Posted 8 февраля 2021,, 12:16

Published 8 февраля 2021,, 12:16

Modified 7 марта, 14:20

Updated 7 марта, 14:20

100-летний юбилей Василия Субботина - летописца большой войны

100-летний юбилей Василия Субботина - летописца большой войны

8 февраля 2021, 12:16
7 февраля старшему лейтенанту Василию Субботину исполнилось бы 100 лет, он всего 6 лет не дожил до векового юбилея, ушел из жизни в мае 2015 года.
Сюжет
Былое

Сергей Баймухаметов

На этой фотографии, сделанной в Берлине в мае 1945-го, ему 24 года. Он писал: «Знаете ли вы, что значит подняться в атаку первым? Первым, не первым, все равно! Я когда в сорок первом поднимался — было мне легче... Наверно, потому что молод был».

А в 45-м, в 24 года, значит, уже не считал себя молодым.

Солдат и писатель Василий Субботин — избранник судьбы. Уникальной судьбы. Военной и литературной.

Судьбе надо было, чтобы башенный стрелок среднего танка Субботин встретил войну 22 июня 1941 года на западной границе и закончил в Берлине, в Рейхстаге.

Судьбе надо было, чтобы дивизионный военкор Субботин написал уникальную книгу «Как кончаются войны».

И в то же время Субботин — один из многих миллионов. Имя им – фронтовое поколение:

«Мальчики сороковых годов... Сверстники!.. Непреклонные мальчики, на чьи плечи и спины оперлась Родина. Нас почти не осталось... Какое это было поколение... Как штыки!»

Что отличает людей того поколения от других, нынешних? Приведу несколько строк из его неопубликованного еще Дневника. Об этих строчках можно много и долго говорить и писать… но нет у меня точных слов и мыслей, чтобы отразить суть, да и возможны ли они здесь? Лишь отмечу предварительно, что, возможно, двадцатилетнему человеку, едущему на фронт в первый раз, представляется, что война – это только подвиги, и сам он неуязвим. Но к тому времени Субботин уже знал, что такое война — с первого ее дня, с горького отступления 1941 года. От самой границы. Потом ранение, госпиталь, офицерские курсы. И вот снова — на фронт.

3 ноября 1943 года:

«Итак, пришел этот долгожданный день, я во второй раз отправляюсь на фронт, на войну. Еду – с радостью, не стану говорить никаких торжественных слов, но если надо будет отдать жизнь, отдам, потому что так надо. Буду честным, прямым и исполнительным солдатом, потому что, повторю еще раз, так надо».

Остановимся, сделаем в своем сознании отметку: двадцатидвухлетний лейтенант писал эти строчки без расчета, что, во-первых, выживет на этой войне, а, во-вторых, станет литератором и когда-нибудь напечатает… (Дневники до сих пор не изданы.) Писал для себя. «Если надо будет отдать жизнь, отдам, потому что так надо».

Так надо. Наверно, это некий основополагающий Устав жизни того поколения.

Василий Ефимович часто повторял, что на войне многое определяет случай. В том же 1943 году, когда он попал на переформирование, подполковник-кадровик не знал, что с ним делать – не было там танковых частей. И, увидев в газете стихи Субботина, с радостью отделался от него, зачислив в газету дивизии, находившейся здесь на переформировании. Именно эта 150-я стрелковая дивизия — обычная, рядовая, не гвардейская и не краснознаменная — в апреле-мае 1945-го штурмом взяла Рейхстаг и водрузила над ним Знамя Победы. И военный корреспондент Субботин волею фронтовой судьбы стал летописцем последних дней и часов войны, собственным корреспондентом Истории.

Он знал многих бойцов дивизии: такова была его работа, работа корреспондента «дивизионки», «дивизионщика» — пять дней на передовой, потом два дня отписываться, и снова из батальона в батальон, из роты в роту. Поэтому именно он сохранил в блокнотах и назвал в книге «Как кончаются войны» имена и фамилии тех, с кем дошел до Берлина и Рейхстага.

Чем дальше те года, тем чаще обращаемся мы к книге «Как кончаются войны». Потому что хотим знать, как оно было на самом деле. Кто там был, что сказал, что сделал.

