Провинциальный очерк

Дорогу, связывающую Старую Тойду с райцентром, заметает каждый год. Но мы этого не знали. Да и успели бы вернуться к выборам, но с установкой на скважине насоса вышла заминка, и нам – мне и Сереге Хохлу – пришлось задержаться на два дня. Жили мы в строительном вагончике со сторожем Лександром – мужичком, как мне казалось, лет пятидесяти. Болтливым и незлобивым. Из мебели – стол, две табуретки, продавленная панцирная кровать и чадящая печка-буржуйка. С утра Лександр ждал окончания дня, к вечеру – ночи. Скважина со сторожкой были высоко на бугре по-над Тойдой, и за два дня кроме Лександра мы видели одну живую душу – рыжую лису, кружившую по опушке леса.

«Беднота мы, – перед буржуйкой вспоминал свое житье старик Лександр. – В аннинском ПТУ мне платили 10 рублей – пожрать толком не на что было. Потом помер отец, и жизнь наладилась – стипендию до 90 рэ подняли как сироте. Здесь и на выпить, и на одеться хватало. Лидка банку вишневой бурды за рупь продавала. Ох, перед танцами хорошо-то ее винцо шло…»

Из аннинского ПТУ Лександра, как он сам выразился, «выпи…ли» за дедовщину. Фанеру (били кулаком в грудь) на прописке они по традиции первокурсникам «вышибали», но один из них оказался блатным – аж сын мента из областного Воронежа. Так Лександр не стал пчеловодом-трактористом. Но и не спился – жена спасла. А те из тойдинских, кто поразвелся или не женился, – «уже давно в гробу или на подкошенных ногах ходят». И точно – чистые зомби из американского кинофильма «От заката до рассвета». Мы с высоты бугра на улицах Тойды тени их видели.

Строящийся коровник на две тысячи голов, скважину для которого мы бурили, Лександра не радует – ничего хорошего не выйдет, мутные они, москвичи-инвесторы с Черкизовского мясокомбината.

«Чё ж мутные? У вас же в деревне после развала колхоза ничего нет, – удивлялся Хохол. – А тут работа появится».

«Да москвичи хотят, чтоб мы за 15 тысяч от рассвета до заката вкалывали».

Хохол со злостью дернул стартер дизель-элекстростанции. После чего молча, с остервенением начал ворочать трубы. Жаден он до работы-то.

На что живет Лександр, мы так и не поняли – сторожем он получает четыре тысячи. Жена – безработная. Зато его сокровенную мечту узнали – дожить до пенсии. Да, Лександр все дом хочет отремонтировать. Его отец хату-пятистенок сорок лет назад построил. Ремонта с тех пор не было. Верандочка покосилась, внутри полы проваливаются, в сенях каплет.

Перед нашим отъездом к сторожу пришла жена – его же годов баба. С черным, как и у мужа, от прожитого лицом. Что уж там они прожили, я не понял. Но детей у них нет. Как, впрочем, и скотины.

Его жена все спрашивала у нас, городских, за кого голосовать. Зюганов ей мил, но вот Жириновский – видный мужчина. Правда, для президента «уж агрессивен очень». Ничего не посоветовали. Закончили работу и поскорее вон.

Но не отпускала нас Тойда. Дорогу замело. Старенький «Лансер» уперся в сугроб, и нам пришлось расчищать снежные торосы в полной темноте саперной лопаткой и руками. Работали остервенело – боялись. Я – появления со стороны деревни зомби. Хохол – тойденских тунеядцев, однокашников Лександра. Что, впрочем, одно и то же. Но снег не сдавался. За час прокопали не больше полукилометра. Мы почти отчаялись, но вдруг впереди появились огоньки – грейдер чистил дорогу. К выборам про Тойду вспомнили. Мы были спасены.

Ближе к Воронежу я спросил у Хохла, сколько же Лександру лет?

Тридцать шесть. На год младше меня.