Анна Михалкова

– Стараюсь совмещать свои отъезды с их отсутствием. Основная часть съемок – летом, а летом дети тоже уезжают – отдыхать. И я мотаюсь туда-сюда. Иногда беру их с собой. Да и в Москве часто снимаюсь. А потом, у них так распланирована жизнь, что мое наличие или отсутствие не влияет на их расписание.

– У них не возникает еще ревности, по поводу того, что вы кому-то или чему-то уделяете больше времени, чем им?

– Нет. Это ведь естественная форма жизни. Они другого и не знали… Все воспринимают как должное. И они искренне не понимают, что уж такого интересного, например, в том, что их мама ведет «Спокойной ночи, малыши!». Они вообще эту передачу уже не смотрят.

– Иногда недостаток родительской любви компенсируют бабушки и дедушки. Вами «старшее поколение» занималось?

– Я бы не сказала, что нами вообще как-то особенно занимались. У нас в семье никогда не было культа детей. Есть родители, которые буквально живут победами и достижениями своих детей. Но это не наша семья. Точно. На первом месте в семье моих родителей – творчество, увлечение работой. Все остальное – потом. Не знаю, как сложится в моей семье, каждый опирается на свой опыт.

– Что ассоциируется у вас с клановостью, с большой семьей? Что бы вы хотели, чтобы сохранили ваши дети в своей жизни?

– Это вопрос позиционирования. Если ты по воскресеньям все время будешь варить картошку, то со временем возникнет такая семейная история-легенда, что мы, мол, всегда по воскресеньям собирались под абажуром и ели вареную картошку. Это просто пример того, как эти легенды ты сам придумываешь и создаешь. Другое дело, что мои дети, например, знают, что по воскресеньям мы идем в церковь, а потом едем на дачу к родителям. Для них это ритуал, о котором они будут точно так же рассказывать, если кем-то станут, и у них будут брать интервью. Но к ним у меня требований что-то специально «сохранить» – нет. Ощущение семьи может быть и положительным, и отрицательным. И в зависимости от влияния родительской семьи человек строит свою жизнь и свою собственную семью. Хорошо это или плохо? Не знаю…

– Все, что вы делаете – это только то, что вам нравится?

– Да, однозначно. Другой мотивации быть не может. И я, слава богу, могу себе это позволить. Мне нравится, например, помогать талантливым людям, которые не умеют себя продвигать, а я понимаю – как и чем им можно помочь. Мне это интересно, и я очень рада, когда кому-то помогаю. Я люблю друзей, общение. Мне нравится находить людей, от которых можно что-то брать, получать – новые мысли, новые идеи. Наверное, это достаточно эгоистичная позиция, но это так. И то, что более всего может меня привлечь, – это ум и талант. По-разному в человеке это может сосуществовать, но это то, на что я готова тратить свое время.

– Насколько усложняет жизнь повышенное внимание со стороны окружающих?

– Моя узнаваемость практически нулевая. Так что от «внешнего» внимания я не страдаю. Другое дело, странный интерес к моему мнению по поводу вопросов, в которых я не то что – не профессионал, а вообще не разбираюсь! Когда меня зовут на программу по поводу грудного вскармливания, мне хочется сказать – друзья мои, я не педиатр! Или когда спрашивают: «Как вы относитесь к введению страхования АВТОКАСКО?» Я – что, эксперт по страхованию?.. У нас, к сожалению, очень часто подменяют понятия – известный человек и профессионал. Почему-то считается, что если человек известный, популярный, то он познал какие-то истины и может ими «поделиться». Актеров и певцов спрашивают о политике, хотя эти вопросы должен решать и высказывать свое авторитетное мнение именно профессиональный политик, а не – пусть хороший – актер! Это, по большому счету, смешно. Я нервничаю, когда замечаю пристальное внимание к личной жизни, и в первую очередь это связано с тем, что есть двое детей. Не хотелось бы, чтобы это на них отражалось. Раздражает, когда пишут заведомую неправду с формулировкой «по словам близких друзей». Сейчас в этом смысле тяжелей всего Наде – то ее замуж выдают, то еще что-то…

– Помните, вы рассказывали, что когда вам плохо, грустно или что-то не ладится, то вы даже не можете этого никак внешне проявить, потому что многие скажут: «Ну, уж если у дочери Михалкова плохо, то что же нам – простым смертным – делать?!»

– Отец часто говорил, а ему Таточка (бабушка, Н. Кончаловская), что сравнивать надо не с теми, у кого лучше, а с теми, у кого хуже. Поэтому, когда начинаешь адекватно оценивать ситуацию, то понимаешь, что твое «плохо» – счастье для других. И тогда думаешь: «Да, елки-палки! Какое же это – плохо?» И это действительно смешно – рассказывать, какой ад у меня может быть в жизни, потому что – опять же – ад у каждого разный. И вдруг понимаешь, что банальные вещи, всегда казавшиеся ерундой, оказываются самыми важными – чтобы родители не болели, чтобы дети не огорчали, и тому подобное. И все. Все проблемы становятся ничтожными. Но я понимаю, что даже это можно толковать как угодно. Тут же скажут: «Ну, хорошо ей говорить, она ничего другого в жизни не видела! Эдакое снисходительное великодушие, чеховские стенания…» Так что в результате это вопрос только твоей личной оценки. Как ты ко всему относишься, так это и есть на самом деле.