Первый эпиграф к книге — тютчевский: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые...» А второй — строчка неизвестного фронтового поэта: «Никому неохота умирать на последней странице...»

В апреле 45-го все понимали, что война вот-вот закончится. Знал, конечно, и младший сержант Петр Пятницкий. В тот день, 30 апреля, он знал, что на площади перед Рейхстагом, простреливаемой насквозь, шансов на жизнь у него почти нет.

«Среди имен бойцов и офицеров — людей, бравших рейхстаг, забыто имя Пятницкого. Петра Пятницкого. Между тем именно он первым выпрыгнул на мостовую из окна дома Гиммлера, когда начали штурм, при первой атаке. Потом под огнем, у канала, когда роты надолго залегли, встал солдат с красным полотнищем… — и увлек за собой своих товарищей. Это был — Петр Пятницкий.

А потом человек с флагом упал…

Когда под вечер, после артиллерийской подготовки, атака была возобновлена, и бойцы его батальона подбежали к рейхстагу, Пятницкий лежал перед подъездом с флагом в руках. И чтобы его не затоптали, его отнесли и положили у колонны… А когда хватились — его уже похоронили где-то в братской общей могиле… Во время новой атаки, добежав до подъезда рейхстага, флаг из рук мертвого Петра Пятницкого подхватил командир отделения Петр Щербина. Этот флаг он привязал к одной из колонн рейхстага».

А Петр Пятницкий 15 лет после войны считался пропавшим без вести. Когда «Правда» и «Новый мир» в 1960 году напечатали рассказ Субботина «Забытый солдат», страна вздрогнула. Были сказаны ключевые для нашей жизни и судьбы слова – забытый солдат. Горькие слова.

В 1965 году вышла книга «Как кончаются войны». О ней восторженно отозвались крупнейшие писатели страны — от Николая Тихонова до Константина Симонова. Ираклий Андроников прислал автору телеграмму: «Своей книгой вы давно уже в будущем, только люди об этом еще не догадываются».

В то время самую большую читательскую почту получал Сергей Смирнов — автор «Брестской крепости», ведущий телепередачи «Подвиг». А после него – Василий Субботин. Один конверт был даже надписан так: «Москва, Субботину». И почтовики нашли адресата!

С 1965 года Субботин продолжал работать над книгой, расширяя и дополняя написанное, восстанавливая события, эпизоды, истории, имена. Чтобы никто не был забыт.

В Красной Армии не только рядовым, а всем офицерам (включая генералов) запрещалось вести дневники. Да, кто-то, с риском ареста, нарушал приказ, как Василий Субботин. Он тайно вел дневник с 1942 года. А с 1944-го мог вести записи уже как бы и по обязанности - как сотрудник газеты 150-й стрелковой дивизии.

В газете «Воин Родины» и в его дневниках зафиксированы мгновенные впечатления и факты - что было в те дни.

Из дневников старшего лейтенанта Субботина:

«Апрель 19. Могила перед немецкой траншеей в одном из пригородов Берлина. Деревянная дощечка, надпись на которой была выжжена раскаленным гвоздем: «Виктор Крыжановский, первым шел на Берлин. Погиб здесь, в танке, 23 апреля 1945 года».

Могила была рядом с траншеей. И танк стоял рядом, в двух шагах от этой траншеи и от этой могилы.

Апрель 26. Мы впервые в таком большом городе, и эта непривычность пугает… Трудно ходить по городу, по его улицам. Идешь или ползешь, кажется, что за тобой все время следят. Кажется, что ты отовсюду виден, а самому тебе некуда спрятаться...

Но легче разве было брать сопки да лазить по болотам!

Май 2. Утром тридцатого апреля комбат Неустроев поднялся на второй этаж здания министерства внутренних дел – «дома Гиммлера». Он прихватил с собой комбата другого полка, Давыдова. Оба, прячась за косяк, смотрели в окно… Площадь, как показалось им сначала, была пуста, но, приглядевшись получше, комбат увидел, что вся она изрыта траншеями… За всем этим – серое здание, небольшое, с высоким куполом и острым шпилем. Дома, стоявшие за этим зданием, были гораздо выше… Неустроев и Давыдов огорченно разглядывали местность и это здание, за которым, близко уже, по-видимому, должен был находиться рейхстаг. Неустроев думал о том, как лучше ему обойти этот дом, так неожиданно вставший на его пути.

