На танки - с саблями: как казахи защищали Москву и Ленинград

Сергей Баймухаметов

Насколько знаю по отцу, по старшим друзьям – их уже не осталось – фронтовики, бывшие на передовой, не любили говорить с посторонними о войне в подробностях. Со своими, с окопниками – да. С другими – нет.

Чаще вспоминали курьезы, бытовые случаи, роковые совпадения. Они все - фаталисты: «На войне многое решает случай. Узнало полковое начальство, что я механик – перевели в артдивизион. А через неделю траншею моего бывшего взвода накрыло бомбой».

«Я только раз видала рукопашный…»

Лишь однажды довелось мне в детстве услышать жестокий рассказ - о судьбе моего дядьки Каиржана. Которого я никогда не видел и не мог видеть. Приехал к нам через много лет после войны, году в шестидесятом, его однополчанин, дядя Гриша. И рассказал, как он после рукопашной нашел, поднял с земли тело друга, исколотого штыками, телогрейка порвана в клочья.

Значит, дрался, уже исколотый, в остервенении боя. Как в стихотворении Юлии Друниной:

Я только раз видала рукопашный,

Раз наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

В 2005 году, будучи шеф-редактором документального телесериала о войне «Дневник памяти», я слушал ветерана-генерала (он начинал войну лейтенантом): «Выпиваешь разом стакан спирта, все в голове завертелось – и в атаку. А после боя – как стеклышко…»

Взбудораженный приездом дяди Гриши, заговорил и отец, а мы, сыновья, слушали. «После боя, выпив всю водку (и двухдневную норму довольствия тех, кто «выбыл» - половина роты), мы рухнули мертвым сном. Проснулся под утро, во рту пересохло, в животе горит, добрел до ручейка, стал пить, и удивлялся, что вода сладкая-сладкая. Когда рассвело, увидел, что ручей выше по течению завален трупами наших и немцев - вода была сладкой от крови».

А обычно, когда просили рассказать, отец переводил разговор на другое. Иногда казалось, что из военной осени и зимы 41 года больше всего ему запомнился московский асфальт. Наш город Петропавловск Северо-Казахстанской области тогда, в начале 60-х годов, только начинал бурно строиться, улицы асфальтировали. Отец усмехался: «Разве это асфальт? Вот московский - это да. Помню, через всю Москву на танках прошли, а на асфальте ни одной царапины. Вот это асфальт - так асфальт!»

Часто исторические факты переплетаются с частными судьбами. Знаменитая книга Александра Бека «Волоколамское шоссе» заканчивается встречей комбата, старшего лейтенанта Баурджана Момыш-улы с генералом Панфиловым в штабе дивизии в Волоколамске. В тот момент вошел адъютант и доложил: «Товарищ генерал, приехал представитель дальневосточников». В составе тех дальневосточных дивизий, прибывших под Москву в самые критические дни и месяцы, был и мой отец, призванный из города Петропавловска Северо-Казахстанскойобласти.

У деревни Крюково погибает взвод

О казахах - защитниках Москвы знают, в основном, по дивизии Панфилова, по Баурджану Момыш-улы, прославленному в книге «Волоколамское шоссе». Фидель Кастро считал его идеалом воина, приказал включить книгу в боекомплект бойца Кубинской армии. Но в Московской битве сражались и полегли десятки и десятки тысяч казахов и казахстанцев из многих частей. После сражений конца 1941 и начала 1942 годов Илья Эренбург посвятил два очерка в «Правде» именно доблести казахских бойцов. Один из них – «На Истре», а другой так и назывался – «Казахи». В нем он приводил слова пленного немца: «Против нас были страшные солдаты - их не мог остановить никакой огонь, они бежали прямо на нас. Потом мне сказали, что это казахи. Я не знал прежде, что существует такой народ».

После гибели И.В. Панфилова, после первого прорыва немцев к Истре, старшего лейтенанта Момыш-улы вызвали в штаб 16-й армии.

«Не ручаюсь, что вы единственный старший лейтенант в Красной Армии, который будет командовать полком, - сказал командарм Рокоссовский. - Но могу сказать, что вы единственный старший лейтенант в нашей армии, назначенный командиром полка. Поздравляю с новым назначением».

