый ублюдок в наши дни, записав какой-то хит, что-то там скороговоркой промямлив под барабанный ритм, считает себя долбаным артистом. Джим может вырасти в серьезного профессионала, если, конечно, не зас…ет свою карьеру каким-нибудь дерьмом. Но Джим – англичанин, я думаю, его минует чаша сия. У него есть страсть к игре, и он дисциплинирован, что тоже немаловажно. Долбаная дисциплина, вот где молодые обычно прокалываются, проснувшись однажды гребаными звездами.

– В фильме «21» у вас очень маленькая роль. Почему вы согласились играть эпизод? Потому что съемки были в Вегасе?

– (Смеется.) Конечно, нет. Я как тот парень из анекдота: «Тебе нравится выпивка? – Нет. – Девки? – Нет. – Так какого х… ты делаешь в Вегасе?» Ну, так вот я тот самый парень. Мне Вегас в общем-то по х... Я не игрок. В Вегас можно приехать на шоу или на съемки. Я не мог отказать Кевину Спейси – это первая причина. Вторая появилась, когда я прочитал сценарий. Кольцо! То самое кольцо на пальце у Уильямса (фамилия героя Фишборна, – авт.). Это так сексуально, вот дерьмо! Надо сказать, вообще чертовски крутой фильм получился. Я был поражен Робертом (Лукетич, режиссер). Он сам по себе ужасно крут. Он так лихо завернул сюжет, столько привнес в картину энергии и блеска. И он очень хорошо умеет работать с актерами, а мы это ценим.

– Как вы считаете, нужно ли актеру учиться актерскому мастерству и повышать свой культурный уровень?

– Образование, конечно, важная вещь. Многие актеры сейчас даже не помнят истоков возникновения театра. Эти ублюдки понятия не имеют о греческом театре и основах актерской профессии. Для меня же священен сам факт, что я часть трехтысячелетнего оттачивания актерского мастерства. Если же говорить о студиях там разных, школах актерского мастерства, то, по-моему, они хоть и имеют право на существование, но дают немного. Знание актерского инструментария не заменит таланта. Я учился в процессе работы. В актерской профессии надо придавать значение мелочам. Серьезное отношение и дисциплина тут важны не меньше, чем при работе с ювелирными изделиями.

– Вас часто отождествляют с вашими экранными героями, полагая, что вы человек жесткий и грозный.

– Знаю, знаю. Не я первый, не я последний. То ли это происходит из-за мастерства актера, то ли от общей безграмотности публики, уж и не знаю. Я слышал, что люди меня побаиваются. У меня нет ни малейшего, мать твою, представления почему. Все-таки хочется надеяться, что это из-за моего мастерства: они полагают, что я и в жизни могу быть таким же жестким и нагнать страху. Я же на самом деле ужасно стеснительный человек. Часто люди принимают это за высокомерие и нежелание общаться. Я же просто стараюсь быть незаметным. Если я тебя не знаю, я тебя не знаю. Ты можешь сколько угодно думать, что знаешь меня как старого приятеля, потому что сто раз видел на экране, и умом я это понимаю, но эмоционально ты для меня совершенно посторонний человек, не имеющий никакого права останавливать меня на улице и интересоваться моими делами. Я не скажу, что внимание к моей персоне сильно раздражает, но не люблю лишней суеты вокруг себя.

– Считаете ли вы себя человеком с традиционным набором ценностей?

– Не думаю, что у меня по жизни есть традиционные ценности. Порой я чувствую, что полностью выпадаю (нецензурно) из системы. Как тебе объяснить? Понимаешь, мне начинает казаться, что я живу вне всяких норм и традиций. Я как-то выбиваюсь из общего представления о черных американцах и американцах вообще... Я не окончил школу, у меня нет диплома, я не люблю порнографию, я знаю историю театра, я умею и люблю готовить, я не смотрю спорт по телевизору, я никогда не был в реабилитационной клинике и никогда не играл в азартные игры. Я не говорю в интервью о моих детях и моем свободном времени – это никого, вашу мать, не касается. Мой самый близкий друг – гей, мой наставник и учитель тоже гей. Я черный американец, но не хожу в церковь; я бываю у психоаналитика, если в том есть нужда. Единственное, что в моей жизни есть традиционного, – это мой брак и мои дети от него, ну и развод, конечно, и новый брак, и новый ребенок. А в остальном я совершенно «ненормальный» и нетрадиционный.

– Вы видите кого-то из своих детей актерами?

– Не думаю. Разве что мой сын Лэнгстон. Но он пока в университете учится, ему едва за двадцать. Не знаю. Жизнь покажет. Ты же не спрашиваешь про Дилайлу, которой еще и года нет?

– Какой совет вы могли бы дать своим детям с высоты своего жизненного опыта?

– Тебе даны два глаза, чтобы больше видеть. Тебе даны два уха, чтобы больше слышать, но тебе дан только один рот, и это, чтобы меньше говорить. Не обязательно всем знать, о чем ты думаешь, но если уж ты решил что-то сказать, по крайней мере хорошенько обдумай это.