Татьяна Анциферова

– Татьяна, вы как-то без энтузиазма вспоминаете песню «До свиданья, Москва», под которую рыдала вся страна. Или это показалось?

– Уже 34 года прошло... И, конечно, остались воспоминания об Олимпиаде, о том прекрасном времени, когда тебе 26 и ты надеешься, что все лучшее у тебя впереди. Но на тот период... Во-первых, Александра Николаевна Пахмутова и Николай Николаевич Добронравов сначала говорили, что я буду самостоятельно петь эту песню. Я записала три варианта. А потом... Может, это и прозвучит несолидно... но «нарисовался» Лев Валерьянович Лещенко, который как будто «с телевизора сошел». Естественно, весь мой энтузиазм сразу рухнул.

– Не хотели петь с ним?

– Я понимала, что Лев Валерьянович певец, прославляющий советскую власть, «знамя» того строя. Поэтому для меня это внутренне было как-то не очень приемлемо. Ладно, думаю, запишу, а там видно будет. Больше всего меня расстроило, что записывали на один микрофон и на итоговой записи меня не очень хорошо слышно. После того как мы спели, Александра Николаевна в шутку сказала: «Лева, вокруг твоего голоса появился ореол в виде голоса Татьяны». А мне бы никак не хотелось быть его ореолом.

– Прекрасно помню, как в начале 80-х из каждого окна звучал ваш голос. Люди ждали новых песен, но сначала все пошло на спад, а потом вы вообще куда-то исчезли. Ходили слухи, мол, Анциферова «потеряла голос», «эмигрировала в Америку», вас «закрыла» Алла Пугачева. А что случилось на самом деле?

– Во-первых, до 1982 года, когда я перешла в «Москонцерт», моя концертная деятельность не прекращалась. А на спад она пошла по объективным причинам: выяснилось, что я тяжело больна. Весной 1981 года врачи вынесли «приговор» – «диффузный токсический зоб», в народе – «базедова болезнь»...

– Переизбыток гормонов щитовидки?

– Да. Я в тот период только знала, что ею болела Надежда Константиновна Крупская и то, что эта болезнь сильно уродует человека внешне. То есть из красавицы ты можешь превратиться в уродину. Я не имею в виду себя, но... Я видела миловидную Крупскую на снимках в 20 лет и – в 20-е годы. Небо и земля!

– Как это ощущалось физически?

– Выпадают клоками волосы... Дрожат руки, кружится голова... Я могла грохнуться в обморок в любой момент. Несколько раз падала – в кровь разбивала коленки. Вот такая была «падучая». Есть видеосъемка: мы с Лещенко поем «До свидания, Москва» для «Песни-80». Там Леонид Утесов мне дарит цветы... Но я не люблю смотреть эту запись, потому что по дороге в «Останкино» мне стало плохо в автобусе, и в кадре все это видно. А сколько карет «скорой помощи» приезжало ко мне на концерты?.. Пока не знала диагноза, я и к экстрасенсам ходила, и фитотерапию пробовала, и ездили мы с мамой в Ульяновск к «местному светиле» – бабке-повитухе. Но болезнь прогрессировала. Позже, в 1983 году, у меня отнялись ноги... А после операции врачи сказали: «О возвращении на сцену и не помышляйте!» И речь шла тогда не о том, чтобы сохранить голос, а о том, чтобы остаться в живых. Вот поэтому я и «притихла». Конечно, это главная причина. Но не только она. В 1982 году мы с Зацепиным (композитор, который написал песни к «31 июня») начали готовить новую пластинку, но случилось горе – у Александра Сергеевича умерла жена. И вскоре он уехал во Францию. Из страны уехал композитор, который для меня писал.

– А Пугачева? В каком-то старом интервью вы сказали, что перешли ей дорогу с «31 июня» и она приняла меры. Вам интуиция что-то подсказывает или есть, как говорят в российской прокуратуре, веские конкретные доказательства?

