Михаил Поздняев

На прошлой неделе швейцарская газета Le Temps опубликовала сенсационное сообщение: Центр организации археологических исследований Фонда Maecenas объявил об обнаружении Евангелия от Иуды. Ознакомиться с его содержанием все желающие смогут через год. «Сейчас мы не хотим ничего сообщать, – говорит Марио Жан Роберти, директор Maecenas. – Но там есть нечто, способное поколебать христианские догматы. И никакой мистики...»

Апокрифов (неканонических, недостоверных жизнеописаний Христа), приписываемых апостолам, известно около 20 – не считая позднейших басен, вроде «Тибетского Евангелия», повествующего о том, что Господь с отрочества и до начала проповеди якобы шатался по Гималаям, набираясь ума-разума у йогов. Общее место всех апокрифов – они предлагают публике «попсовый», с легким скандалезным привкусом вариант общеизвестного. Слабое место всех апокрифов – то, что они ничего не прибавляют ни к учению Христа, ни к Его образу. Забавен эпизод из «Евангелия от Фомы» о том, как малыш Иисус подрался с соседским пацаном на крыше дома, а когда тот оттуда сверзился и расшибся насмерть, Иисусу крепко нагорело от взрослых, и он вынужден был сраженного соперника оживить. Но, согласитесь, рядом с воскрешением Лазаря сцена эта – сюжет из «Ералаша».

Почему же интерес к апокрифам не угасает? Да потому, что, по выражению Пушкина, «мы ленивы и нелюбопытны»: многие ли из нас прочли Новый Завет от корки до корки? Нет, нам подавай «самое сокровенное знание», и какая-нибудь «Агни-Йога» нам представляется мудрее Нагорной проповеди. Но апокрифы соблазнительны еще и тем, что Историю – и священную, и кровавую – низводят до уровня сплетни. Или, наоборот, сплетню возводят в ранг исторического факта. И никакой мистики...

На прошлой неделе на Первом канале ТВ режиссер Сергей Снежкин выдал на-гора четырехсерийный фильм «Брежнев». Леонида Ильича в картине блистательно играет Сергей Шакуров. Эти четыре вечера я упивался его работой, и на память отчего-то приходил Марлон Брандо в «Крестном отце». А когда медленно проплыли финальные титры, а затем в качестве постскриптума был показан «фильм о фильме», справедливо названный «Кадры решают все» (Снежкин, автор «Ментов» и «Убойной силы», собрал охапку звезд – и мог с легким сердцем уйти со съемочной площадки)... в общем, когда я кликнул пультом и экран погас, то почувствовал себя воробьем, проведенным на мякине.

Сергей Снежкин в «фильме о фильме», что называется, на голубом глазу, признается: «Мы создавали персонаж заново. Имеет он или не имеет отношения к реальному образу – не наша проблема». Я, один из тех, кто желал понять, что такого знает Снежкин о своем герое, чего не знаю я, мог бы согласиться с подобной режиссерской задачей, сними Снежкин экранизацию «Евангелия от Иуды». Хотя Патриархия добилась бы запрещения демонстрации. Но фильм – о человеке, при котором я прожил треть жизни, который назван в сериале именем собственным и основные факты биографии которого пусть пунктиром, но показаны.

Снежкин – хотел этого или не хотел – снял фильм в фарватере «Старых песен о главном». Эти старые песни и в картине звучат. И трудно удержаться от умиления, глядя на старичка, гладящего по нежной ручке последнего близкого ему человека – медсестру, годящуюся ему во внучки, – поющего с ней дуэтом в сопровождении сводного хора членов Политбюро: «Когда б имел златые горы...»

Хорошая песня. С подтекстом. Человек, у которого полмира в кулаке, вдруг чувствует, что кулак слабеет. И мутнеющим рассудком «допирает» до прописной истины: для счастья, в сущности, нужно очень немного. Чтобы тебя любили. И старик просит медсестру, как малое дитя: «Полежи со мной».

И никакой мистики...

Но тут как раз «Евангелие от Снежкина» дает сбой. В одном из эпизодов Брежнев сам важно заявляет: «Народ меня любит!», нимало не сомневаясь ни в этом, ни в своей правоте во всех остальных случаях. Уж кому-кому, а ему рефлексии были несвойственны. Если бы реальный, а не апокрифический Брежнев был безвольным, одиноким, в упор не желающим видеть «златые горы и реки, полные вина», если бы он не лез на вершину власти аж с конца 20-х по трупам (и в переносном, и в прямом смысле) – история России была бы в прошлом веке совсем другой.

Но история не терпит сослагательного наклонения.

Иуда был шкурником и низким предателем Учителя. Брежнев и предавал соратников и благодетелей, и подписывал расстрельные списки, и издавал указы о высылках из страны ее лучших сынов, и принимал решение о вводе «ограниченного контингента» в Афганистан. И не потому, что такова была воля Времени или коллективное решение товарищей из Политбюро. А потому, что не только Время породило его, но и он породил время – тянущееся, как дым из тлеющего костра, аж до наших дней. И дым этот имеет весьма неприятный запашок.

А песни... Что ж, песни раньше пелись и в самом деле хорошие. Наверное, и на Тайной вечере Христос с апостолами что-нибудь пел. И Иуда подтягивал старательнее всех.