Еще раз о причинах смертей от ковида. Ответ «НИ» Департаменту здравоохранения Москвы

Ирина Мишина

Напомним, в публикации от 7 сентября "НИ" рассказали о загадочной смерти пожилой женщины, которую положили в больницу с инфарктом и которая в конце концов умерла от коронавируса. При этом ее родственники оказались, по сути, отрезаны от всей информации о состоянии здоровья пациентки, о ее лечении и перемещении из одной больницы в другую. Сама пациентка была лишена связи с родными.

После нашей публикации в соцсетях моментально появились отклики, люди начали рассказывать об аналогичных случаях с их пожилыми родственниками.

Из комментариев в Фэйсбуке* (признан в России экстремистской организацией):

Inessa Volchkova: «Папа у меня умер. Я отвозила его в больницу по Скорой с инсультом, его поместили в реанимацию закрытую (Красногорск ГКБ 1). Папе было 80, при поступлении взяли анализ на ковид - отрицательный. А потом через 10 дней вдруг сказали, что обнаружили у него ковид, и его перевезли на реанимобилее в ковидный госпиталь в Химки, где он и умер через 3 дня».

Светлана Жданок: «Маму уложили в ковидную больницу в реанимацию с дыхательной недостаточностью. Сделали МРТ - лёгкие чистые. Оказалась сердечная недостаточность. В реанимацию никого не пускали, общалась с врачом по телефону. Просила их поднести телефон к уху матери, чтобы я могла с нею пообщаться, чтоб объяснить ей ,что я прихожу каждый день, просто меня не пускают к ней и что я очень люблю её. Но так и не поднесли. Через 3 дня её не стало».

Валерия Хутинаева: «Весной мы хоронили родственницу, 62-лет, тоже попавшую в красную зону. Родственники платили кому-то из персонала б-цы 5 тыс. в сутки, чтобы она находилась под присмотром. Телефон у нее тоже отобрали. Иногда, с чужого, она дозванивалась и умоляла забрать ее оттуда. Увы, забрали уже из морга. Большой ошибкой были спецвыплаты за ковидные смены. Махровым цветом расцвели жульничество, подтасовки и прочее».

Очевидно, что случаи со смертями пожилых пациентов от ковида в больницах стали многочисленными. Главное, что заставляет задуматься, это завеса тайны, которой окружают в больницах пожилых людей с этим диагнозом.

По печальному стечению обстоятельств, хоть какая-то информация о болезни и смерти Галины Георгиевны Миркушовой стала доступна ее родственникам только после ответа Департамента здравоохранения на нашу статью. Правда, факты, изложенные ДЗМ, стали для родных покойной открытием. Впрочем, обо всем по порядку.

1. В «официальном опровержении» департамента здравоохранения говорится:

«Информация о том, что пациентку госпитализировали с инфарктом, не соответствует действительности. При поступлении в реанимационное отделение ГКБ им. С.С. Юдина пациентке провели углубленное обследование, диагноз «инфаркт» был исключён. Женщине была проведена комплексная терапии в соответствии с имеющимися диагнозами, в том числе хроническими, при поступлении взят анализ на коронавирусную инфекцию методом ПЦР. При получении положительного результата на COVID-19 пациентка была переведена в профильную больницу в отделение реанимации».

Максим Миркушов, сын покойной Галины Георгиевны Миркушовой: «Когда маме вызвали Скорую, врачи сразу сказали, что это инфаркт. После ее госпитализации в ГКБ №79 мне по телефону сообщили: «Состояние тяжелое, инфаркт». Ни о каком другом диагнозе речь не шла. И в реанимацию маму поместили, со слов врачей, с инфарктом. Собственно, в Заключении о смерти среди причин указано: «Болезнь сердца легочная уточненная». Значит, проблемы с сердцем все-таки имели место. Да, мама всю жизнь курила, и как у всякого курильщика, у нее могли быть проблемы и с легкими. Но ни о каком коронавирусе речи не было. Мама не могла заразиться, она все время находилась дома, никуда не выходила. Продукты ей привозили и приносили. Все экспресс-тесты на коронавирус, которые маме делали до госпитализации, были отрицательными. Никаких других признаков коронавируса – температуры, кашля, одышки, потери вкуса и обоняния у нее не было».