В это время Неустроева позвали. Сначала позвонил командир полка Зинченко, за ним командир дивизии Шатилов. Оба спрашивали об одном, почему он не наступает, почему не двигается дальше.

- Мешает серое здание! Буду обходить его слева, – отвечал Неустроев.

- Какое серое здание? Где оно находится? – спрашивали у Неустроева.

Спустя некоторое время пришел сам Зинченко. Они долго сверяли, прикидывали, долго смотрели на карту.

- Слушай, Неустроев, так ведь это и есть рейхстаг! – сказал командир полка.

Да, по карте получалось, что вот это здание в конце площади, прямо перед окнами, – ни что иное, как рейхстаг, к которому они стремятся… Неустроев и сам не мог бы объяснить, почему он упорно не хотел верить в то, что они подошли к рейхстагу. Слишком уж все было неожиданно.

«Что-то тут не так», – решил комбат, но спорить с начальством больше не стал, тем более что Зинченко считал дискуссию законченной и приказал Неустроеву готовить атаку.

- Спросим знающих людей, – проговорил Неустроев и тут же распорядился привести к нему пленного. Он знал, что пленных не сумели да и не успели пока отправить в тыл, и они, сбившись в кучу, ожидали в глубине двора.

Пожилого немца подвели к окну.

- Вас ис дас? – спросил Неустроев, показывая из окна на дом…

- Райхстаг, – ответил ему пленный…

- Рейхстаг? – переспросил Неустроев.

- Райхстаг! – утвердительно кивнул немец.

Тогда Неустроев приказал привести другого пленного, и тот, точно так же, как и первый, подтвердил, что здание, на которое ему показал русский капитан, действительно рейхстаг…

Да, никаких сомнений больше не оставалось: перед ними действительно был рейхстаг».

Комбатов и бойцов понять можно. Наверно, в их воображении рисовалось нечто величественно зловещее, крепость под небеса — ГЛАВНОЕ ЛОГОВО ВРАГА. А тут — не самое приметное «серое здание».

Из журнала боевых действий 150-й Идрицкой стрелковой дивизии:

«В 14:25 30.4.45г. лейтенант КОШКАРБАЕВ и разведчик БУЛАТОВ 674 сп по-пластунски подползли к центральной части здания и на лестнице главного входа поставили красный флаг». (Центральный архив министерства обороны, ф.380сп, оп.326172, д.1)

Командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков в 15.00 выпустил приказ: «Войска 3-й ударной армии... заняли главное здание Рейхстага и сегодня — 30.4.45 г. в 14:25 подняли над ним наш советский флаг».

Донесение как молния улетело в Москву. 30 апреля Совинформбюро сообщило на весь мир: «Сегодня в четырнадцать часов советские бойцы овладели зданием немецкого рейхстага и водрузили на нем знамя победы».

Но на самом деле в 14.00 Рейхстаг еще не был взят.

И время установления первого флага, обозначенное в журнале боевых действий – 14.25 – ошибка. Непонятная, даже загадочная.

По свидетельству лейтенанта Рахимжана Кошкарбаева и рядового Григория Булатова, они под огнем, прячась в воронках, за лафетом брошенной пушки, за трансформаторной будкой, во рву с водой, пробирались до Рейхстага 7 часов 30 минут, с 11 до 18.30, и флаг установили в 18.30. (Только эта раведчицкая звериная осторожность их и спасла. Многих, очень многих, кто с утра 30 апреля открыто мчался к Рейхстагу, поодиночке или в цепях атакующих, скосили пулеметными очередями.)

Вскоре, буквально через минуты, к главному входу прорвалась группа майора Соколовского, следом – бойцы батальонов Неустроева, Давыдова и Логвиненко.

Рахимжана Кошкарбаева и Григория Булатова представили к званию Героев Советского Союза сразу же - 6 мая 1945 года. Но наградили лишь орденами Красного Знамени. Почему? До сих пор неизвестно.

Ошибку со временем установления первого флага на Рейхстаге – 14.25 – впоследствии подтвердили комбат Неустроев и комполка Зинченко. В поздних изданиях знаменитых мемуаров маршала Жукова при цитировании его приказа от 30 апреля время - «14.25» - снято, убрано, осталось лишь «сегодня - 30.4.45 г.».

