Диагноз: равнодушие

В 17.25 четыре студентки-одногруппницы Аня, Катя, Марина и Зарина вышли из второго гуманитарного корпуса МГУ. Настроение у всех было отличное – они только что сдали экзамен «Экономика фирмы». Подружки шли по аллее к метро, дорога была очень скользкой – из-за сильных морозов слякоть схватилась и превратилась в лед. Девчонки цеплялись друг за дружку, но все равно падали. Вдруг прямо перед ними, как-то странно взмахнув руками, рухнул мужчина. «Тоже поскользнулся», – мелькнула одна и та же мысль у всех четверых. Однако человек не поднимался, а когда девушки подошли ближе, увидели, что мужчина бьется в судорогах с пеной на губах. Замешательство длилось не больше минуты. Денис, парень из соседней группы, открыл бьющемуся в судорогах человеку рот и достал язык, чтобы он не задохнулся. Поначалу все решили, что это приступ эпилепсии. Прошло еще несколько минут, судороги не прекращались. Марина побежала в расположенную неподалеку поликлинику МГУ за врачами. А Аня достала телефон, автоматически взглянув на часы – 17.30, набрала 112. Через минуту ее соединили с «Городской службой спасения». Оператор внимательно выслушала девушку, уточнила все детали – где находится больной, как к нему проехать, и сказала, что передаст вызов «скорой помощи». Машина будет на месте в течение 15 минут.

Тем временем мужчине становилось все хуже. Он синел на глазах. Дыхание становилось прерывистым. Кроме того, существовала опасность, что он просто замерзнет на земле. Однако же двигать с места несчастного до прихода медиков студенты побоялись. «Мы не поднимали его с земли, потому что не знали – вдруг он при падении себе что-нибудь сломал и его нельзя трогать? Положили его на бок, чтобы, во-первых, язык не запал и чтобы он не примерз к земле. Денис подложил ему под голову свою шапку, чтобы хоть как-то уберечь от мороза. Холод стоял страшный – под вечер доходило до минус двадцати!» – вспоминают девчонки.

Время шло. «Скорая» не ехала. Не было и Марины с врачами из поликлиники МГУ. Как выяснилось позже, около двадцати минут третьекурсница уговаривала медиков помочь умирающему. «Когда в регистратуре я рассказала, что случилось, и уточнила, что это не студент, меня отправили на второй этаж к врачам. Там две врачихи раз десять спросили меня – вызвали ли мы «скорую»? Долго отпирались и говорили, что, мол, раз вызвали, надо ждать ее приезда. А им якобы там делать нечего. Я настаивала, в конце концов врачам пришлось встать, одеться, взять чемоданчик, и мы пошли».

Марина с врачами появились в 18.00. К этому времени «скорая» еще не приехала. Мимо лежащего на земле человека по-прежнему шли безучастные люди. «Меня поразила реакция взрослых. Практически все они говорили что-то типа: «Пить надо меньше!» А вот студенты реагировали наоборот – протягивали мобильники, чтобы мы позвонили в «скорую», спрашивали, чем помочь… А я стояла, смотрела на него и думала – неужели, если я вот так упаду, никто мне не поможет?» – вспоминает Зарина.

Врачи из поликлиники МГУ попросили студентов раздеть мужчину. Он был весь в пене, обмочился. Ребята расстегнули верхнюю одежду, задрали свитер. Одна из врачей начала делать непрямой массаж сердца, другая сделала какой-то укол. «А искусственное дыхание?» – спросил кто-то робко. «У него рот грязный», – услышали в ответ студенты. На предложение перенести мужчину в поликлинику медики отреагировали вопросом: «А кто его понесет, мы, что ли?» Когда ребята предложили свои услуги, то услышали в ответ: «У нас носилок нет! И вообще – нам это не надо!» Студенты решили осмотреть карманы больного, они хотели найти хоть какой-нибудь телефон родных. «Мы думали сообщить им, чтобы они приехали и привезли с собой врача!» Однако сотрудницы поликлиники сказали, что это дело милиции, и осматривать карманы не разрешили. Мужчина тогда был еще жив.

«Я не думаю, что для наших врачей из поликлиники эта смерть стала каким-то событием, наверняка они даже начальству об этом не сказали», – поделились со мной девочки.

Как ни страшно, они оказались абсолютно правы! Главный врач поликлиники Владимир Шевелев ничего не знал. Услышав от меня о случившемся, он в течение нескольких минут выспрашивал, где именно шел мужчина – за оградой МГУ или перед ней. Когда оказалось, что он шел все-таки по территории вуза, мне был задан вопрос: «А что он там делал?» И еще одна фраза: «Он же не из МГУ! Если бы что-нибудь случилось с кем-нибудь из наших студентов или преподавателей – знаете, как нам бы ректор всыпал?»

