Человек-эпоха: какой осталась в памяти Людмила Алексеева

Вчера в Москве на 92 году жизни скончалась Людмила Алексеева. Смерть выдающегося правозащитника вызвала множество откликов в социальных сетях от людей, которые знали ее. Вот только несколько из них:

Историк и правозащитник Сергей Шаров-Делоне:

Мы же все всё понимали. Что просто кончаются силы. И что невдолге… Всё равно – оглушающая пустота. Это еще впереди: привыкать к тому, что не к кому заскочить на Арбат, когда уже никаких шансов нет, чтобы они вдруг забрезжили. Это еще впереди: привыкать к тому, что не к кому заскочить на Арбат, чтобы просто поговорить и оттаять, когда ничего уже само не оттаивает внутри. Это еще впереди: привыкать, что нельзя набрать номер и услышать на том конце ответ. Пока просто пустота. Мы спорили и соглашались и не соглашались. Мы понимали друг друга или отказывались понимать, чтобы снова понять. И так, наверное, у всех, кто был рядом. Или хотя бы поблизости. Еще все заслуги и победы, и поражения перечислят. Еще сами навспоминаем горькие, смешные и радостные мгновения, слова и улыбки, объятия и слёзы. Но уже никогда.

Людмила Михайловна, родная! Пусто-то как!

Политик Григорий Явлинский:

Людмила Алексеева – благороднейший и достойный человек нашего времени. Будучи великой и беспримерно отважной Личностью, она всю жизнь действовала по совести – не рассчитывая на сиюминутный результат, понимая, как трудно приживается идея прав человека на нашей планете. Людмила Алексеева была олицетворением этой благородной идеи. А еще Людмила Михайловна была очень доброй, чрезвычайно дружелюбной и гостеприимной. Неповторимой. Вечная память.

Журналист Данила Гальперович:

Это 2013 год, февраль. Мой друг Andi Gross приехал тогда в Москву готовить материалы для своего доклада на ПАСЕ о том, как замучили Сергея Магнитского, и мы пришли к Людмиле Михайловне поговорить. Похоже, что это единственная у меня с ней фотография, которая сохранилась. И до, и после этого я еще с ней много разговаривал. Даже, помнится, одолжил ей очень легкий кевларовый бронежилет, чтобы, если вдруг она соберется опять в какое-нибудь из 31-х чисел выходить, то надела бы его... ну, уж не знаю как надела, поверх шубы, наверное. Она им ни разу не воспользовалась, но всегда очень благодарила. Ее благородство и достоинство были абсолютными настолько, что мне жалко людей, которые пожелали написать о ней гадость - это как плевать в небо. Спасибо Вам огромное, Людмила Михайловна, за то, что были с нами. Без Вас тут сильно хуже.

Журналист Алена Злобина:

Просто немного воспоминаний из моего детства в диссидентском кругу. Где-то в конце 60х они с мужем, Николаем Вильямсом подобрали котенка. Об'явили конкурс на лучшее имя, с обязательным буквосочетанием "кс". По итогам мелкий подобранец стал Никсоном. А примерно через год окотился. И в письме другу-эмигранту, среди прочих новостей, сообщили и эту: "А Никсон-то оказался бабой!" Письмо дошло через два с половиной месяца, все в следах долгих цензурных раздумий.

Еще помню рассказ Люды (я всех маминых друзей звала по именам), как ее чуть было не исключили из комсомола и университета. Группа вернулась с "картошки", и однокурсница сообщила, что Алексеева читала "запрещенные стихи Ахматовой". Сама Люда точно знала, что нет, не читала и читать не могла, поскольку известны ей были только строки, цитированные Ждановым:

И клянусь тебе ангельским садом

Чудотворной иконой клянусь

И ночей наших пламенным адом...

И вот собрание, разоблачительные речи, скоро уже постановление, а виновница сидит и все пытается вспомнить, что же такого она могла читать у костра. И вдруг понимает, вскакивает и, прерывая очередного глубоко возмущенного, обращается к доносчице:

- Слушай, я вот эти стихи Ахматовой читала: "Клянусь я первым днем творенья, клянусь его последним днем?!"

- Да, эти,- простодушно отвечает девушка.

Немая сцена. Большинство присутствующих, по счастью, могло сразу опознать Лермонтова...

- Так что я отделалась выговором,- заканчивала Люда любимую историю. И ждала, когда кто-нибудь из слушателей неизбежно спросит:

- А выговор-то за что?

И удовлетворенно отвечала:

- Если б вы учились в то время на истфаке, то не спрашивали бы.

...Пусть покоится с миром.

Правозашитник Людмила Алексеева:

А вот что говорила сама Алексеева на Радио Свобода еще в 1977:

Я получила советское воспитание и прошла все соответствующие стадии последовательно – октябренком была, пионеркой, комсомолкой, потом стала членом партии. Из партии меня исключили в 1968 году за подпись под письмом в защиту Галанского и Гинзбурга. Меня одновременно выгнали с работы. Я работала научным редактором в издательстве “Наука”, это была очень интересная, приятная, престижная и хорошая работа. Я уже давно тяготилась пребыванием в партии, поэтому я не подала на апелляцию. А тяготилась я потому, что не могла не видеть того вопиющего несовпадения между тем, что провозглашалось в партийных документах, между тем, что писалось в советских газетах и между тем, что я видела своими собственными глазами. Скажем, писалось: …. "расцвет социалистического сельского хозяйства”. А прямо под Москвой начинались нищие деревни. А все повторяли: “Расцвет”, расцвет…”.