Однако по-прежнему сохранились фразы: «В 14 часов 25 минут… была взята основная часть здания Рейхстага» и «В 14 часов 25 минут… ворвались в здание рейхстага».

Ошибки почему-то живучи.

Из дневников старшего лейтенанта Субботина:

«Май 3. Записываю наспех, как и все в эти дни… Возвращаюсь еще раз к тому, что происходило все эти дни и в Рейхстаге, и на подступах к нему…

За плитой вывороченного из набережной асфальта лежит боец со смуглым лицом. Это – Рахимжан Кошкарбаев, командир взвода. Партийная комиссия, заседавшая днем раньше в «доме Гиммлера» (так называли наши солдаты здание министерства внутренних дел, напротив Рейхстага – С.Б.) приняла Кошкарбаева в партию. Может быть, поэтому комбат Давыдов вызвал к себе именно его, Кошкарбаева, передав ему кусок красной материи, один из флагов…

Лейтенант Рахимжан Кошкарбаев (21 год – С.Б.), молоденький солдат Григорий Булатов (19 лет – С.Б.), а за ними и другие выскочили из окна первого этажа «дома Гиммлера» на площадь, на которой стоял Рейхстаг. Флаг, который был дан комбатом, лежал теперь на груди, под фуфайкой у Кошкарбаева. Короткий бросок вперед, после которого пришлось залечь. Оглянувшись, Кошкарбаев увидел, что огонь отсек остальных, что они остались одни с Булатовым. Двое других солдат его взвода, Сангин и Долгих, были тяжело ранены. И тем не менее по мере сил они продолжали продвигаться вперед, пережидая огневые налеты, пока им не удалось подобраться к мосту через забаррикадированный брусьями и железнодорожными рельсами ров. Здесь, спустя какое-то время, к ним присоединились разведчики из разведвзвода их полка…

Когда они подбежали к рейхстагу, к его подъезду, Кошкарбаев, обхватив Булатова за ноги, поднял его и сказал ему: «Ставь!». И как они установили его, этот свой самодельный, импровизированный, солдатский флаг, сунув древко его в одну из бойниц этих заложенных кирпичом окон. И как этот флаг был потом перевешен, перенесен на крышу рейхстага теми же разведчиками из их полка. И еще о том, как спустя какое-то время другие красные флажки, первые знаки победы, вспыхнули в окнах и амбразурах всех этажей. И как в те же часы… с заранее подготовленным Военным советом армии Знаменем победы поднялись на крышу рейхстага двое разведчиков другого полка – Кантария и Егоров с лейтенантом Берестом во главе…

Таким был он, длинный этот день 30 апреля, начало и конец его, этого дня.

Обо всем этом на второй полосе нашей дивизионки от З мая под невыразительным названием «Они отличились в бою», правда, очень крупно набранная, напечатана была моя, более чем краткая информация:

«Родина с глубоким уважением произносит имена героев... Об их выдающемся подвиге, – говорится в заметке, – напишут книги, сложат песни. Над цитаделью гитлеризма они водрузили знамя победы.

Запомним имена храбрецов: лейтенант Рахимжан Кошкарбаев, красноармеец Григорий Булатов. Плечом к плечу вместе с ними сражались Провоторов, Лысенко, Орешко, Пачковский, Бреховецкий, Сорокин».

Все знают имена Михаила Егорова и Мелитона Кантарии. Но Береста, который и руководил установлением Знамени Победы на Рейхстаге, почему-то вычеркнули из представления на звание Героя Советского Союза. «Леша Берест, Леша Берест – больная наша память…», - часто повторял мой старший друг Василий Ефимович Субботин. Алексей Берест и в мирной жизни погиб как герой: 3 ноября 1970 года, спасая маленькую девочку из-под колес поезда.

