Главный редактор радиостанции «Говорит Москва» Николай Яременко

– Сегодня стал модным вопрос о независимости СМИ. Вы могли бы назвать свою радиостанцию независимой?

– Дело в том, что понятие независимости очень общее и предельно размытое. Его руками сложно потрогать. Конечно, как у любого журналиста, у меня и моих коллег существует самоцензура. Но запретных тем для обсуждения на нашей станции нет. Я своим сотрудникам таких ограничений не ставлю, по рукам им не даю. Да и сам пока окриков сверху не слышал.

– Но ведь и самоцензура – понятие весьма расплывчатое.

– Да нет, тут все просто. О чем-то говорить не хочется, потому что тема пошлая. О чем-то не стоит упоминать, потому что по морально-этическим соображениям противно. Рамки только такие. Хотя мне приходилось сталкиваться с людьми, для которых самоцензура возведена чуть ли не в культ. Пришел как-то к нам один чиновник и до эфира вежливо предупредил: вопросов об исполнительной власти не задавайте – ругать не буду. Настолько политкорректен. У нас такого, конечно, нет.

– Кстати, о свободе слова. Сейчас много говорят о том, что из радиоприемников льется уличная лексика. Вы следите за языком, на котором говорят ваши ведущие?

– Брани и сленга на нашем радио нет. Но и не в этом, на мой взгляд, основная проблема разговорных СМИ. Сейчас в эфире слишком много официоза, казенной лексики. Совершенно сухой язык у программ новостей. Мы стараемся от этого уходить. Хочется, чтобы радиоведущие говорили не подзаборным и не протокольным, а живым, человеческим языком. Вот, например, мы в разговорной речи почти не употребляем причастных оборотов. Но как только человек садится перед микрофоном – они из него так и льются. Получается что-то вроде: «Фильм, увиденный мною вчера, произвел неизгладимое впечатление». У нас не сыпят такими оборотами, мы даже в эфир запустили слоган: «Мы не вещаем, мы разговариваем».

– А если что – эфир прервать можете?

– Нет, к своим сотрудникам я на эфир не вламываюсь и даже не звоню. Я понимаю, как это сложно, сам был ведущим и ведущим остаюсь. К тому же радио – это доверие. Мы доверяем ведущим.

– Все больше появляется разговорных радиостанций, городских в том числе. Удается выдержать конкуренцию?

– Конкуренция действительно жесткая. Но это и хорошо: приходится стараться. Сейчас мы постепенно поднимаемся вверх по строчкам рейтинга, каждый месяц все выше и выше. Мне кажется, мы заняли свою нишу. Радиостанций, называющих себя городскими, сейчас немало. Но часть из них уходит от московских проблем, а другая часть преподносит их чересчур утилитарно – на уровне пробки на шоссе, задержанного авиарейса или ограбленного банка. Мы стараемся искать золотую середину. «Говорит Москва» – радиостанция здравого смысла. Каков среднестатистический москвич – не знает, по сути, никто. Его могут интересовать и распродажа в супермаркете, и премьера в театре, и строительство новой станции метро, и реформа здравоохранения. Поэтому у нас есть и набор прагматичных рубрик, и формат серьезных интервью.

– Среднестатистического москвича описать вы не беретесь, а среднестатистического слушателя?

– Это горожане, неравнодушные к своему мегаполису, взрослые люди 25–45 лет. В этом году впервые за 10 лет существования нашей радиостанции число работающих слушателей стало значительно выше, чем сидящих дома.

– Насколько я знаю, «Говорит Москва» вещает и на «кнопке», и в FM-диапазоне. Где слушают больше?

– Больше слушают на FM, хотя и у «кнопки» есть своя аудитория. Дело в том, что это две разные станции, которых объединяет фактически только единый новостной блок. На «кнопке», например, у нас сохранился формат «круглого стола» – часовые разговорные передачи. Там слушатель стабилен: кнопки всего три – переключать каждую минуту не будешь. Другое дело FM, на котором сейчас порядка 50 радиостанций – больше, чем каналов на телевидении. Как удержать постоянно переключающего каналы слушателя, как сделать так, чтобы он внес твою станцию в память своей автомагнитолы?

