Posted 8 июля 2004,, 20:00

Published 8 июля 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 02:23

Updated 8 марта, 02:23

Мавлит Бажаев

Мавлит Бажаев

8 июля 2004, 20:00
Продолжая дискуссию об истории взаимоотношений чеченского и российского народов, «Новые Известия» публикуют завершающую часть статьи члена Координационного совета чеченских культурных и общественных организаций РФ Мавлита Бажаева, в которой он рассматривает мифы о Чечне, родившиеся в последние годы. В предыдущих матери

Миф о «диких горцах»

Чеченский и ингушский народы, как и любые другие, имеют исторические особенности своего жизненного устройства. Особенность этих обществ заключается в том, что они изначально были патриархально-демократическими. Среди чеченцев никогда не существовало сословного разделения, не приветствовалось угнетение человека человеком – они жили совсем по другим принципам. Если взять политическую карту XVIII–XIX вв., то тогда Чечню со всех сторон окружали государства, имеющие либо аристократическую, либо авторитарную систему правления. У чеченцев в истории не было ни того ни другого. У нас функционировала республиканская модель управления, действовала республиканская конституция, парламент – народное собрание «Мехк-кхел». Конечно, сложно признать его столь же совершенным, как современные парламенты, но это был именно выборный орган власти. Ведь еще двести лет назад многие западные мыслители, приезжая на Кавказ, как правило, знакомились именно с общественным строем чеченцев. С их точки зрения, для XVIII–XIX вв. он был весьма необычным и даже воспринимался как некая модель общества будущего, построенного по принципам всеобщего равенства. И не случайно народовольчество в России получило импульс после того, как русские дворяне, участвовавшие в русско-кавказской войне, познакомившись с жизнью, бытом и нравами чеченцев, вернулись домой. О социальном устройстве чеченского общества очень много писали в своих произведениях и русские классики – Пушкин, Лермонтов, Толстой.

При этом чеченское общество всегда было открытым и никогда не отторгало пришлых людей. Его принципы предполагали, что каждый человек, угнетенный, изгнанный или ушедший из своего общества, должен быть безоговорочно принят чеченской средой. Те порядки, та этика, которые всегда существовали в Чечне, предполагали поддержку и защиту таких людей. Именно поэтому сегодня не все чеченцы имеют непременно чеченские корни. Есть тейпы, которые произошли из русских, есть тейпы, берущие начало из дагестанцев, из горских евреев, из татар, из азербайджанцев, из турок… Поэтому в таком обществе, которое не предполагало сословного деления и которое жило по демократическим принципам, не могло быть противостояния различных групп населения по конфессиональному или национальному признаку – ему была чужда ксенофобия.

Но демократические традиции вовсе не означают, что чеченцы не способны объединиться вокруг одного лидера. Не только могут – должны. Тем более что чеченская история такие примеры знает. Вспомнить хотя бы шейха Мансура, который сумел объединить народы Северного Кавказа. Или имам Шамиль, создавший теократическое государство – имамат, – в которое вошли не только чеченцы, но и дагестанцы, кабардинцы... Если такой лидер объявится сегодня в Чечне, то, я думаю, люди объединятся вокруг него.

Миф о влиянии тейпов

Ростислав Фадеев, публицист, историк и современник генерала Ермолова, еще в XIX веке в своей книге «Шестьдесят лет кавказской войны» классифицировал чеченское общество не по родовому (тейповому), а по административно-территориальному и языковому принципам. Территориально Фадеев делил Чечню на равнинную и горную части: «затеречные» и «надтеречные» чеченцы (первые впоследствии были практически уничтожены). И были так называемые аккинцы, жившие в сегодняшних Хасавюртовском и Новолакском районах. В чеченском языке историк выделял восточный и западный диалекты. На западном диалекте, кстати, говорят и ингуши. Даже в XIX веке генералом Ермоловым, историком Фадеевым и другими представителями России, хорошо знавшими реалии чеченского общества, была признана нецелесообразной классификация чеченцев по тейповому признаку. Тейповая принадлежность, по их мнению, не была определяющим фактором организации чеченского общества.

Да, когда-то, на заре своей истории, чеченцы действительно делились по родоплеменному признаку на фратрии (тукхумы), которые в свою очередь включали в себя роды (тейпы) и семьи. И тогда этот племенной принцип деления, видимо, имел влияние на развитие общества. Но постепенно на равнине стали возникать населенные пункты, где уже селились выходцы из различных тейпов. Возникли очень крупные, в отличие от горной части, населенные пункты, в которых проживали до нескольких десятков тысяч человек. Естественно, что доминирующим признаком организации общества в этих селениях выступали уже не родовые, а более развитые общественные отношения, о которых говорилось выше. Поэтому сегодня не приходится говорить о том, что тейпы играют серьезную роль в чеченском обществе. К тому же военное противостояние последних лет в республике показало, что представители одного тейпа зачастую оказывались по разные стороны баррикад. Тот же министр обороны Ичкерии Магомед Хамбиев, недавно арестованный, долгое время противостоял Ахмату Кадырову, хотя они из одного тейпа. Иногда получалось так, что в семье брат или отец были на одной стороне, а остальные члены семьи – на другой.