Татьяна Ищенко, сестра покойной Галины Миркушовой: «Вызывает вопросы и такой факт. Сестра позвонила мне накануне перевозки в другую больницу. Она говорила бодрым голосом, ни на что не жаловалась. А сразу после ее перевозки в ГКБ №70 нам сообщат, что у нее 97% поражения легких. Как такое могло быть? При таком серьезном поражении легких человек, мне кажется, вообще не может говорить. Я помню очень хорошо наш последний разговор. Сестра сказала мне, что ее «куда-то везут». Я поинтересовалась, куда. Она ответила: «Не знаю». Про то, что ей поставили «ковид», Галина ничего не сказала».

2. В заявлении департамента здравоохранения говорится: «Подчеркиваем, что пациентка была проинформирована о переводе, возражений с ее стороны не было. Транспортировка осуществлялась в соответствии с тяжестью состояния пациента. По данным больницы, информация о переводе была предоставлена контактному лицу, указанному в медицинской документации при поступлении».

Максим Миркушов, сын покойной Галины Миркушовой: «О перевозке мамы в другую больницу нас, родственников, со стороны медучреждений никто не проинформировал. Мы узнали об этом потому, что взволнованная мама позвонила своей сестре и сообщила об этом. Еще мама в своем последнем звонке сообщила, что ей сделали прокол легкого. Зачем? Почему? Ни ей, ни нам никто этого не объяснил. Мама была в здравом уме. Но согласитесь: тяжело больной человек в 80 лет, не разбирающийся в медицине, не может принять адекватное решение. Повторяю, ни мне, ни маминой сестре – ее ближайшим родственникам никто ничего не сообщал. О ее госпитализации знала соседка, телефон которой записали врачи Скорой. Но эта соседка тоже клянется, что ей никто не звонил и не ставил в известность о переводе мамы в другую больницу и причинах этого перевода».

3. Департамент здравоохранения Москвы: «Абсолютно ложной является информация о том, что в московских стационарах врачи отбирают у пациентов телефоны. В некоторых случаях телефон может быть временно передан на хранение, так как пациенты, находящиеся на интенсивной терапии, в связи со спецификой своего состояния физически не могут им пользоваться. Кроме того, сигнал мобильного телефона может мешать работе медицинского оборудования. В ГКБ им. Е.О. Мухина пациентка находилась в отделении реанимации, ее мобильный телефон по согласованию с ней находился на временном хранении у медицинского персонала. Родственники могут позвонить по телефону справочной службы больницы и узнать состояние пациента».

Вот как с этим быть? С одной стороны, мы якобы даем ложное утверждение, что телефон у Галины Георгиевны отобрали, а с другой стороны департамент здравоохранения подтверждает, что телефоны могут быть изъяты. То есть изъять телефон у больного для связи с родственниками могут, но говорить об этом нельзя?

Татьяна Ищенко, родная сестра покойной Галины Миркушовой: «Когда Галина мне звонила в последний раз, долго разговаривать нам не дали. Она сказала, что у нее отбирают телефон. Это было еще в ГКБ №79, когда она собирала вещи перед перевозкой в ГКБ №70».

Максим Миркушов, сын покойной: «Когда я забирал мамин паспорт после ее смерти, мне выдали ее разряженный телефон. Это говорит о том, что телефоном она долгое время не пользовалась. Конечно, у нее было, вероятно, тяжелое состояние. Но тот факт, что у нее забрали телефон, очевиден. Дозвониться до врача было практически невыполнимой миссией. Когда я дозванивался, мне говорили одно и то же: «Состояние тяжелое, она не борется». На этом «информирование» заканчивалось. Мы в семье были в полной уверенности, что маму лечат от инфаркта, потому что родственникам ее диагноз озвучен не был. О том, что она в «красной зоне» мы узнали от врачей лишь за 2 дня до ее смерти, когда приехали передавать ей необходимые вещи».