– И как же?

– По последним замерам, от включения до переключения слушатель проводит на любой волне порядка четырех минут. И за это время его нужно успеть заинтересовать. Поэтому в утреннем эфире у нас три минуты для передачи – предел. Каждые три минуты – новая тема, новый поворот сюжета, новый репортаж. «Радио хорошего настроения», когда утренний эфир вели двое ведущих, связывающих кое-как ромашку с паровозом – музыку и новости – уходит в прошлое. Нужные новые передачи – более динамичные, более прицельные. Каждый сюжет – как маленькая пьеса, даже новостной выпуск – спектакль.

– Но что можно успеть за три минуты? Разве тему раскроешь?

– Можно, вполне. Когда после падения железного занавеса наши ученые впервые выехали на крупный международный симпозиум с докладами, то были удивлены и разочарованы. Регламент их речи составлял всего девять минут. Ученые мужи возмутились: у нас такие темы, мы над ними годами работали, как их за такой срок изложить? Им отвечали: нет такой темы, которую невозможно раскрыть за девять минут. У нас, конечно, сохраняются и часовые, и получасовые передачи. Но в них ведущий выступает в роли фокусника: каждую минуту достает из шляпы какой-нибудь новый интересный факт. Но все-таки это не формат будущего. Вот увидите, пройдет пять лет – и такого на радио не будет вообще.

– Старым советским жанрам, наверное, на радио будущего места тоже не найдется?

– Наоборот, полагаю, им дадут новую жизнь. Вот, например, был в советские времена жанр «журналист меняет профессию». На неделю, а то и на месяц корреспондент превращался в таксиста, повара, почтальона. А потом печатал свои отчеты с продолжением. Мы возрождаем эту традицию, только в более динамичном виде. Каждый день наш корреспондент с включенным диктофоном устраивается на новую работу – то официантом, то няней, то курьером. Журналист провокативен, он подмечает все подвохи трудоустройства и производства. Так что программа идет в эфире «на ура».

– С кадрами вам, видимо, повезло. А говорят, что после журфака специализироваться на радио никто не хочет, все на телевидение идут.

– Пока дефицита потенциальных кадров мы не чувствуем, и не думаю, что радийщики когда-нибудь переведутся. Понимаете, у каждого журналиста свои цели. Если ты хочешь заниматься именно творчеством, двигаться ближе к публицистике, к литературе – иди в газету. Если хочешь славы, хочешь, чтобы тебя узнавали на улице – иди на телевидение. А если ты хочешь просто получать удовольствие от работы и при этом постоянно держать руку на пульсе событий, что называется, «делать новости» – иди на радио. Вот и все.

– Я слышала, что радийщики – люди, которые постоянно не досыпают.

– Мой рабочий день длится с восьми утра и до полуночи. Нельзя, конечно, сказать, что я все это время «у станка». Просто стараюсь слушать и оценивать то, что происходит на нашей волне постоянно – в машине, дома. Это уже особый ритм жизни. Впрочем, я привык – 14 лет на радио. В начале карьеры однажды заснул в прямом эфире: всю ночь работал, и вот сморило. Звукорежиссеру пришлось срочно ставить музыку и бежать меня будить.

– «Говорит Москва» уже 10 лет в эфире. Чего удалось добиться за это время?

– Я думаю, наше главное достижение – то, что у москвичей появилась настоящая городская станция, которую многие считают интересной, актуальной, своей.

СПРАВКА

Радиожурналисту Николаю ЯРЕМЕНКО 36 лет. По образованию – филолог. На радио с 1993 года. Был автором и ведущим программ на радиостанциях «Надежда» и «Радио России», политическим обозревателем на «Маяке». Одновременно в 1997–2006 годах возглавлял ряд спецпроектов на радиостанции «Говорит Москва». С 2006 года – директор Службы информации, заместитель главного редактора, а с декабря – главный редактор радиостанции «Говорит Москва». В октябре 2007-го стал главным редактором объединенной редакции «Говорит Москва – Радио Спорт». Лауреат премии города Москвы в области журналистики за 2005 год.