Большое внимание к теме тейпового устройства чеченского общества, активно обсуждаемой в последние годы, можно объяснить тем, что после распада советской системы образовался определенный идеологический вакуум, которым и воспользовался Дудаев, решив заполнить его собственной «национальной идеей». Она предполагала создание ситуации гражданской и политической разобщенности через подрыв сложившихся устоев организации общества и установление института личной власти. Тогда впервые и заговорили о необходимости организации государственной власти в Чечне именно на тейповой основе. При Дудаеве начали проводить различные съезды по тейповому признаку. Но на деле все обернулось говорильней и ни к какой консолидации не привело. Скорее наоборот – в обществе лишь усилилось размежевание на почве этих разговоров о «тейповой самобытности», исключительности и т.д. Тем не менее на различных уровнях эта тема почему-то продолжает муссироваться. Что, на мой взгляд, вряд ли способствует как пониманию сложных процессов, происходящих в Чечне, так и их нормализации.

С другой стороны, федеральная власть тоже была вынуждена объясняться перед российским обществом, оправдывать военный конфликт на Кавказе. Соответственно, чем туманнее были эти объяснения, чем загадочнее ссылки на «чеченский менталитет», тем проще было объясняющим. На самом же деле люди думающие (в том числе и в структурах государственной власти), понимающие ситуацию на Кавказе, прекрасно отдают себе отчет в том, что восприятие чеченского общества только с точки зрения тейповых особенностей абсолютно неперспективно. Если от этого отказался еще генерал Ермолов, то почему это должно быть востребовано сегодня, спустя полтора столетия?

Дети из ансамбля «Зия» делают для мира в Чечне значительно больше, чем многие взрослые политики.

Миф о неизбежности войны

Изначально было большой ошибкой считать события, начавшиеся в Грозном в начале 90-х годов, борьбой чеченцев «за обретение независимости». Это еще один миф, запущенный окружением генерала Дудаева для прикрытия и оправдания криминального террора, развязанного по всей республике. Свою «борьбу за независимость» дудаевцы начали с экспроприации собственности госучреждений и грабежа населения. При этом никто не делил людей на национальности: русский, чеченец, армянин, еврей, грузин. Грабили всех.

Я помню, как зимой 1992 года ночью в дом моего старшего брата пришли восемь человек в камуфляжной форме с автоматами. Они окружили дом по всем законам жанра «зачистки» и унесли все, что смогли найти ценного: украшения, ковры, технику. Из гаража забрали и только что купленную машину. Такие грабежи продолжались в республике до самого начала военных действий в 1994 году.

Когда же грабить стало нечего, перешли к похищениям людей. Сначала пропадали представители бывшей партийно-хозяйственной номенклатуры или их родственники, затем просто состоятельные люди. Надо сказать, что в результате действий бандитов пострадали абсолютно все слои населения. И в первую очередь сами чеченцы. Ведь 95 процентов похищенных жителей республики, согласно официальной статистике, были именно чеченцы. Воровали всех, кто попадался под руку, не деля на национальности. Просто тогда о пропавших местных жителях в центральной прессе писали крайне мало. Беспокоились и занимались их поисками в основном близкие родственники.

Неверно, на мой взгляд, утверждение, что в начале 90-х война была неизбежна именно в Чечне. Я считаю, что неумелые, поспешные и непродуманные решения федерального руководства в те годы предопределили неконструктивное развитие событий во всех частях страны. Но в Чечне в дополнение ко всему (я не знаю, сознательно или нет) была создана предпосылка перехода этих процессов в вооруженное противостояние – там федеральный центр оставил оружие и вывел армию. В то же время войска продолжали оставаться в объединенной Германии, в независимой Прибалтике. Никакой разумной и объяснимой причины вывода войск из Чечни не существовало. Более того, по оценке специалистов, там были оставлены боеприпасы, которых хватило бы на вооружение двух боеспособных армий, включая тяжелую артиллерию, танки и самолеты. Зачем? Ведь ничто не мешало те же самолеты поднять в воздух и перебазировать в Моздок. Но этого не сделали. Брошенное оружие, в свою очередь, предопределило неизбежность вооруженного противостояния между федеральными властями и различными криминальными группами. Полагаю, что если бы столько оружия оставили бесхозно в любом другом регионе России, то получили бы ситуацию ничуть не лучше, чем в Чечне.

Почему именно это решение было принято и чем оно продиктовано, до сих пор никто внятно общественности не объяснил. Но трудно согласиться с тем, что это были всего лишь политическая ошибка или необдуманные действия.

В заключение хочется еще раз подчеркнуть, что у России и Чечни всегда была общая, хотя и непростая история. Бесчисленные домыслы и мифы, накопившиеся за многие годы, и сегодня мешают взаимопониманию наших народов. И чем больше сегодня люди узнают о культуре, обычаях и традициях чеченцев, других народов Северного Кавказа, тем быстрее они поймут, что мы все – граждане единой страны и что у нас гораздо больше общего, нежели различий. Надеюсь, что открытая на страницах «Новых Известий» дискуссия об истории взаимоотношений Чечни и России будет этому способствовать. И мы все наперекор предрассудкам, мифам и канонадам, наконец, услышим друг друга. Услышим и поймем.

"