Лекарство от давления

Ставропольский студент Магомед Алиев, подозреваемый в пособничестве терроризму, был арестован 24 ноября, а спустя всего три дня был доставлен в больницу с тяжелейшими травмами – в частности, у мужчины были повреждены несколько отделов мозга, сообщали ранее СМИ со ссылкой на адвоката Алиева Ольгу Камилову. По сведениям г-жи Камиловой, сразу после операции на мозге конвой пытался забрать его в тюремную санчасть, хотя подозреваемый был в коме. Ко вчерашнему дню Алиев в сознание не пришел и находится в городской больнице. Хотя Магомед Алиев, скорее всего, останется инвалидом на всю жизнь, освобождение из СИЗО ему вряд ли грозит, предостерегают правозащитники.

В российских колониях и СИЗО находятся тысячи больных заключенных, при этом во многих случаях они не получают никакой медпомощи, указывают правозащитники. В частности, лишение лекарств, по их сведениям, послужило одной из причин бунта в СИЗО-1 Челябинска, устроенного заключенными в ночь на понедельник. Проверять, насколько медобеспечение подследственных соответствует норме, предстоит комиссии из центрального аппарата ФСИН России, сообщили в пресс-службе ведомства.

В ноябре этого года осужденные ВИЧ-инфицированные женщины из колонии №7 города Зеленокумска Ставропольского края сообщили правозащитникам, что три месяца не получают жизненно необходимую антиретровирусную терапию. После того как адвокат правозащитной организации «Зона Права» Андрей Сабинин выехал в исправительное учреждение, лекарства сразу же нашлись. Пострадавший от похожих «воспитательных мер» осужденный Сергей Евдокимов из Подмосковья в конце ноября обратился в Коломенский горсуд Москвы с иском о трехмиллионной компенсации за неоказание медпомощи: в 2012 году, находясь в коломенском СИЗО-6, Евдокимов не получал антиретровирусную терапию более полугода. За это время его состояние существенно ухудшилось: ВИЧ достиг стадии 4-В, развилось множество вторичных заболеваний, в числе которых туберкулез. А отбывавший наказание в нижегородской ИК-3 гражданин Казахстана, страдавший ВИЧ, не дождался ни медпомощи, ни освобождения, ни компенсации: в середине ноября мужчина скончался через день после того, как ему отказали в актировке (освобождении по состоянию здоровья).

«Я не могу точно утверждать, что ситуация с ВИЧ-инфицированными женщинами – элемент давления, об этом не заявляют сами заключенные. Однако лекарства были, но их почему-то не получали заключенные – это факт. Как только я вмешался в ситуацию, в течение суток эти лекарства привезли. И завезли на год вперед. Возможно, это просто халатность», – рассказал «НИ» адвокат Андрей Сабинин.

Неоказание медицинской помощи чаще используют именно в качестве инструмента давления на заключенных, заочно возразила в беседе с «НИ» член московской ОНК Зоя Светова. Она напомнила «НИ» о деле тяжелобольной предпринимательницы Натальи Гулевич, которая обвинялась в мошенничестве. «Оперативники запугивали ее. Даже когда мы добились ее перевода в гражданскую больницу, они приезжали туда, чтобы оказать давление на врачей. Уговаривали не выдавать заключение о том, что Гулевич тяжело больна и может быть освобождена из-под стражи», – отметила «НИ» правозащитница. Ситуация с Натальей Гулевич разрешилась в ее пользу: после подачи жалобы в ЕСПЧ ей заменили наказание на условное.

Основная проблема российской тюремной медицины – формальный подход, заметил «НИ» юрист Олег Анищик: «Они смотрят на правительственный список заболеваний, при которых человек подлежит освобождению. Подпадаешь – выходишь на свободу. Не подпадаешь – остаешься за решеткой. Без вникания в конкретную ситуацию».

Даже когда удается доказать, что заключенный подходит под перечень заболеваний в постановлении правительства №54, суды принимают положительные решения по актировке лишь в 40–50% случаев, рассказал «НИ» бывший глава столичной ОНК Валерий Борщев. Правозащитник напомнил «НИ» о случае онкобольного Николая Козлова, который был обвинен в экономическом преступлении и скончался в мае 2013 года. «Суд принял точку зрения тюремного врача, что ему оказывается медпомощь в полном объеме и есть положительная динамика. Однако через неделю человек попал в реанимацию, а через две – умер», – рассказал «НИ» Валерий Борщев.