– Никаких у меня доказательств нет. Интуицию женскую тоже, как говорится, к делу не пришьешь. Могло быть, могло не быть... Я давно забыла об этом. Мне кажется, каждому дается такая судьба, доля и ноша, которую он может нести и какую заслуживает. Значит, я не настолько была хороша, не настолько упорна. Да у меня и на самом деле не было амбиций занять трон первой певицы СССР, куда некоторые меня сватали.

– После операции вы все же вернулись на сцену?

– Сначала работала в грозненской филармонии. С группой «Аэробус» и Валерием Ободзинским выступали во Дворцах культуры. Потом я родила сына. Нянчить его, кроме меня, было некому. Поэтому всю свою концертную деятельность я сразу задвинула на задний план. Но песни все равно записывала. В 1991-м спела партию Магдалины для русской версии рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда». Работала с «Калиновым мостом», «Запрещенными барабанщиками», Найком Борзовым и «Ва-Банком». И с Зацепиным... Он приезжал из Франции, мы с ним делали новогодние «елки» в Кремле и в Цирке на проспекте Вернадского, записывали «Русское Рождество в Париже» для французского музыкального театра. Я там озвучивала 16-летнюю героиню русского происхождения Натали, а Бабу-ягу – Людмила Марковна Гурченко.

– Не пробовали «раскрутиться»?

– Предлагали... До 1992 года мой муж работал вторым дирижером в оркестре Анатолия Кролла. Когда Росконцерт прекратил существование, Кролл ушел, и оркестр остался «у разбитого корыта». Володя с приятелем, чтобы спасти коллектив, учредили коммерческую фирму «Полиарт», занимающуюся организацией концертов. Работали с Вилли Токаревым, с такими популярными еще со времен СССР иностранными группами, как Baccara, Maywood. Иногда в «Полиарт» приходили сомнительные люди с кейсом, набитым пачками долларов, и, как выражался Володя, «приносили подачку певице Анциферовой в виде миллиона долларов – на раскрутку». Я спрашивала: «И что ты ответил?» – «Что нам ничего не надо».

– Он не хотел связываться?

– Говорил: «Ты что, дорогая моя, хочешь, чтобы тебя по ночам вызывали на дачу петь там «олимпийского Мишку?!»

– Неужели не хотелось «восстать из пепла»?

– Честно? Такой ценой – нет. Мы с Володей работали в Театре музыки и драмы под руководством Стаса Намина. Володя делал аранжировки, я записывала для спектаклей музыкальные номера. Потом ко мне стали обращаться за помощью – передавать опыт, учить вокалу.

– Вашими самыми известными учениками были Топалов с Лазаревым...

– Моим самым известным учеником был бывший спикер Госдумы Сергей Бабурин.

– Талантливый вокалист?

– Он вообще уникальный человек – все начинал, можно сказать, с нуля и многого добился. Мы с ним отзанимались сто уроков, выучили 15 песен, записали пластинку, он снял два клипа. Сергей Николаевич за время наших занятий даже похудел на 20 килограммов. Я его заставила делать дыхательную гимнастику. А она не такая простая...

– Вы ощущаете себя, скажем так, ретро-певицей?

– Слово «ретро» для меня вообще не подходит. Я просто певица, очень современная, живущая сегодняшним днем и надеющаяся, что я еще что-то интересное запишу и продемонстрирую. Я тружусь каждый день. Я много чего делаю. Не может же быть так, что я себя шлифую только для того, чтобы саму себя слушать. Все-таки нужно, чтобы кто-то еще узнал о том, что я люблю людей, люблю для них петь.

– То есть от Татьяны Анциферовой еще можно ждать прорыва?

– Надеюсь. И глаз горит, и мозги все время в работе. Только если бы еще здоровье было – оно по-прежнему еще иногда мне ножку подставляет. Но я как цыкну на него – и отступает...