Михаил Федотов

Как известно, мавзолей Ленина представляет собой усеченную пирамиду высотой 12 и длиной по фасаду 24 метра. Развернувшаяся в последние дни словесная баталия вокруг предложения вынести из мавзолея последнего его обитателя вполне может войти в историю – нет, не в большую, настоящую Историю, а так, в мелкую хроникальную историйку – под названием битвы при пирамиде. Сама же пирамида спокойно взирает на суету у ее обножия, уверенная в том, что президент никогда не позволит ее выпотрошить. Еще в самом начале своей президентской вахты Владимир Путин заявил, что он против захоронения тела Ленина, поскольку «многие люди связывают с именем Ленина свою собственную жизнь», и для них вынос его тела из мавзолея «будет означать, что они поклонялись ложным ценностям, что ставили перед собой ложные задачи и что их жизнь прожита зря». Впрочем, он предположил, что по мере изменения «ментальности основных групп населения России» он, глава государства, может увидеть, «что подавляющее большинство населения хочет этого, тогда это может быть предметом дискуссии. Пока я этого не вижу – это не обсуждается».

Можно, конечно, предположить, что Георгий Полтавченко вкупе с Никитой Михалковым, неожиданно озаренные светом истины, решили открыть глаза главе государства на реальное состояние общественного мнения по вопросу о захоронении Ильича. «Доколе?!» – разорвали они уже давно устоявшуюся тишину вокруг проблемы мавзолея. И вот уже общество бурлит и пенится: Новодворская фехтует на булавках с Зюгановым, пресса надрывается в комментариях, пенсионерки вышивают гладью портрет любимого вождя, чтобы идти с ним, как с хоругвью, на защиту последней цитадели коммунистической мечты. И вся эта буча исключительно ради тестирования общественного мнения? Не верится. Скорее, причина в другом. Например, в том, чтобы отвлечь внимание от чего-то важного и очень болезненного, что должно пройти незамеченным под прикрытием грохота «битвы при пирамиде». Или в том, чтобы хоть чем-то оживить общий тусклый окрас того убожества, что по привычке называется политической жизнью. Или в том, чтобы перессорить «красных» с «белыми» в угоду «серым».

В любом случае к реальной судьбе мавзолея вся эта кампания отношения не имеет. А тем временем проблема существует и заключается в отсутствии определенности. Наши власти до сих пор так и не сказали ясно, чем сегодня является мавзолей. Храмом тоталитаризма? Но Конституция гарантирует политическое и идеологическое разнообразие, а, следовательно, такой храм – тем более на главной площади страны – недопустим. Усыпальницей премьер-министра РСФСР конца второго и начала третьего десятилетий прошлого века? Но кладбище на площади так же кощунственно, как и рок-концерт на кладбище. Тогда, может быть, музеем? Тем более что и музей на главной площади, и мумия в музее – дело обычное. Прах Наполеона, например, покоится в мраморном саркофаге во Дворце инвалидов, а мумии фараонов – в Лувре, в Британском, Каирском, Луксорском и других музеях. И нигде эти музеи не стали местом поклонения, не приобрели налет сакральности. Туда приходят в шортах и, машинально жуя резинку, фотографируются на память. И венки возлагают по торжественным дням не там, а, если говорить о Париже, у Триумфальной арки, к могиле Неизвестного солдата.

Так почему бы не признать мавзолей Ленина музеем? В конце концов он находится в государственной собственности, на балансе Федеральной службы охраны, финансируется из бюджета, а значит, власти (совсем не обязательно – президент) правомочны решить вопрос о включении мавзолея в комплекс музеев Кремля или Исторического музея. Уверен: ЮНЕСКО по этому поводу ничего не возразит: сохранность мавзолея как памятника, включенного в Список всемирного наследия, не пострадает, а вопрос об изменении его функционального назначения международной конвенцией не регулируется. В середине 90-х мне довелось специально обсуждать вопрос о судьбе мавзолея с руководителями Центра всемирного наследия при ЮНЕСКО, и они объяснили, что будут руководствоваться исключительно интересами обеспечения сохранности исторического объекта.

Разумеется, дело не только в том, чтобы у входа в мавзолей посадить билетершу и поставить табличку с надписью «музей» и указанием часов работы, цены входного билета, размером дополнительного сбора за право видео- или фотосъемки. Важно значительно расширить экспозицию, включив в нее материалы по истории строительства этой уникальной пирамиды, а также открыв для посетителей служебные помещения с тем уникальным оборудованием, о котором столько написано. Здесь же могли бы найти себе место и наиболее ценные экспонаты из бывшего музея Ленина. И, конечно, живейший интерес вызвали бы материалы по истории мавзолейной трибуны. Мы же до сих пор почти ничего не знаем о том, каким путем члены политбюро проходили на трибуну, как и чем согревались в долгие часы стояния, в каком порядке располагались... Короче, интереснейший музей может получиться. И если вдруг кому-то взбредет в голову возложить к музею венок, то билетерша, думаю, возражать не будет, но посетители посмотрят с недоумением.

Автор – министр печати РФ в 1992–1993 гг., секретарь Союза журналистов России.




В России начинается тихая приватизация «ленинских мест»