Из дневников старшего лейтенанта Субботина:

«Май 2. Немногие знают, что когда в рейхстаг уже ворвались, бой за него только начался. Когда на крыше его появилось наше знамя, и мир уже был оповещен об этом, укрывшиеся в подвалах рейхстага гитлеровцы подожгли здание. (А может, он и сам… загорелся от тех же кидаемых из подвалов рейхстага фаустпатронов)… В эфире уже раздавался колокольный звон, слышались благодарственные молебны… Люди радовались, что кончилась война. А в это время, сгрудившись в одном тесном коридоре, куда огонь еще не успел проникнуть, триста, немногим больше, может быть, наших бойцов стояли, тесно прижавшись один к другому, некоторые из них лежали на полу. Густой ядовитый дым выедал глаза и дышать им было совершенно нечем… Людям из подразделений вокруг Королевской площади, в трехстах метрах от рейхстага, казалось, что все, кто находился там, в рейхстаге, сгорели...»

От «дома Гиммлера» до Рейхстага - 360 метров площади, простреливаемой из всех видов оружия. 360 метров смерти. После сообщения Совинформбюро о взятии Рейхстага и установлении флага - флага Кошкарбаева и Булатова - во всем мире звонили колокола, служили молебны, а наши бойцы задыхались в дыму, ведя бой с немцами, засевшими в подвале. Комполка Зинченко приказал Неустроеву выводить солдат. Неустроев не выполнил приказ, решив: лучше пожар, чем вновь преодолевать эти 360 метров.

Из дневников старшего лейтенанта Субботина:

«В рубрике «Герои взятия рейхстага» мой очерк об Алексее Мельникове – связисте, обеспечивавшем бесперебойную телефонную связь командира батальона Неустроева с командованием части… Забывая о рвущихся снарядах и свисте пуль, выбирался из воронки и полз по площади, чтобы найти порванный провод. Он не помнил, сколько повреждений исправил за этот день, он мог только сказать, что всю площадь исползал на животе...

Командир расчета старший сержант Руднев… Во время боя за рейхстаг, когда вышедшие из-за укрытия немецкие танки открыли огонь, первые снаряды по ним выпустил Алексей Руднев и его расчет. В расчете у него – Фаратьев, Шалюта и Шолохов, наводчик Самсонов…

Николай Еремин, он из Тульской области, рассказывает мне, как, заняв дом, они обнаружили в нем станковый пулемет, ротные минометы и большое количество фауст-патронов. «Меня поставили на выходе, – говорит он, – я стою, наблюдаю. В доме напротив, на втором этаже, ставни закрыты, но я вижу, как немцы выглядывают из окон, двери на балкон приоткрывают. Мы ударили по ним из фаустов».

Связист Иван Корниенко обеспечивал связь с теми, кто находился в рейхстаге. Когда он тянул линию, пуля снайпера попала ему в ногу. Другой связист, Громыко, доставлял в рейхстаг рацию. По пути, когда он перебирался через мост, его ранил тот же снайпер. Несмотря на ранение, Громыко все же дошел до рейхстага.

Младший сержант Куан Жангиров, один из наиболее опытных разведчиков того же полка. Дважды ранен, награжден пятью орденами… На счету Жангирова 29 «языков».

Командир роты Николай Петрович Печерских рассказывает мне о своих… Когда рота Печерских вышла на улицу, ведущую к рейхстагу, младший сержант Петр Данилов поставил флаг на одном из больших домов. В тот же день Данилов погиб… Отважно действовали бойцы взвода младшего лейтенанта Кускенова – сержант Колымбет, рядовой Кайдаш, ефрейтор Чистяков, так же, как и бойцы другого взвода – младшего лейтенанта Кемпрекова. Называет еще младшего сержанта Глушкова, который проявил особую смелость, действуя в условиях ночного боя в рейхстаге…

У Твердохлеба (комбата – С.Б.), когда я к нему приходил, мне назвали имена двух санитаров - Ельцова и Дудика, а также связистов Алтунина и Шадманова, бесперерывно поддерживающих связь с полком и с огневыми, артиллерийскими и минометными частями. Санитаров и связистов, я давно это заметил, всегда называют с особой благодарностью. Записал также некоторых солдат, особенно проявивших себя в этом трудном бою. Это Батырев, Крупенин, Маковкин, Королев, Шевченко. Хотелось бы назвать еще лейтенанта Козлова, сержанта Гусева, младшего сержанта Зозулю…

Назову, наконец, поскольку всех назвать невозможно, тех, кто, по словам командира роты Сьянова, первыми вступили на плиту подъезда этого здания (Рейхстага – С.Б.) – того же Руднева (Руднева Василия на этот раз), Прыгунова и Богданова, Шубкина, Новикова; погибших в рейхстаге сержанта Раджапа Исчанова или совсем уже молоденького Васю Якимовича…»

Отдельно - о Раджапе Исчанове.

