Posted 15 апреля 2015,, 21:00
Published 15 апреля 2015,, 21:00
Modified 8 марта, 03:46
Updated 8 марта, 03:46
Мой день Победы
Дядя Саша Степовой, сняв протез и растирая натруженную за день мозолистую культю, как-то рассказал мне о своей «спасительнице». «В 41-м от румынской границы (он был призван в Красную Армию за год до войны) откатились мы до Тулы. По дороге из пехотинца (из нашей роты в живых никого не осталось) я переквалифицировался в артиллериста. Как оказалось, ненадолго. В бою под Тулой наш расчет накрыло снарядом. Очнулся – вижу рядом со мной лежит рушник с вышитыми петухами, который мне дала в дорогу мама, Сусанна Филимоновна. Не понимаю, почему этот рушник лежит в грязи, если я его из-за отсутствия портянок, намотал на ногу. Потянулся за рушником – достал свою ногу… Так закончилась моя фронтовая жизнь». В 20 лет.
Дядя Гриша Степовой после освобождения Днепродзержинска в октябре 1943 года был мобилизован. Вскоре, в нескольких десятках километров от родного дома, он был убит в первом же бою. От него не осталось ничего: ни фотографии, ни письма, ни весточки, ни могилы. Только память о том, что был у меня такой дядя – Григорий Ефимович Степовой, учитель.
Третий мой дядя-фронтовик – Петр Гаврилович Житняк. В 41-м закончил пединститут и тут же был призван в армию. Путь его лежал из Запорожья в Узбекистан, где он должен был выучиться на летчика. Но из-за полного отсутствия матбазы (т.е. самолетов и авиационного оборудования) их, несостоявшихся летчиков, бросили после Курской дуги в прорыв на Харьков. Дядя Петя был ранен под Чугуевом 25 августа 1943 года. Он просил докторов не жалеть его ногу, успокаивал их: «Ничего страшного, ведь я учитель. Мне и с одной ногой можно жить и работать». Скончался дядя Петя от гангрены 31 августа. В возрасте 22 лет.
От дяди Пети по наследству мне достался его военный дневник, красноармейская книжка и похоронка. Были еще две пилотки – лётная и полевая. Одну из них (ту, что на фотографии дяди Пети) моя бабушка Мария Демьяновна разрешала мне, пяти-семилетнему, примерять. Но только один раз в году. Уже не помню, было это на 9 мая или 31 августа. Ведь до 1965 года не было такого красного дня календаря – праздника Победы.
Эти пилотки дяди Пети мне, как старшему племяннику, в наследство не достались. Их забрала с собой в мир иной бабушка Мария, завещая своим детям – Кате, Ване и Коле положить пилотки своего красавчика в ее гроб. Это единственное, что осталось у матери от старшего сына. И с этой его частичкой она не могла расстаться. «Я ТАМ с ним обязательно встречусь», – часто приговаривала бабушка, разглаживая под пилоткой невидимые нам кудри своего первенца.
Моя будущая мама, 11-летняя Катя Житняк, 13-летний дядя Коля (мой крестный отец) и 15-летний дядя Ваня два с половиной года были в оккупации. Как выжили – достоверно знает только Всевышний. И еще бабушка Мария. Моего дедушку Гавриила Семеновича Житняка вместе с военным заводом из Запорожья эвакуировали в Горький. Оборудование и заводской персонал вывезли в тыл, а их детей и жен не смогли, оставили на произвол судьбы. Такая была у нас страна, такие были у нашего государства приоритеты…
Мой будущий папа, 16-летний Митя, Дмитрий Ефимович Степовой за два года оккупации побывал в заложниках и в немецком концлагере. И дважды бежал из плена.
Если 9 мая – это официальный праздник Победы страны (которой, увы, уже нет) в Великой Отечественной войне, то лично для меня – это праздник Победы жизни над смертью. Праздник, благодаря которому собственно я и появился на свет. Праздник, как незаслуженная лично мной, послевоенным, награда. Как завещание – ненавидеть войну.
Любую войну.
Из дневника старшего сержанта Петра Гавриловича ЖИТНЯКА:
Самаркандская область, город Катта-Курган:«1 февраля 1942 года. Скоро или поздно, но я должен быть на фронте… Как радостно слышать сообщения с фронтов. Наши войска освобождают от немецких оккупантов города и населенные пункты. Но это легко нам не дается, ибо немцы пришли не для того, чтобы посмотреть на наши колхозные поля, социалистическое строительство и перенести наш опыт себе, в Германию, а пришли отнять у нас все то, что мы сделали руками пролитых потом, а нас самих превратить в рабов. Глубоко фюрер ошибся. Он-то посмотрел, да руки коротки у него. Мы ему совсем отрубим. Войска Юго-западного и Южного фронтов перешли в наступление. Освободили много населенных пунктов. Донбасс станет могилой гитлеровским шакалам».
«4 февраля 1942 г. Не мог заснуть и стал читать книгу «Мертвые души». Между прочим, хорошая книга».
«6 февраля. Скоро летать не будем, так как погода не позволяет, да и материальной части не хватает. Учимся шесть месяцев, а ни одного человека школа не выпустила. Здесь такие условия погоды, не очень благоприятные для полетов. Идут дожди. Пасмурно. Ветры».
«10 февраля. Сегодня ровно шесть месяцев, как покинул родной дом, оставил мать, отца, братьев, сестру, друзей и товарищей… Жаль было расставаться с родиной. Встал до восхода солнца. Мать и отец приготовили мне вещи, продукты. Я прошелся по саду, с которым последний раз вижусь… Потом собралась вся семья и здесь я последний раз сидел с ними… Пришли соседи проводить. Собралось много их, они меня уважали, я был одним из тихих и вежливых ребят на поселке. Пожелали мне здоровья и счастья, и провели до балки… Много мыслей о родных, жалко становится, что не простился с Колей – братом, который в это время пошел доставать для меня хлеба. Этот «цыганчук» ни разу и не приснится».
«23 февраля. Сегодня наша страна отмечает 24-ю годовщину Красной Армии. В суровой фронтовой обстановке встречает наша армия свой праздник… Скорее попасть на фронт. Я буду драться с немцами до последнего вздоха.
Вчера прислали мне 7 руб. 28 к. из редакции «Фрунзенец» за статью, которую писал 11 февраля, да получил 4 руб. 20 – так что с деньгами. Такие деньги в армии большие, но мне они здесь не нужны. 10 коп. членские комсомольские взносы, да раз в месяц в парикмахерскую сходишь. Это и все расходы».
«1 апреля. Все готовятся к решающей схватке с врагом. Боевые резервы готовы к отправке на фронт. Наша школа пустила в ход все самолеты, как можно скорее выпустить курсантов. Но мне еще много дней придется ждать покуда буду летать».
«10 июня. Мое здоровье никуда не годное. С 1 по 10 был в лазарете. Ср.Азиатская малярия замучила. Я не в состоянии был письма прочесть от Оли. Теперь надо ей обязательно написать, такому задушевному другу…
Писать так неохота, как умирать».
(На этой строке дневник обрывается).