Режиссер "Кода да Винчи" вынужден оправдываться

Вчера во французских Каннах с треском провалилась мировая премьера кинокартины «Код да Винчи». Специально построенный к первому показу фильма павильон сначала не смог вместить всех желающих ознакомиться с новым шлягером Голливуда, а по окончании сеанса в зале звучал недовольный свист. Некоторые покидали павильон, даже не досмотрев картину. Таких ударов голливудские «великие комбинаторы» не испытывали давно. Впрочем, даже до премьеры, отправляясь из Соединенных Штатов во Францию, режиссер картины Рон Ховард вынужден был оправдываться, поскольку сюжет подвергли резкой критике в религиозных кругах. Своими соображениями о религии, романе и фильме господин Ховард поделился и с «Новыми Известиями».

– С одной стороны, совсем неплохо для режиссера снимать фильм по книге, которая так нашумела. С другой – куча проблем, недовольство Ватикана и прочее…

– Я не принадлежу к породе скандалистов. Устраивать скандалы, ажиотаж вокруг своего фильма мне не свойственно. Тем не менее я выбрал именно эту историю, потому что в ней много сложного, провокационного, интригующего.

– Как насчет негативной реакции в католических странах?

– Я всего лишь режиссер, рассказчик историй, и свобода их выбора лежит в центре моей творческой деятельности. Я уважаю право зрителей на выбор смотреть или не смотреть фильм, но стремление что-либо запрещать тем, кому может показаться что-то в этой истории интересным, я не поддерживаю. Это диктат, а я не поклонник диктатуры.

– Насколько сложно было снимать фильм? Как к съемкам относились власти Франции, страны католической?

– В Париже нам была оказана всяческая поддержка. Снимать в больших городах непросто, я снимал во многих американских мегаполисах: Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Чикаго. Многое лимитировано, нужно следовать строгим инструкциям. Но если нам что-то было разрешено заранее, никто своих обещаний не нарушал.

– Есть ли у вас самая любимая сцена в романе, по которому вы снимали картину?

– Трудно выбрать, но две попробую назвать. Начало с убийством было безумно интересно снимать в Лувре. Сами стены Лувра помогли. Главное – нужно было найти верную ноту, закрутить триллер, с одной стороны, с другой – дать почувствовать подлинность атмосферы, чего мы смогли достичь именно в Лувре, используя множество подлинных шедевров искусства. Это сцена очень важна, это начало истории, и ее все очень хорошо помнят. По-моему, у нас получилось. Вторая – сцена в доме сэра Тибинга, в которой участвовали великолепные актеры: Том Хэнкс, Одри Тату и Йен Маккеллан, обсуждающие безумные идеи, вокруг которых крутится сюжет.

– А что вас как режиссера более всего заботило в вашей работе?

– Имелся отличный сюжет, прекрасные характеры, которыми наполнена книга, нужно было сделать их более живыми и зрелищными. У нас великолепный интернациональный актерский ансамбль, и для меня было истинным наслаждением работать с такими звездами, как Жан Рено, Одри Тату, Юрген Прочнов, и другими, которые сделали эту историю более человечной, эмоциональной.

Том Хэнкс – единственный среди актеров американец, я действительно хотел, чтобы состав был интернациональным, чтобы характеры – при всей выдуманности истории – были как можно ближе к реальности. Я иногда смотрел на всех этих актеров на съемочной площадке и думал: ничего себе, никогда бы не мог вообразить, что буду с ними со всеми работать, да еще в одном фильме.

– Насколько глубоко вы вникали в эту историю?

– Мне не хотелось уходить далеко от книги, даже если что-то в ней не вполне достоверно, потому что, мне кажется, для зрителей наиболее интересно пойти на фильм и сравнить то, что они увидят, с тем, что прочитали в книге. Но, конечно, я не мог полностью перенести на экран все сюжетные линии, от каких-то мне приходилось отказываться. В конце концов, это кино, у которого свои законы.

– Представляете ли вы себе реакцию зрителей в разных странах?

– Мы много разговаривали с Дэном Брауном, который гораздо раньше меня столкнулся со всеми сложностями и разнообразием восприятия этой истории. Повторяю, я не ищу скандала, но осознаю, что в фильме много провокационного, и готов к самой разнообразной реакции. Готов участвовать в любой дискуссии – на самом деле, главное свойство хорошего фильма – вызывать споры. Надеюсь, в картине есть разные уровни – это и просто зрелище, и серьезная пища для размышления.

– В титрах стоит имя Дэна Брауна как исполнительного продюсера. Что это значит?

– Дэн был сговорчив и продуктивен, с самого начала он понимал, что будут неизбежные отклонения от сюжета и изменения. Он не только не сопротивлялся, но и очень сильно помогал. Критически смотрел на некоторые наши задумки, что нам тоже помогло в самом начале. У него был ряд идей, которые не вошли в книгу, но которые мы смогли воплотить в фильме. Помню, однажды, во время репетиции, мы с Одри Тату и Томом Хэнксом несколько часов подряд говорили с Дэном об образе Лэнгдона, о смысле романа, о предыстории и истории. Думаю, что Том взял несколько деталей для воплощения характера Лэнгдона непосредственно от Дэна.

– Вы, вероятно, много раз перечитывали роман и вообще сильно вовлечены во всю эту историю. Вам самому не приходила в голову мысль покопаться в символах полотен да Винчи?

– Я разговаривал с несколькими теоретиками искусства живописи, которые доходчиво объяснили мне символику живописи художников Ренессанса. Это очень интересно, и когда мы снимали в Лувре и выдавалась свободная минутка, я ловил себя на мысли, что понимаю в картинах гораздо больше, чем раньше, понимаю их скрытый смысл. Это здорово. Но и головную боль я тоже получил. Я не стал смотреть на картины другими глазами, все равно я воспринимаю их больше эмоционально, но все же совсем теперь от работы мысли отключиться не могу. В некоторых кадрах фильма есть свои символы, мы играли с Дэном Брауном в своеобразную игру, когда он их разгадывал.

– Как участвовал в работе Том Хэнкс?

– Когда я впервые серьезно задумался о том, чтобы делать эту картину, Том позвонил мне и спросил, не хочу ли я с ним поговорить о «Коде да Винчи», он как раз прочитал книгу, был очень увлечен характером Лэнгдона, ему хотелось играть человека с таким мощным интеллектом. Он был по-настоящему увлечен идеей сыграть этого человека. Ему хотелось проникнуть в суть характера, не делать из него супергероя, он подходил к нему совершенно по-хичкоковски. Обычный человек, который не привык решать свои проблемы насилием, которому никто никогда не угрожал, вдруг оказывается в экстремальной ситуации, когда все вокруг одна сплошная угроза, опасность, тайна. Совсем как у Хичкока – простой тихий человек вдруг оказывается вовлеченным в опасную игру и сам становится подозреваемым.