Мой день Победы

Дедушка был награжден за мужество и героизм, проявленные при разведывательном броске в тыл врага, орденом Красной Звезды. Затем еще его награждали орденами Отечественной войны и различными медалями. Самой дорогой для него была медаль «За взятие Берлина». В одном из приказов о награждении говорится: «9 февраля 1945 года, получив приказ о наступлении, товарищ Борисов первым поднял свой взвод в атаку. Зашел в тыл дзоту противника, отрезав пути отхода его гарнизона. Получив ранение, Борисов продолжал командовать взводом».

После ранения под Кенигсбергом он долго лежал в госпитале, а затем все-таки продолжил воевать и уже после победы остался служить в освобожденной Германии.

В 1946 году дедушка возвращается в родное художественное училище и заканчивает его с отличием. Сколько мы его помним, он никогда не любил говорить о войне и не любил носить свои награды. Даже в День Победы он не устраивал в доме праздничных посиделок. Наверное, потому что потерял на фронте многих друзей и вспоминать о тех временах ему было тяжело.

Опыт войны обострил в нем любовь к красоте. Он говорил о мощи земли, на которой живет, о красоте мира. Он очень любил путешествовать по самым отдаленным уголкам Советского Союза, делая многочисленные наброски для своих будущих картин. Война не смогла погасить в его душе любовь к искусству. В 1951 году он поступает в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В.И. Мухиной и, блестяще окончив его, начинает писать удивительные акварельные работы в своем уникальном авторском стиле. Его приглашают на ведущие художественные выставки страны, а затем его работы начинают выставляться и в Европе, которую он освобождал от фашизма. Так, годы спустя, он еще раз возвращается на землю, где воевал, но возвращается не с автоматом и своим пехотным взводом, а с мольбертом и акварелью. В 1980 году моему дедушке Борисову Ивану Степановичу было присвоено звание з аслуженного художника РСФСР.

К сожалению, мы с моим братом Сашей Яковым дедушку знали мало, потому что он полюбил Урал, жил и работал в своей мастерской в Перми и в родную Москву приезжал редко. А когда приезжал, то и здесь продолжал работать, не очень любя шумные посиделки и уж тем более разговоры о войне. В 1995 году 30 января, отметив свое 70-летие и немного не дожив до 50-летия Великой Победы, он умер в Перми. То немногое, что мы знаем о его подвигах, нам рассказала наша бабушка, Шевякова Рейната Николаевна. Она тоже была художником, писала очень красивые натюрморты, но ее главным увлечением и делом была художественная керамика. Наш дом и дома многих наших друзей и близких украшают ее удивительные работы. Она, как и дедушка, писала до своих последних дней, стараясь научить нас понимать и любить прекрасное.

Моей любимой историей, рассказанной бабушкой о войне, была, как я ее называла, «История про мед».

«Однажды дедушку и его двух бойцов отправили в разведку. По ранней росе огородами они пробрались в деревушку. Необходимо было выяснить, есть ли там немцы и хоть какая-то еда, так как интендант с провизией опаздывал на три дня. Они зашли в крайний дом, он оказался пустым. Но на столе стояла миска с медом, крынка молока и краюха хлеба. От радости бойцы забыли, зачем пришли. Разломив хлеб, они макали его в мед и запивали по очереди молоком. Дедушка подошел к окну, выходящему на улицу, – и тут же присел. На улице в две шеренги на вытяжку стояли немецкие солдаты и приветствовали своего командира. Быстро посчитав немцев и забрав оставшийся мед, наши опять огородами вернулись к своим».

Бабушке он говорил, что это была самая вкусная еда за все время войны!

Дедушка на фронте был несколько раз ранен. Одно ранение было серьезное – навылет в легкое. Но молодой организм справился. Еще одно ранение, как говорил сам дедушка, было «смешное» – в пятку, как у Ахиллеса. Но когда он это рассказывал, бабушке было совсем не до смеха. А случилось это под Кенигсбергом. Противотанковый снаряд разорвался очень близко от дедушки, его контузило. Санитарка показала ему, как дойти до медсанбата. Шатаясь, он пошел через все поле. Рядом рвались снаряды, свистели пули, но он все же дошел. Когда его выписывали, медсестра принесла ему сапоги. На одном был срезан каблук и пятка. «А вот с шинелью твоей я намучилась – сказала она – три вечера ее чинила. Пятнадцать дырок от пуль да от осколков зашила. И как ты только жив остался?»