75 минут из 200 часов: Аскольд Куров снял фильм о «Новой газете»

Диляра Тасбулатова

Главный герой здесь, конечно, легендарный Дмитрий Муратов, он же и главред «Новой». Правда, в конце фильма его переизберут (?!), к некоторому недоумению не только Курова, проведшего несколько месяцев бок о бок с Муратовым, но и, так сказать, нашей прогрессивной общественности.

С Муратовым свыклись, он уже четверть века рулит, полжизни, можно сказать: и он, конечно, и душа этой газеты, и гроза журналистов, и ее жупел, и символ. Бренд, в общем. Правда, скандалом тут не пахнет, свое переизбрание он сам инициировал, отказавшись участвовать в выборах: видимо, все-таки устал за эти годы. Устал, но таки оставил за собой право вернуться (в фильме он прозрачно на это намекает).

…Я, кстати сказать, несколько лет с ним поработала: обаятельный мужик, тогда еще считай, парень, остроумный и легкий на подъем, соображает быстро, парирует мгновенно; любит блестящих людей, которыми себя всегда окружал; и, надо сказать, понимает, как делать газету. Начинали они небольшой командой, отделившись, кажется, от «Комсомолки» - вместе с Михалычем (так Сергея Соколова все называют, которого Бастрыкин в лес возил, известная история) и Акрамом Муртазаевым, гением заголовков. Акрам еще сочинял короткие изречения, «АКМ» - в каждый номер. Это его перлы: «Вертухайная реальность» (заголовок к большой статье) или «Не спиться б, няня» (по разделу АКМ).

Правда, из старой команды мало кто остался, ну и самых отчаянных журналистов автор не показал, из соображений безопасности; так что в кадре почти все время совсем молодые да ранние, новое поколение идеалистов. Аскольд, я так поняла, и сам идеалист, да и это логично: скажем так, цинику и в голову бы не пришло снимать фильм о редакционных буднях оппозиционной газеты.

Впрочем, это, возможно даже и не так важно - циник ли режиссер или, скажем так, прагматик, или идеалист: в иных случаях важно даже не это, а мастерство. Я так понимаю, фильм намеренно снят в стенах редакции – коридоры и кабинеты, планерки, застолья и разговоры; а задача эта не так проста, как может показаться. Так снимают модные сейчас румыны: камера зажата, например, в тесной квартире, где почти нет «воздуха», возможности красивых круговых панорам и спасительных пейзажей – намеренный аскетизм, ставящий перед автором задачи почти невыполнимые.

Забавно, что поначалу Аскольд испугался: и даже не тесноты (этот прием был намеренным, а мастерства ему не занимать), а того обстоятельства, что фильм должен был быть «юбилейным», в аккурат к 25-летию газеты. Как делаются такие «корпоративные» ролики, юбилейные заказухи, всем известно, это почти как фото на память, привет из Сочи, на первом плане директор в панаме, сзади бухгалтерия. Снимать такое мало кому захочется, разве что халтурщикам ради денег, но Муратов дал Аскольду полную свободу – делай что хочешь и как хочешь, я даже материал отсматривать не буду.

Вообще, не знаю, как кому, но фильмы о буднях редакции, да еще такой, где всюду подстерегает опасность («Новая» возглавляет печальный рейтинг погибших журналистов) – это всегда интересно. Тем более что Куров, благодаря своему мастерству, делает свой «производственный» фильм невероятно пластичным: все эти хождения туда-сюда по одному и тому же коридору, эти совещания и просто разговоры о том о сём у него полны какого-то, что ли, значения. Даже, скажем так, тайны - так и ждешь, что сейчас что-нибудь эдакое произойдет.

Что именно произойдет, я ниже напишу, а сейчас немного отвлекусь - вспомнила, какие в «Новой» были планерки, таких нигде не было, не заснешь, даже если с похмелья. Прямо вот «на работу как на праздник»: помню, я пришла туда, плюнув на зарплату в два раза больше, из полу-глянца, где мне надоело писать, сколько сумок у очередной голливудской звезды.

Впрочем, не стоит никого и ничего идеализировать: всё, как любят говорить уклончивые люди, «сложно», человек есть человек и идеальных мест не бывает. Но какой-то период романтических упований, конечно, был: собственно, я, например, туда стремилась из-за Вячеслава Измайлова, спасшего около двухсот человек из чеченского плена, незаметного героя, скромнейшего с виду человека. А на самом деле человека из железа, пополам с золотом, хотя золото – мягкий металл… Вот бы кому дать Нобелевскую мира: жил он только ради этих пленных, даже семью из-за них потерял (пришлось им уехать заграницу, слишком было опасно).

…Было это 20 лет назад, но, судя по фильму Курова, «Новая» - место самовозрождающееся: одно время мне казалось, что уже и там стало неинтересно. Интерес, правда, «подогревается» новейшей историей России – когда тебе в редакцию то письмо с порошком внутри пришлют, и надо вызывать «ликвидаторов» в химзащитных костюмах, то на совете муфтиев в Чечне объявят тебе священный джихад… Я уже не говорю о бесконечных угрозах и прослушках. О том, как Ленку Милашину избили и угрожали вообще прикончить.

И хотя и при мне ребята вечно звонили из ментовок (журналистов «Новой» постоянно задерживали из-за отсутствия прописки, там много работает «неместных», как-то и меня сцапали, помню), но чтобы приходилось спасать в буквальном смысле, от экстрадиции в Узбекистан, где журналиста «Новой» Али Феруза ждала смерть, - такого на моей памяти не было. Через 20 лет режим стал более жестким: убийство Политковской, Маркелова, Бабуровой, Эстемировой и таинственная смерть Щекочихина произошли в сравнительно недавние времена.

Ну и что касается «художественности», мастерства Курова и Кирилла Сахарнова, режиссера монтажа. Оба они работали, что называется, «на разрыв аорты»: когда из двухсот часов отснятого материала (Куров почти жил в редакции) остается 75 минут – это, извините, уже почти подвиг. То есть Куров не стал полагаться на самоигральность материала, его значимость и «скандальность»: мол, и так съедят, уж больно тема острая. И вот здесь-то и случился эффект «док», когда из репортажа вырастает ничто иное как образ. Зритель, по наивности и незнанию, может подумать, что это делается впрямую - снял кусок, пошел следующий. Как кинокритик со стажем, ответственно заявляю, что то, что мы видим в результате долгого присутствия автора в редакции – работа изощренная, сложнейшая, тонкая. Это уже никакой ни «док», а крупное, как писали в советских газетах, художественное полотно.

И монтаж, конечно: Кирилл 4 месяца монтировал, а как он это делает я, слава Богу, знаю: он и наш фильм, о Холокосте, монтировал, до микрона вымеряя темпо-ритм. Я понимаю, что «обывателю», так называемому простому зрителю, все равно, кто там что до микрона выверяет, ему нужно получить впечатление - и может даже, как ни странно, удовольствие (я вот на просмотре фильма о буднях газеты как раз таковое, вы будете смеяться, и получила).

Тут и сама, как говорится, жизнь, подсказала, какова должна быть композиция фильма: пока снимали, было непонятно, согласится ли Россия не депортировать Али в Узбекистан. Снимали процесс спасения. И вот, финал – слава Богу, все закончилось хорошо, Али свободен, его удалось спасти…