Химеры банковского кризиса

Причина первая: мы на излете очередного семилетнего периода, который отделяет нас от дефолта 1998 года. Еще за семь лет до этого, в 1991 году, мы пережили смену режима в результате путча. Это было тоже в августе. И в 1991-м, и в 1998-м нам пришлось начать жизнь с нуля, налаживать свою личную экономику, новые надежные связи, копить на счастливое будущее. О семилетнем цикле говорят на улице. Коллективное бессознательное проговаривается, как сказали бы психоаналитики. Здесь не нужно проводить математические корреляции. Достаточно послушать гул толпы.

Причина вторая. Мы – коллективистская нация, и любая реакция распространяется в России по нарастающей, как эпидемия. Нужно только создать скандирующую группу, и завтра полгорода будут зомбированы. Кто-то запустил дезу про «кризис», про «списки». Нация, которая всю жизнь прожила по спискам, по которым двигались очереди и на вечное поселение, и на расстрел, и на новую мебель, и на квартиру, люди, которые никогда не жили в достатке, не могли не выдать условный рефлекс – физиологический страх, с которым можно справиться только, если поделиться с соседом или подругой. И – поехало… Мне днем и ночью звонят родственники из провинции, интересуются, советуют, хотя, по моим наблюдениям, денег у них не должно быть вовсе – ни в банке, ни под матрасом.

Причина третья: за долгие годы невзгод у нас выработался комплекс неудачников. Плохие новости вызывают у нас более яркую реакцию, чем хорошие. Перестройка вообще была замешена на признании своей неспособности к прогрессу. Мол, у американцев получилось, у нас – нет. В ходе бессмысленной гонки за победителем мы все больше ненавидели американцев. В 1987-м только 1% россиян считал американцев своими врагами, сейчас таких более 40%.

У нас комплекс пораженца, человека, который поддался на провокацию и теперь переживает разочарование и раздражение, которые возмещаются главным образом на родных богатых. Не-пораженцы определяют планы самостоятельно и не мерят свое счастье несчастьями или победами соседа.

Причина четвертая, вытекающая: нынешний режим – такой же популистский, как и предыдущий, ельцинский. Просто он действует в условиях новой конъюнктуры. Проамериканская, направленная на обогащение, конъюнктура сменилась антиамериканской. Люди не любят богатых, значит, нужно публично богатых наказывать. Все, чего мы ждем и чего мы так откровенно боимся, непременно отольется во внутренней и внешней политике. Вместо разработки прогрессивной налоговой системы, при которой бедный платит 10%, а богатый – 80%, то есть основную часть своего сверхдохода, применяется тактика выборочных и несистематических «порок». Потому что так легко можно избежать всеобщего волнения и протестной реакции со стороны большого бизнеса и вместе с тем заставить его взять под козырек. Потому что большому бизнесу легче сдать одного Ходорковского и ГУТА-банк, чем отдавать свои сверхдоходы. Мы теперь не в России живем, а в комнате желаний. Причем сбываются только самые черные.

Нам мешает развиваться идея социального равенства, которую мы перепутали с идеей социальной справедливости. Нельзя быть талантливым и одновременно быть таким, как все. Нельзя быть умным и не обращать внимание окружающих на свою особенность. И эта наша неспособность отличить черное от белого сейчас на полную катушку эксплуатируется.

Причина пятая, роковая: паника быстро распространяется, если в обществе не работают механизмы солидарности. Вместо солидарности заговор молчания. Паралогическое, языческое сознание подсказывает нам, что если шарахнет соседа, то меня по тому же «закону русской рулетки» или по «закону субботней порки» пронесет. Эта бесхитростная система вероятности заставляет нас жить со школьных лет по принципу: чем хуже соседу, тем лучше мне. Но поскольку очередь, пусть не сразу, доходит до каждого, русский человек живет, как медведь: копит силы в спячке, чтобы ревануть, как только придет время «Ч». Или замелькать пятками в неизвестном направлении. А все остальное время можно жить в полудреме – наваждениями и грезами. Так, между прочим, устроено сознание интроверта, который реагирует на внутриутробные звуки, а не на внешние события. Мы очень долго жили в закрытом обществе и уже привыкли обольщаться домыслами и фантазиями.

Причина шестая становится понятной, если мы ответим на вопрос: а почему мы так легко смиряемся со своими неудачами и даже как бы с радостью узнаем свои образы в кривых зеркалах? Потому что наша позитивная идентичность, а всякий нормальный человек склонен думать о себе хорошо, держится, как на булавках, на гиперкомпенсациях. Пьяница и тот стремится отмываться на праздники, чтобы подтвердить свое позитивное «я». Традиционными сферами гиперкомпенсаций в советский период были космонавтика, спорт, военные достижения и образование. Во все четыре сферы сейчас направляются огромные вливания. И они не вызывают никаких возражений или возмущений. А как же иначе? Жалко только, что в образование вкладывает не государство, а мы с вами – тянемся из последних сил. Трудно представить, что наши дети будут менее образованны, чем мы сами. То, что они будут бедными, нас как-то по старинке не волнует. Напротив, хорошо: не будут задираться, не будут яйца курицу учить. Тем более, не будут золотыми яйцами. Может, поэтому мы и не выходим на демонстрации после того, как был предложен новый закон об образовании, окончательно разрушающий всю систему внешкольного образования и воспитания.

Причина седьмая: мы чокнулись на деньгах. Реакционный закон по образованию, ожидаемая отмена льгот или новый Жилищный кодекс нас не потрясли. А возможные денежные проблемы задели. Денежные фобии никогда не входили в национальные особенности русских. Сегодня среднестатистический россиянин думает: будут деньги – будет счастье, все можно купить. Парадокс: деньги любим и хотим, как манну небесную, а богатых людей хотели бы извести начисто. Ищем первопричину в нарушении закона социальной справедливости. Если бы мир был справедливым, думается и мнится, я был бы богатым. Или: все были бы бедными. Наверное, поэтому провалившиеся в «пирамидальных» переделках пассионарные граждане все равно несут деньги в банки с завышенными процентными ставками. Как на поклон к идолам.

Конечно, причин гораздо больше. Объективно существует, например, неумение банков работать в кризисных ситуациях. Две недели стоит очередь «зараженных» слухами людей, а директор банка разводит руками, не знает, откуда у них сведения. Когда к венерологу приходит зараженный СПИДом, первым делом восстанавливают всю цепочку возможного распространения инфекции. Способ здесь один: спрашивать у пострадавших. Только так можно купировать заболевание.

Но чтобы осознать все эти причины, нужно желание меняться. А вот перемен-то россияне и боятся больше всего. Собственно, об этом хотелось бы предупредить: общество инертно и панически настроено. Достаточно бросить камень в эту тихую заводь, и начнется цунами. Поскольку законы не работают, а все источники информации себя скомпрометировали, остается одно: люди полагаются на интуицию соседа, на инстинкт выживания родственника и гадания на кофейной гуще знахарки. Сезонные изменения атмосферы – вот и все наше небогатое «руководство в кризисных ситуациях».




В новом списке – 55 банков?