К тому моменту, когда появились сотрудники поликлиники МГУ, Аня позвонила в «скорую» дважды. Теперь она набирала просто «03», ведь в службе спасения ей сказали, что вызов передан туда. Оба раза девушка слышала, что названный адрес невозможно пробить через систему, его нет в компьютере. «Оператор начала хамить. А я растерялась, потому что мы всей толпой стояли прямо около здания, а на нем висит табличка с надписью – Ленинские горы, строение 2, владение 52! Как в этом случае мы могли неправильно назвать адрес?» Однако оператор требовала другой адрес, мол, машина не может вас найти. Разговор шел на повышенных тонах, сотрудница «скорой» реагировала весьма резко. Выяснить – едет машина или нет, девушке ни в первый, ни во второй раз так и не удалось. Поняв, что помощи ждать неоткуда, т.к. врачи поликлиники МГУ просто стояли и смотрели на умирающего, девчонки рванули к дороге. Им «повезло» – им удалось притормозить уже третью по счету карету. К счастью, экипаж долго уговаривать не пришлось – машина свернула на аллею. Это было в 18.25. Женщина-врач, бегло осмотрев посиневшего мужчину, уже не подававшего признаков жизни, коротко бросила: «Вызывайте милицию!»

Наряд был на месте через несколько минут. Милиционеры осмотрели карманы и нашли документы. Умершего звали Вячеслав Сивачев. В мае этого года ему должно было исполниться 52 года. Москвич, отец двоих детей – 26-летней дочери и 17-летнего сына.

«Никаких заявлений я делать не стану, на работу «скорой» жаловаться также не хочу! – сказала мне спустя несколько дней после трагедии Нина Валентиновна Сивачева. – Это все наша система прогнившая. Когда у меня дочь попала в аварию, я тоже на дорогу кидалась, чтобы машину «скорой» остановить…»

Мы связались с Сергеем Зубовым – заведующим организационно-методическим отделом «скорой помощи» Москвы. Оказалось, что на улицу к больному машина должна была прибыть в течение 20 минут. Также выяснилось, что сообщать номер наряда и подстанцию, на которую был передан вызов, они не имеют права. Это информация строго для внутреннего пользования. Кроме того, я узнала, что в Москве «нет улицы Ленинские горы, а есть Ломоносовский проспект». На вопрос: «Когда у вас в последний раз обновлялась карта города?», Сергей Алексеевич ответить не смог, объяснив, что это знают только в информационном отделе. В конце концов г-н Зубов, просмотрев все вызовы за 18 февраля, сказал дословно следующее: «18 февраля в базе данных у нас не зафиксировано ни одного вызова на улицу Ленинские горы! Имейте в виду, если вы не сможете показать нам распечатку телефонных переговоров, где будет значиться звонок в «скорую», мы подадим на вас в суд».

Уже когда я собиралась повесить трубку, Сергей Алексеевич сообщил, что в этот день есть один вызов на Ломоносовский проспект, который зафиксирован в 18.27. В базе данных он отмечен, как «остановка в пути».

Еще один звонок мы сделали в городскую службу спасения. Именно туда позвонила Аня, набрав номер 112 на своем мобильном телефоне. Ситуацию прокомментировал Андрей Кравцев – начальник информационного центра службы спасения: «Время приема вызова и номер наряда мы сообщаем только по запросу правоохранительных органов. Но, исходя из данной ситуации, однозначно могу сказать, что вызов мы передали «скорой помощи».

Г-н Кравцев пояснил, что врачи самой службы спасения выезжают вместе со спасателями в том случае, если к больному невозможно подобраться, например, он зажат в машине или находится за закрытой дверью. В данном случае больной был в открытом доступе, и вызов передали в «скорую». Просмотрев записи, Андрей Олегович уточнил: «Вызов – Ленинские горы, строение 2, владение 52, со стороны Университетского проспекта ровно через одну минуту после получения был передан «скорой помощи». Номер наряда и разговор с диспетчером у нас, естественно, записан. После этого мы звонили в «скорую» еще три раза. Пытались уточнить – выехала ли машина. В последний раз это было в 18.29, нам сказали, что машина приезжала, но больного на месте не обнаружила. Мы потребовали, чтобы послали другую».

Узнав, что человек умер, Кравцев расстроился так, что не мог этого скрыть: «Мы не всегда знаем судьбу вызовов, которые передаем «скорой помощи», – примерно 20% ускользает от нашего внимания… Эх, а наши врачи его бы спасли…»

Каждый день четыре студентки ходят мимо того места, где пару недель они так и не смогли спасти человека. После всего случившегося, признаются, что-то внутри надломилось – впервые им стало страшно: «А вдруг я вот так упаду?»