Posted 10 июля 2012,, 20:00

Published 10 июля 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:25

Updated 8 марта, 05:25

Координатор движения «Архнадзор» Рустам Рахматуллин

Координатор движения «Архнадзор» Рустам Рахматуллин

10 июля 2012, 20:00
Этот год – год 200-летия Отечественной войны 1812 года. Главным столичным памятником победы в ней считается Триумфальная арка на Кутузовском проспекте. Однако это – новодел 1960-х годов, построенный взамен снесенной арки у Белорусского вокзала, рассказал «НИ» координатор движения «Архнадзор» Рустам Рахматуллин. По его

– На прошлой неделе «Архнадзор» выступил против воссоздания церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи, взорванной французами в 1812 году. Почему градозащитники требуют отказаться от восстановления памятника?

– Потому что эта церковь будет «сочинением на тему». Получится один из тех храмов, которые мы видим в новостройках. Другой аргумент против – давность срока. С утраты храма прошло 200 лет. В-третьих, тогдашний Синод принял иное решение – вместо взорванного был построен храм подальше от стены Новодевичьего монастыря. А уже этот, второй храм снесен при Сталине. Увы, его место застроено. Если вкладывать средства в памятники 1812 года, лучше отреставрировать существующие.

– Это какие?

– Их много. Кремль. Петровский дворец. Дом генерал-губернатора Ростопчина на Большой Лубянке, 14, – именно в своем доме, а не в казенной резиденции на Тверской он распорядился о поджогах. Удивительный памятник, это ведь еще и палаты князя Пожарского, то есть дом, отвечающий за отражение обеих интервенций, юбилеи которых мы в этом году отмечаем. Шедевр архитектуры XVII века, совершенно запущенный, трижды перепроданный и сейчас по суду возвращаемый в госсобственность. Гостиный двор – очаг пожара. Или «дом-комод» Трубецких на Покровке, 22, о котором в нескольких французских мемуарах говорится как о другом очаге пожара – якобы над ним что-то взорвалось. Или французская полиция – усадьба Долгоруковых, Покровка, 4, дом во дворе, где был показательный суд над русскими поджигателями. Или дом Мусина-Пушкина на площади Разгуляй, где сгорело вместе со всем его собранием «Слово о полку Игореве». Есть дома, связанные с эвакуацией великих людей. Например, дом Герцена – человека, которому тоже 200 лет в этом году: Литературный институт, Тверской бульвар, 25. Младенца Герцена вынесли едва не из огня. Его отец добился аудиенции у Наполеона, поскольку опоздал уехать из Москвы. И его выпустили с условием, что он передаст императору Александру письмо о мире. Наконец, есть адреса «Войны и мира», в том числе вымышленные: «дом Ростовых» на Поварской, 52, «дом Болконских» на Воздвиженке, 9.

– Сколько в нынешней Москве домов, заставших ту войну?

– Тысячи, без преувеличения. Представление о том, что Москва сгорела полностью – это миф, который обедняет наши представления о городе. Надо понимать, что «сгорел» для каменного дома – значит, «стал непригоден для жизни». Сгорали деревянные перекрытия, кровли, внутреннее убранство, но при умеренной силе огня стены никуда не девались. Более того, чем древнее дом, тем лучше он сохранялся: сводчатые конструкции палат и церквей выдерживали огонь, а сгорали плоские потолки и деревянные перекрытия более поздних строений. Почти все церкви уцелели как здания. Они выгорали изнутри, их предстояло заново освятить и воссоздать убранство. Кроме того, есть районы города, где не было пожара. Мы знаем о них по карте 1813 года, показывающей движение огня. Ее созданию предшествовала инвентаризация каждого владения, поэтому карта очень точная.

– А что не горело?

– Например, западные предместья – Хамовники, Девичье поле, Пресня, Кудрино. Некоторые территории, где дислоцировались наполеоновские части. В Хамовниках, например, находился корпус Даву. Уцелели некоторые районы внутри Земляного Вала, например Патриаршие пруды – там квартировали итальянцы Евгения Богарне, сохранилась его резиденция. Известно еще, что французы тушили Кузнецкий Мост, французскую колонию. Есть легенда, что тушили армянскую колонию, это территория Армянского переулка. Телохранитель Наполеона, мой тезка Рустам, был армянином. На таких территориях можно найти деревянные дома XVIII – начала XIX веков.

– Сколько деревянных зданий сохранилось?