По мнению г-на Борщева, 54-е постановление несовершенно само по себе. «Во-первых, оно ориентировано только на умирающих. Иногда врачи соглашаются, что зэк подходит под постановление, но не доживает даже до суда», – говорит г-н Борщев. Далеки от идеала и нормы медосвидетельствования заключенных: «Туберкулез в местах лишения свободы должен определяться и бактериологически, и гистологически. С бактериологией все понятно, а гистологическое обследование – это очень опасно. Надо забраться в легкое и взять у человека кусок ткани. Иногда это приводит к летальному исходу», – рассказывает г-н Борщев. По его словам, отдельные нормы постановления не соответствуют современной медицине: «Например, в перечне указана 4-я стадия рака. Но в последнее время в онкологии используется шкала Глиссона – от 1+1 до 5+5. А гистологический анализ по Глиссону суд может не принять. Есть онкозаболевания, которые вообще не имеют никаких стадий».

Неоказание медпомощи ЕСПЧ чаще всего считает нарушением статьи 3 Европейской конвенции прав человека, закрепляющей право не подвергаться пыткам и бесчеловечному обращению. «В крайне редких случаях это статья 2 – право на жизнь. Для этого человеку необязательно умирать, но должна быть реальная угроза жизни. И еще реже это может быть 8-я статья – право на уважение личной жизни, включающее в себя право на физическую и психическую целостность», – комментирует «НИ» Олег Анищик.

Постановлений по делам против России, связанным с тюремной медициной, Страсбург принял достаточно много; много жалоб находится на рассмотрении суда и в данный момент, говорит г-н Анищик. Так, 8 декабря ЕСПЧ коммуницировал жалобу парализованного Владимира Топехина, который пожаловался на пыточные условия в «Матросской Тишине» и костромской колонии № 1. В июне этого года Владимир был освобожден для лечения и теперь добивается компенсации. А 19 ноября ЕСПЧ требовал оказать экстренную помощь осужденному Владимиру Климову, умирающему от рака в читинской ИК-5. После вмешательства Страсбурга Климов был переведен в другую колонию, где по крайней мере есть онколог.

«Сотни людей обращаются к правозащитникам за помощью и говорят, что, кроме папаверина, анальгина и магнезии, нет ничего, да и этого не допросишься. Когда мы предлагаем свою помощь больницам, руководство отказывается, отвечая, что у них все есть. И это, безусловно, странная ситуация», – подчеркнула член московской ОНК Анна Каретникова. По ее мнению, часть проблем можно решить и без обращения в надзорные органы и суд: «Мы пытаемся договариваться с врачами. Используем для этого социальные сети. На жалобы мы получаем формальные отписки, что, мол, смертность у нас падает, а выздоровление повышается».

В редких случаях правозащитникам удается добиться актировки заключенного и даже наказания для тюремных начальников. В конце ноября в Челябинской области после вмешательства ЕСПЧ был освобожден заключенный Андрей Лавров, у которого была диагностирована неходжкинская лимфома. Лечащий врач заключенного показал суду, что в тюремной больнице № 3 областного ГУФСИН не было никакой возможности проводить ему химиотерапию и лучевую терапию. А в середине ноября было предъявлено обвинение фельдшеру колонии-поселения № 27 города Ленинска Волгоградской области, который не оказал помощь осужденному после избиения.

По мнению общественников, ситуацию могла бы изменить передача медсанчастей и тюремных лазаретов в подчинение Минздраву. «Дело в том, что Минздрав отказывается от этого. К тому же недавно первый заместитель директора ФСИН России Анатолий Рудый заявил, что ни за что не отдаст тюремную медицину», – сказала «НИ» г-жа Светова. По ее мнению, переподчинение Минздраву несколько улучшило бы ситуацию: «По закону и по принадлежности врачи стали бы независимыми. Но в нашей стране, где люди всего боятся, а на любого медика можно найти компромат и шантажировать этим, и такой перевод не сильно поможет», – подчеркнула «НИ» Зоя Светова.

«Был у меня такой Владимир Орлов. 20-я больница дала ему справку, что он подлежит освобождению. На следующий день в больницу пришел оперативник – и врачи изменили свое мнение. Потом то же самое случилось с 47-й больницей. Только после вмешательства заммэра Орлова дали освободить», – рассказывает «НИ» Валерий Борщев. По его словам, если передача колоний в подчинение Минздраву невозможна, то необходимо по крайней мере установить над ней контроль гражданской медицины: «Сейчас Росздравнадзор и фонд ОМС в это не лезут».