4. Департамент здравоохранения в своем «официальном опровержении» утверждает: «Сотрудники в морге и при перевозке тел используют средства индивидуально защиты. Выдача тела происходит с соблюдением всех мер противоэпидемиологической безопасности».

Максим Миркушов, сын покойной: «Выдали нам тело в морге больницы в открытом гробу, и хоронили мы маму тоже в открытом гробу, отпевание было в часовне при больнице тоже с открытым гробом. Как известно, больных ковидом родственникам не позволяют хоронить в открытом гробу. Так было заведено с начала пандемии, об этом много говорили и писали. Отсюда вопрос: а был ли у мамы ковид?».

5. По поводу похорон, или ритуальных услуг департамент здравоохранения сообщает: « В патологоанатомических отделениях московских больниц всем без исключения предоставляется исчерпывающий перечень обязательных (бесплатных) ритуальных услуг морга: туалет (обмывание), одевание, укладывание в гроб, вынос гроба с телом покойного в траурный зал для выдачи родственникам или уполномоченным ими лицам. Дополнительные ритуальные услуги, которые являются платными, могут быть заказаны родственниками умершего по своему желанию и не являются обязательными».

Максим Миркушов, сын покойной: «Начну с вопиющего факта. Тело мамы и Свидетельство о смерти мне выдали только после того, как я оплатил все ритуальные услуги. А это в общей сложности около 150 тысяч рублей, не считая отпевания. Похоронами занимается Бюро ритуальных услуг, которое арендует помещение на территории больницы. Когда я приехал в больницу после сообщения о ее смерти, чтобы получить ее паспорт, ко мне сразу подошел «похоронный агент» и показал прайс на ритуальные услуги. Я удивился внушительной сумме, но мне сказали, что я могу получить скидку в районном отделе социальной защиты населения. Потратив несколько дней и собрав огромное количество справок, я пришел в этот отдел. Там мне сделали скидку на 19 тысяч рублей. Могу сделать предположение, что бизнес на смерти в больницах все же имеет место, поскольку больница сдает «ритуальщикам» помещение в аренду. Ритуальные услуги в ГКБ им. Мухина и агенты сидят прямо в одном кабинете вместе с выдачей справок о смерти. Это прямо в здании больницы. Церковь, где не бесплатно отпевают умерших, тоже на территории больницы. Можно сделать предположение: чем больше похорон, тем доход у них выше».

Все эти проблемы очевидны уже не только родственникам умерших, но и экспертам.

Александр Саверский, юрист, эксперт РАН по праву на охрану здоровья и медицинской помощи, руководитель Лиги защиты пациентов :

«Эта история показывает очевидный информационный разрыв между официальным органом в лице департамента здравоохранения Москвы и родственниками, непосредственными свидетелями и участниками этого трагического случая. Все, что говорят близкие умершей, я подтверждаю. Аналогичная информация поступает постоянно. И это ставит одну немаловажную проблему – ухода за больными в «красных зонах». Врачи говорят, что выздоровление больного на 50% зависит от ухода. А кто, собственно, ухаживает за ними в «красной зоне»? Медсестер, как известно, не хватает. А ведь в больницах есть соответствующий стандарт по уходу. Например, для предотвращения пролежней больного надо переворачивать каждые 2 часа. Кто этим будет заниматься, если на этаже по 50 больных и больше? В результате в пандемию родственники не смогли нанимать сиделок, чтобы за их больными родственниками был хотя бы какой-то уход: к ним не было доступа. Также родственники часто не могут дозвониться до врачей и узнать, что происходит с больным. И давайте задумаемся, не потому ли мы получили такие страшные цифры смертности от ковида, что за людьми попросту некому ухаживать?

В апреле 2020 года я передал в правительство предложение от одной израильской компании. Речь шла о ноу-хау: надевать на руку больного чип, который будет передавать на сервер 12 показателей, в том числе сатурацию, пульс, температуру. Это сделало бы информацию о состоянии больного более прозрачной. Но мне ответили, что все это необходимо регистрировать в течение года. И лучше оставить «красные зоны». Для кого лучше?! Сейчас уже можно сделать вывод: коммуникационно государство при пандемии сыграло против себя».