Posted 15 ноября 2015,, 21:00

Published 15 ноября 2015,, 21:00

Modified 8 марта, 03:25

Updated 8 марта, 03:25

Бывший посол России во Франции Юрий Рыжов

Бывший посол России во Франции Юрий Рыжов

15 ноября 2015, 21:00
Весь мир скорбит по жертвам терактов, произошедших во французской столице в пятницу. Эксперты же пытаются понять, почему трагедия случилась именно в Париже и кто может стать следующей жертвой террористов. С академиком РАН Юрием РЫЖОВЫМ, который в 1992-1998 годах был послом России во Франции, «НИ» побеседовали о том, ка

– Юрий Алексеевич, с исламистами воюют и США, и Англия, и другие европейские страны. Но почему террористы решили атаковать сейчас именно Францию?

– Примерно в 1992 году, когда я приехал во Францию и стал следить за международными делами, я пришел к выводу, что сейсмический пояс (не в геологическом, а в политическом смысле) разделил мир по линии Пакистан-Афганистан-Ближний Восток-Северная Африка вплоть до Алжира. На этой горизонтали идут непрерывные конфликты между различными мусульманскими течениями, территориальными образованиями. Хотя они и воюют, но они все мусульмане, у них совершенно другая цивилизация. Думаю, даже Сэмюэл Хантингтон (американский социолог и политолог, автор концепции этнокультурного разделения цивилизаций. – «НИ») в своей статье «Столкновение цивилизаций» не предполагал, что дойдет до таких терактов в Париже и других городах. Поэтому стоит ли удивляться, что такая трагедия произошла во Франции? В этом смысле мы ничем не отличаемся от Франции. Они воюют в Сирии, и мы там воюем. Разными способами, но воюем. И у нас в центре города теракты случались, метро взрывали.

– Но тогда теракты устраивали чеченские боевики, которые были угрозой только для России. Сейчас же речь идет о террористах, от атак которых не защищена ни одна страна.

– Это не имеет значения.

Рассуждая о сейсмически неблагонадежном поясе, я уже тогда, в 1990-х годах, говорил, что метастазы от него пошли в бывшую советскую Среднюю Азию, на Кавказ и даже на Балканы. И тогда было немало исламских террористических организаций. Хотя они и воевали между собой за сферы влияния, но общий враг для них все равно был один. А кого они выбрали в качестве мишени – вопрос второстепенный. Уже установлено, что один из террористов проник на территорию Европы с потоком мигрантов через Сербию. Причем не так давно, в октябре, кажется. А в Париже он сразу нашел «своих». Это, впрочем, было несложно.

– Можно ли говорить, что Франция оказалась столь уязвимой из-за своего излишнего гостеприимства?

– Я бы не стал так говорить, поскольку толерантна в этом плане не только Франция, но и Германия, и Голландия. На мой взгляд, это не следует делать главной причиной произошедшего.

– Отношение к мусульманам-мигрантам сейчас может кардинально измениться?

– Думаю, как-то изменится. И точно не в лучшую сторону.

– После расстрела редакции «Шарли Эбдо» контроль, кажется, должен был быть тотальным. Почему тогда террористическая атака на Париж стала возможной?

– Думаю, после «Шарли» решили, что это был единичный случай. Контроль усилили, насколько это было возможным, формально или по существу – уж не знаю. Но все равно рассматривали это не как систему, а как особый случай. Мол, журнал спровоцировал, ему и отомстили. А оказалось, что мстят всем: и тем, кто в ресторанах сидит, и тем, кто на концерты ходит, и тем, кто по улице гуляет.

– После атаки на Париж может произойти некая радикализация сторонников исламистов по всему миру? Могут ли они расценить теракты как некий сигнал, призыв к действию?

– Речь идет не о едином террористическом сообществе. Они – сунниты, шииты, курды и другие – между собой могут драться, воевать. В плане радикализации каждые будут вести себя по-своему. Это же не единый фронт, а то, что теперь называется гибридной или сетевой войной.

– Как французские ультраправые могут использовать теракты в своих интересах?

– Как именно – пока сложно сказать. Но то, что обязательно используют, – факт. Это не значит, что Марин Ле Пен выиграет следующие выборы, хотя и набрала чуть ли не третий результат на недавних выборах. Что уже серьезный прогресс по сравнению с ее отцом (Жан-Мари Ле Пен, политик-националист. – «НИ»), который так высоко по голосам никогда не взлетал. А такая радикализация ситуации, конечно, ей на руку. Но политики во все времена пытались сыграть на подобных ситуациях, истолковать их в свою пользу. В России, например, до сих пор не признают, что авиакатастрофа с нашим самолетом произошла из-за теракта. Хотя и до парижских событий большинство экспертов приходили к выводу, что за наше вмешательство в Сирии нам отомстили, взорвав самолет. Официально это по-прежнему не признается, мол, ведется расследование. Почему? Потому что тогда придется признать, что в трагедии косвенно виновата власть.

– На ваш взгляд, готов ли Запад «простить» России Украину и Крым, чтобы объединиться против общей угрозы в лице запрещенной группировки «Исламское государство»?

– Конечно, о Крыме никто не забудет, но некоторое время на нем не будут играть. А украинская проблема останется. Только для нашей власти в каком-то смысле это выгодно. Весь акцент был на Украину, а теперь нашелся другой повод – Сирия. Так что внимание сообщества – и внутреннего, и внешнего – отвлечено.

– Как в ситуации, когда угроза террористических атак становится повсеместной, должна себя вести Россия?

– Наши спецслужбы должны работать лучше. А то они охотятся за учеными-шпионами, а настоящих врагов опасаются, поскольку с ними не так просто справиться.

"