Узники палаты № 6

Дима Щепалкин умер в Медынском психоневрологическом интернате 18 августа 2008 года. Ему был 21 год. Больше двух месяцев его мама Людмила Щепалкина пытается разгадать тайну смерти сына. «Диме с детства ставили диагноз ДЦП, у него была парализована правая сторона, но он ходил, понимал, что ему говорили. В интернате он прожил три года. Я забирала его домой на праздники и в отпуск. И каждый раз приходила в ужас, в каком неухоженном состоянии он пребывал. Приходилось несколько часов его отмывать. Ногти на ногах были не стрижены, как у курицы. На голове – раны, царапины».



«Надоело переодевать и кормить»

В последний раз мать видела сына в марте. Тогда интернатский врач говорил, что у Димы со здоровьем все нормально, а потом оказалось, что он умер от кардиометопатии. «Никогда никто не говорил, что у сына больное сердце, – удивляется Людмила.– Директор объяснила мне, что Дима пошел в туалет и умер. В морге сделали вскрытие, и эксперт сказал, что вытекла мозговая жидкость. Такое могло произойти, если бы сына кто-то ударил. Врач в морге пообещал подготовить экспертизу через месяц. Но когда спустя месяц я ему позвонила, он заявил, что смерть наступила из-за больного сердца. Я в такой диагноз не верю».

Людмила Щепалкина говорит, что часто жаловалась в калужское управление Минздравсоцразвития на плохое отношение персонала интерната к ее сыну. «Диму держали в закрытом отделении милосердия на первом этаже вместе с лежачими больными. Его не выводили гулять. Когда я туда заходила, от запаха мочи невозможно было дышать. Однажды я пришла, а Дима – без трусов. Санитарки мне говорили: «Нам надоело его переодевать, надоело его кормить».



За прокурора ответишь

Медынский интернат находится в селе Дошино Калужской области, в пяти километрах от города Медынь. В основном туда принимают пожилых людей с отклонениями в психике. Но много там и мужчин среднего возраста, обычно с диагнозом дебилизм, слабоумие, ДЦП. Вдоль голых, ободранных стен в тренировочных штанах, темно-синих полосатых шерстяных свитерах в странных позах стоят обитатели интерната. Из палат бьет в нос стойкий запах мочи. «У нас больных выводить на улицу некому. Зарплаты по две-три тысячи рублей. А то, что воняет, – так ведь они под себя ходят. На ночь мы памперсы надеваем, а пеленок бумажных что-то давно не получали», – рассказывает санитарка.

На первом этаже – палата для стариков, второй отдан под «молодежное отделение». Там живут в основном дееспособные больные. Такие получают на руки 25% пенсии. Деньгами недееспособных распоряжаются сотрудники интерната. Они их тратят «в соответствии с нуждами обеспечиваемых».

Кто-то сидит на корточках, кто-то стоит, напряженно прислушиваясь к включенному на полную громкость телевизору. Ко мне подходит Леша Ш. и сразу же начинает жаловаться: «Замдиректора проверял мои сумки, когда я вернулся из магазина. Он вытряхнул все, что там было. Искал водку. Не нашел. Обозвал меня фашистом. Я пожаловался в прокуратуру, и меня чуть не отвезли в психушку». Бывший юрисконсульт интерната Анна Васильева подтверждает «НИ» эту историю: «Леша прибежал ко мне в кабинет. Ухватился за меня и просит: «Не отдавайте меня в больницу, там заколют уколами».



Сало вместо мяса

Анна Васильева проработала в Медынском интернате три года. Недавно уволилась по собственному желанию, когда ей сообщили, что должность юрисконсульта сокращают. Впрочем, это решение руководства интерната для Васильевой не было неожиданным. Она слишком много жаловалась сначала директору, а уж потом в министерство социального развития и здравоохранения в Калуге. «Меня возмущает то, что в интернате заставляют проживающих выполнять работу санитарок и уборщиц, – рассказала Васильева «НИ».– Инвалиды убирают столовую в ночное время, набирают воду в баки. Им помогают и недееспособные, незрячие. Все это делается без присмотра. И самое ужасное: работники столовой недокармливают жильцов. Родственники на это часто жалуются. Я много раз говорила директору, что из пищеблока воруют еду, да и сама видела, как через окно сотрудники передают друг другу сумки с продуктами».

«Жаловалась я в Калугу и на другой вопиющий случай, –продолжает Васильева. – В мае 2007 года к нам поместили мужчину 1937 года рождения. По заявлению дочери он был признан недееспособным. Но вскоре медперсонал обратил внимание, что он у нас человек явно случайный. Об этом узнала директор. Она потребовала от сотрудников «в это дело не влезать». Во время отпуска директора мы подготовили необходимые документы, мужчина обратился в суд. Его признали дееспособным. Но только через несколько месяцев директор нехотя выписала его из интерната».

Неугодной для руководства интерната оказалась и Татьяна Карцева – специалист по социальным вопросам. Сначала ее лишили надбавки за напряженный труд. «Это случилось после того, как я написала служебную записку, что повара ребятам вместо мяса сало дают, – рассказала «НИ» Татьяна Карцева.– Потом я и совсем впала в опалу. Когда началась эпидемия чесотки, это надо было тщательно скрывать от проверяющих инстанций. От меня потребовали, чтобы я купила бензил-бензонат, а в бухгалтерию представила чеки на гематоген. Я возмутилась, но сделала это. А потом отказалась участвовать в других подобных «махинациях». И вот теперь невиданное дело: мою должность сократили. Просто, чтобы от меня избавиться».



Без креста

Несколько месяцев назад в интернате побывала комиссия из министерства. Однако проверяющие ничего не обнаружили. «Те нарушения, на которые в жалобе указывала юрист, не подтвердились. Это были просто «поджаренные» факты», – сообщила «НИ» министр социальной политики Калужской области Галина Донченкова. Впрочем, против одной из санитарок уголовное дело все же возбудили. Проживающие жаловались, что санитарка их бьет. В пятницу Медынский районный мировой суд вынесет решение по этому делу. К сожалению, корреспонденту «НИ» не удалось узнать у директора интерната Татьяны Лазуткиной ее мнение о ситуации в интернате. Ее телефон не отвечал.

Перед отъездом из Медыни я поехала на сельское кладбище. В самом дальнем углу погоста – два холмика без опознавательных знаков. «Это свежие могилы. Я не знаю, кто в них похоронен, – объясняет Татьяна Карцева.– Пока меня от этой работы не отстранили, я дощечки ставила, кресты покупала. А вот недавно, когда я на планерке предложила сотрудникам пойти поухаживать за могилами, меня на смех подняли. Теперь уже поздно. Многие могилы поросли травой, и уже никогда не узнать, кто здесь лежит...»

Если родственники умершего в интернате «постояльца» не забирают его тело, проводы в последний путь и достойное захоронение на кладбище должен взять на себя опекун, которым по закону является Медынский неврологический интернат…