«Не вышло сделать из меня шпиона…»

– Страсбургский суд вынес решение по вашему делу 18 сентября, а огласит его только 9 октября. Ждете ли вы каких-то сенсаций?

– Моя жалоба была зарегистрирована в Европейском суде по правам человека 1 ноября 2000 года, когда я еще сидел в СИЗО «Лефортово» в ожидании очередного суда по моему делу. От решения Страсбургского суда я не жду никаких сенсаций. Во-первых, с самого начала следствия, а затем и суда были очевидны многочисленные правовые нарушения, о которых не переставали говорить мои адвокаты, правозащитники и независимые эксперты. Во-вторых, уже в декабре 2004 года Европейский суд признал приемлемыми большинство нарушений моих прав, о которых я писал в жалобе. Пока решение еще не опубликовано, но я могу предположить, что Страсбургский суд признает нарушение восьми статей Европейской конвенции по правам человека.

– На что вы жаловались?

– Я жаловался на нарушение статьи 6 («право на справедливое судебное разбирательство»). Я писал о том, что состоявшийся надо мной суд был пристрастным и несправедливым, что было нарушено мое право на защиту. При рассмотрении моего дела в Мосгорсуде сменилось пять судей и 12 народных заседателей. Ничем не мотивируемое и абсолютно незаконное перебрасывание дела на рассмотрение от одного судьи к другому объяснялось весьма банально: выходившие или выводимые из дела на полпути судьи не могли в силу своей профессиональной порядочности на основании закона вынести требуемого от них обвинительного приговора. Все доказательства сводились к голословным утверждениям обвинения, которое поддерживало ФСБ. Так, например, мой доклад о ситуации на Корейском полуострове, первоначально публично озвученный на российско-корейской научной конференции, переведенный на корейский язык, а затем и опубликованный в открытой печати, хранится в деле как вещественное доказательство моей вины. А советско-северокорейское соглашение о защите перелетных птиц, также приобщенное к делу, как якобы переданное врагу в ущерб безопасности России, как было с момента подписания, так и осталось до сих пор в открытом доступе. С нарушениями статьи 6 связано более половины всех жалоб российских граждан – это, к сожалению, системные, довольно обычные для нашей страны нарушения. Жаловался я также и на нарушение статьи 3 Европейской конвенции («запрещение пыток»). Я писал, что условия содержания под стражей и перевозка заключенных в «автозаках» носят в России пыточный характер.

– До вынесения приговора по вашему делу вы провели в тюрьме «Лефортово» более трех с половиной лет. Является ли такой длительный срок пребывания под стражей нарушением Европейской конвенции?

– Да, является. Была нарушена статья 5 («право на свободу и личную неприкосновенность»). Мои ходатайства об освобождении рассматривались с проволочками или не рассматривались вовсе.

– Когда Европейский суд выносил решение о приемлемости вашего дела, он признал необходимым рассмотрение по существу статьи 7 («наказание исключительно на основании закона»). Что это значит?

– Насколько я знаю, по российскому делу такое нарушение зафиксировано в Страсбурге впервые. По мнению моих адвокатов, возможное нарушение этой статьи означает, что у властей не было правовых оснований даже возбуждать дело в отношении меня. Не говоря о том, чтобы сначала осуждать меня на 12 лет, а затем на четыре с половиной года с конфискацией имущества. Вопрос здесь, в частности, заключается в том, что с декабря 1993 года по октябрь 1997-го в России отсутствовала правовая база для признания каких-либо сведений секретными. Существовавший на этот счет в течение почти четырех лет правовой вакуум – общепризнанный факт. Именно поэтому в свое время был оправдан обвинявшийся в государственной измене Александр Никитин.

– Как изменит решение Страсбургского суда вашу жизнь?

– Что дальше? Это для меня сейчас главный вопрос. Пока четко ясно, что в соответствии с решением Европейского суда моя «шпионская эпопея закончилась». Не вышло сделать из меня шпиона. Морально я чист. Теперь, по закону, Верховный суд России должен пересмотреть приговор в отношении меня. Но вот будет ли он это делать и когда – остается неясным. Есть еще один аспект, международный, который интересует меня как профессионального дипломата: как отреагирует Сеул на решение Европейского суда? Если обвинения против меня признаны несостоятельными, то почему был выслан из России корейский дипломат, обвиненный в занятии шпионажем именно через меня? Выходит, в июле 1998 года российская сторона напрасно обвиняла корейца в шпионской деятельности? Другой, также важный для меня вопрос, который не может не возникнуть в связи с решением Европейского суда у каждого здравомыслящего человека. Что будет с теми, кто инициировал и расследовал дело, утверждал обвинительное заключение, судил и представлял обвинение? Они так и будут в таком же духе бороться с преступностью и вершить правосудие? И еще один, уже личный момент. В Страсбурге ждет своей очереди жалоба моей жены и дочери. Власти очень вольно распорядились семейным имуществом, конфисковав наиболее ценное как нажитое лично мною преступным путем, в том числе дочкин компьютер и гараж, купленный задолго до времени вменяемого преступления. Был конфискован даже счет, открытый МИД для перечисления зарплаты и не имевший других поступлений. Лежавшие на нем деньги, по мнению суда, были также нажиты преступным путем. Мы очень надеемся, что и по этой жалобе будет вынесено положительное для нас решение.