– Например, дом князей Мещерских на Садовой-Кудринской, 7, во дворе. Дом Щербатовых, больше известный как дом Владимира Даля, на Большой Грузинской, 4, во дворе. Возможно, сейчас это самые старые деревянные постройки Москвы – 1770-е годы. Есть еще дом Протковой 1800-х годов, ныне флигель Филатовской детской больницы, выходящий на Садовое кольцо, Садовая-Кудринская, 15. Сохранился деревянный дом Сытиных 1806 года, Сытинский переулок, 5, рядом с метро «Пушкинская». На востоке старой Москвы – усадьба Разумовского, 1802 год, улица Казакова, 18. К слову, это третья резиденция Мюрата, который дважды убегал от огня и, наконец, остановился там. Дом Разумовского – полукаменный-полудеревянный. Одно деревянное крыло сгорело в 1999 году, когда усадьба перешла Академии художеств Церетели, другое сохранилось. В той же части города есть полукаменный-полудеревянный дом Муравьевых-Апостолов, Старая Басманная, 23. Сейчас его реставрируют наследники. Они по-честному сохранили верхний деревянный этаж 1802 года постройки. Если включать в рассмотрение земли бывшего Московского уезда, вошедшие в черту Москвы, то надо назвать Кусково и Останкино. Оба дворца были разграблены французами, но не горели. Кусковский дворец на сегодня – самый старый деревянный дом Москвы, конец 1760-х – начало 1770-х годов.

– Существовали и более старые дома?

– В последние годы мы потеряли два деревянных здания, которые претендовали на звание древнейших, оба в Хамовниках. Это дом Всеволожских, которому было около 300 лет, на территории фабрики «Красная роза», улица Тимура Фрунзе, 11. Там жил во время французской оккупации генерал Компан и была наполеоновская типография, потому что Николай Сергеевич Всеволожский владел частной типографией с литерами на разных языках. Еще раньше, в начале 2000-х, мы потеряли дом Трубецких на улице Усачева, 1. Это усадьба, от которой сохранился Трубецкой парк возле Дворца молодежи. Теперь «дом Трубецких» бетонный, а «дом Всеволожских» – деревянный, но из дачного кругляка. Сруб был раскатан и заменен на 100%.

– Это результаты реконструкции?

– Да. В первом случае это было названо реставрационным решением. Во втором случае работы вышли из-под контроля. Подрядчик действовал на свое усмотрение, Москомнаследие не уследило, а Архнадзора в 2008 году не существовало. Замена материалов допустима в исключительных случаях, деревянщики заменяют негодные венцы, но не 100% сруба, и не на бетон или кирпич. Фактически произошел снос.

– Какие еще памятники 1812 года пострадали в последнее время?

– Прежде всего Петровский дворец – резиденция Наполеона в дни пожара. Лужков (Юрий Лужков – бывший мэр столицы. – «НИ») сделал его гостиницей гостей правительства Москвы. Градозащитникам удалось добиться того, что внутри установили только два лифта вместо четырех. Но совершенно изуродован задний двор, там выкопан подземный ресторан, какие-то еще спортивные или оздоровительные помещения. Гостиный Двор, очаг пожара 1812 года, был надстроен и перекрыт крышей. В странном состоянии находится усадьба Кожиных – Столешников переулок, 6, где, согласно мемуарному свидетельству, расстреливали поджигателей во дворе. Красивый усадебный дом ободрали, обмазали чем-то серым и бросили. Притом он не пустой, в нем сидят какие-то коммерсанты. Уже упомянутый дом Разумовского, сейчас снова в руках Министерства спорта. Спортсмены строят что-то в парке, и как-то странно реставрируется дом – генеральным подрядчиком выбраны архитекторы общего профиля, то есть вообще не реставраторы. Далее Хамовнические казармы – место сбора московского ополчения, Комсомольский проспект, 16–24. Один из корпусов, дом 24, в 1990-е годы выпал из числа памятников федерального значения по ошибке машинистки – вместо пяти домов в указе президента было упомянуто четыре. Этим воспользовались, и каре (планировка зданий четырехугольником. – «НИ») пятого двора, так называемого Кавалерийского, превратилось в новодел. То желтое каре, которое вы видите, выходя из метро «Фрунзенская», – новодельная часть Хамовнических казарм. Плюс несколько случаев запустения.

– Например?