Из дневников старшего лейтенанта Субботина, рассказ командира роты Ильи Сьянова:

«Зал рейхстага подпирали колонны. А слева из комнаты вела лестница на все этажи. По ней и поднялись Берест, Кантария и Егоров. Боясь, чтобы противник не перекрыл один из входов и не захватил их, я поручил командиру отделения Исчанову взять эту комнату под надзор. И не ошибся. Немцы тоже придавали значение этому входу… Здесь был третий, замурованный и заваленный вход в подземелье. Оказалось, что в других комнатах, в тылу у нас, немцы… Исчанов стоял за колонной, когда из комнаты выбежала группа немцев. Когда на второй день его нашли, он был мертв. Вокруг него лежало несколько убитых немцев. Исчанов спас положение».

Иными словами, командир отделения сержант Раджап Исчанов огнем прикрыл выход Береста, Егорова и Кантарии со Знаменем Победы на крышу Рейхстага, приняв бой с несколькими немецкими автоматчиками. Прикрыл - ценой своей жизни.

Если бы не Исчанов, Берест, Егоров и Кантария могли попасть в засаду и погибнуть, не выполнив приказа. Что ж, тогда командиры отправили бы других. Это была война…

На угасающей волне хрущевской оттепели книгу «Как кончаются войны» выдвинули на соискание Государственной премии СССР. Но тут в «Новом мире» вышла статья Владимира Кардина с вызывающим названием «Легенды и факты». Написана была с тогдашней новомирской либерально-демократической страстностью. В ней говорилось и о том, как правдива книга Субботина, о фактах и легендах вокруг боев в Берлине. Например, действительные участники событий через многие годы вспоминали сержанта Иванова, который вместе с ними устанавливал флаг на Рейхстаге... Не было такого Иванова! Был Иванов — главный герой фильма «Падение Берлина», который чем дальше, тем больше становился одним из «участников»...

Потрясающий пример пропаганды, манипулирования сознанием, свойств человеческой памяти.

Статья «Легенды и факты» вызвала большое раздражение в некоторых официальных кругах, в Комитете по Ленинским и Государственным премиям, и сыграла немалую роль в том, что Государственную премию Субботину не дали.

Несмотря на общее признание, тиражи, издания, Субботин никогда не входил в официальную литературную номенклатуру. Он был чужд ей по литературной и человеческой природе своей. Всю жизнь оставался в стороне от кланов и группировок. «Вася, ты как отдельно стоящая сакля», — говорил ему Расул Гамзатов.

Книга «Как кончаются войны» переиздавалась к каждому юбилею Победы. Но официально не превозносилась. Та идеологическая система и служившие ей люди чуть ли не органически, на уровне инстинкта, не переносили полной правды. Даже когда она была безобидной или, более того - героической. Все равно требовали придерживаться какого-то установленного канона. Это все на уровне абсурда, сумасшествия. Почему они думали, почему считалось, что правда придуманная, приукрашенная, лучше служит системе, чем правда подлинная? Как раз очень часто правда подлинная и сильнее всего, и ярче всего утверждала бы те или иные идеологические ценности и постулаты, кстати, далеко не всегда античеловеческие. Но — нет.

В этом абсурде, вошедшем в плоть и в кровь людей системы, наверно, и надо искать причины того, что Рахимжана Кошкарбаева, Григория Булатова, Алексея Береста так и не удостоили звания Героев Советского Союза, пусть даже и посмертно.

Но они, как и другие герои штурма Рейхстага, остались и останутся в Истории. Во многом благодаря их однополчанину, солдату и писателю Василию Суботину.

А памятники им установили в их родных местах уже потом, когда Советского Союза не стало.

ПОСТСКРИПТУМ. Рахимжан Кошкарбаев – Герой Казахстана. Алексей Берест – Герой Украины. Российская общественность вот уже который год ходатайствует о присвоении звания Героя России Григорию Булатову – но тщетно.

"