– Дом генерала Позднякова на Большой Никитской, 26. Целый месяц после пожара это был такой французский офицерский клуб с театром – драматическим и оперным. Наполеон в нем бывал. Многие годы шла борьба за сохранение этого дома, инвестор предполагал снести флигели, выкопать парковку, перекрыть двор. Хозяева маленького семейного ресторанчика с первого этажа противостояли этим планам. Сейчас дом расселен и заброшен. Другой адрес – Школа Казакова (Матвей Казаков. – «НИ»), где великий архитектор учил тех, кто восстановил Москву после пожара. Это Малый Златоустинский переулок, дом 1. Его расселили, рухнула кровля, были поджоги. Недавно дом зачем-то передали на баланс Управления делами президента, но ничего не изменилось. Далее Английский клуб, связанный с именем Стендаля (Фредерик Стендаль, французский писатель. – «НИ»), тоже заброшен.

– Стендаль бывал в горящей Москве?

– Он пришел в Москву в качестве интендантского офицера, чтобы найти бывшую возлюбленную – актрису Мелани Гильбер, жену русского генерала Баркова. Из писем Стендаля на родину, перехваченных и оставшихся в русских архивах, мы знаем, что в первый же день пребывания в Москве он оставил свой пост, пошел искать Мелани и, конечно, никого не нашел – она эвакуировалась в Петербург. А краеведы нашли – усадьба Баркова была в Хамовниках, но, к сожалению, не сохранилась: ее территорию занял Хамовнический пивоваренный завод, к северу от усадьбы Льва Толстого. Что касается Английского клуба, занимавшего в 1812 году усадьбу Гагариных, Страстной бульвар, 15, то из книжки в книжку переписывают, будто Стендаль там останавливался. Но сам он пишет, что клуб уже горел, интендантский штаб расположился в доме неподалеку, интенданты лишь «маленько пограбили винный погреб Английского клуба».

– А что стало со зданием Английского клуба?

– После войны усадьбу заняла Екатерининская больница. Недавно ее выселили, Лужков хотел сделать там дворец бракосочетания, но пока дело ограничилось исчезновением парадной лестницы.

– Получается, судьба дома-памятника – быть перестроенным либо развалиться?

– Увы. Есть и неоднозначные, спорные решения. Например, на Яузской улице, 1, стоит дом Гончаровых – предков Натальи Николаевны. Еще недавно это выглядело так: двухэтажные каменные флигели и одноэтажный каменный цоколь между ними. Это был каменный цоколь деревянного главного дома, который сгорел и не был восстановлен. Гончаровы переехали, в усадьбе расположилась фабрика, которая просто накрыла этот цоколь крышей. В 2007 году пришел инвестор, сказал: этот дом есть в альбомах Казакова, фасады, чертеж, давайте отстроим, будет красивее! Отстроили, и действительно стало красивее. Но что-то ушло. Теперь приходится рассказывать, почему это памятник 1812 года. Вообще, следы пожара драгоценны. Например, Литературный музей Пушкина, Пречистенка, 12, до пожара был домом князя Барятинского. У него были каменный низ и деревянный верх. Каменный низ не сгорел и сохранил скругленные углы в духе раннего классицизма. Потом усадьбу приобрел дворянин Хрущев, и построили новый верх, снова деревянный, но уже прямоугольный, с отступом от цоколя. Получились белокаменная «губа» перед колоннадой по переулку и терраса по другую сторону, с выходом в сад.

– Сколько в Москве сооружений, возведенных в память о победе 1812 года?

– Есть мемориалы, такие, например, как Триумфальная арка – но не нынешняя, а та, которая снесена в 1936 году на площади Тверской заставы. Сооружение на Кутузовском проспекте, которое сейчас стало главной статьей юбилейных отчетов, является новоделом 1960-х годов. Есть и сам стиль победы – ампир, передающий триумфальное настроение эпохи в любом «жанре» – от маленьких особняков до крупных общественных зданий. Вспомним военную арматуру на воротах Провиантских складов по Остоженке, где сейчас Музей Москвы. Мы видим победную тематику в каких-нибудь лепных венках на фасадах арбатских особняков. Кроме того, был 1912 год, когда архитектура прямо или косвенно праздновала столетие войны. К таким памятникам относится, например, Бородинский мост у Киевского вокзала, да и сам Киевский вокзал. На фасаде вокзала дважды повторена Триумфальная арка, а орлы на башнях такие же, как на Бородинском поле и на других полевых памятниках.

– Насколько москвичи осведомлены о том, что было в тех зданиях, где они работают или даже живут?

– Не хочу никого обидеть, но информированность близка к нулю. В головах сплошные штампы. И первый из них – «ничего не сохранилось».

"