С 1975 года известна всем песня Сергея Острового и Марка Фрадкина «У деревни Крюково погибает взвод». У Крюкова стоял 19-й гвардейский полк Баурджана Момыш-улы. На последнем рубеже Москвы. На подкрепление к нему пришли 350 бойцов московского ополчения.

«Моим адъютантом был лейтенант Петр Сулима, украинец,- вспоминал впоследствии Баурджан Момыш-улы. - Сулима принес мне новую склейку крупномасштабных топографических карт. Я развернул и увидел на юго-восточных листах карты сплошную темную массу... «Москва», - прочел я надпись под пятном...

- Вы когда-нибудь бывали в Москве? — спросил я лейтенанта.

- Нет, не приходилось, если не считать того, что мы проезжали в эшелоне.

- Я тоже проскочил через «Москву-товарную».

Перед нами... лежала карта Москвы... В центре был обозначен Кремль.

Я взял циркуль-измеритель: расстояние от Крюкова до Москвы по прямой всего лишь тридцать километров. По привычке прежних отступательных боев я поискал промежуточный рубеж от Крюкова до Москвы, где можно было бы зацепиться, и... этого рубежа не нашел. Я представил врага на улицах Москвы... строй гитлеровцев в парадной форме во главе с очкастым сухопарым генералом в белых перчатках и с легкой усмешкой победителя...

- Что с вами, товарищ командир?

- Да ничего, Сулима... - Я очнулся... - Для чего нужна карта командиру?

- Чтобы он всегда мог ориентироваться на местности...

Я в это время отгибал половину склейки карты по самый обрез, где кончался тыловой район нашего полка... Аккуратно разрезал карту и протянул половину ее Сулиме.

- Нате, сожгите. Нам больше не понадобится ориентироваться и изучать местность восточнее Крюкова».

Точно и сильно написал об этой сцене в книге «Россия век XX» Вадим Кожинов: «Москва, которую он никогда не видел, была для него центром того геополитического мира, в котором он в 1910 году родился, вырос... Русские, казахи и другие народы уже много веков... имели общую в тех или иных отношениях судьбу... Центром этого мира давно уже стала Москва, и Баурджан Момыш-улы органически не может отдать ее во власть чуждого мира... Он не рассуждает, он просто не может».

У деревни Крюково погибает взвод...

Войска германской группы армий «Центр» двинулись на Москву 30 сентября 1941 года. С четким планом – военным, политическим, пропагандистским. Город должен быть затоплен. И поставлен грандиозный памятник фюреру, гранит для которого уже везли из Норвегии. Выступая перед своими солдатами на Лукенвальдском учебном полигоне, Гитлер сказал: «Забудьте, что Москва – город... Москва - не город... и жители ее – не люди!»

А чуть позже, на совещании командного состава группы армий «Центр», уточнил: «Город должен быть окружен, чтобы ни один русский солдат, ни один житель – будь то мужчина, женщина или ребенок – не мог его покинуть».

В те месяцы только на строительство оборонительных сооружений вышло 450 тысяч москвичей. Две трети из них – женщины.

Их мужья и дети уходили в ополчение.

Мы одержали победу еще в отступлении, в обороне. Только за 20 дней, с 16 ноября по 5 декабря, гитлеровские войска потеряли под Москвой 155 тысяч человек убитыми и ранеными, около 800 танков, 300 орудий и до 1500 самолетов.

После тяжелейших оборонительных боев у деревни Крюково наши войска 5 декабря 1941 года перешли в наступление.

203 дня и 203 ночи длилась титаническая битва на пространствах, равных территории Франции. С обеих сторон в сражении участвовало более 7 миллионов человек. 926 тысяч убитых и попавших в плен - потери советских войск. Убиты и попали в плен 615 тысяч солдат вермахта.

В Могиле Неизвестного Солдата у стен Кремля покоятся останки одного из тех воинов, что встретили врага у деревни Крюково.

Неизвестная дивизия

Продолжением битвы под Москвой было сражение 1941-1943 годов на Ржевско-Вяземском выступе - трагическая страница истории Великой Отечественной войны. С нашими огромными потерями. Вермахт держал под Ржевом значительную часть всех своих войск. Книга гитлеровского генерала Хорста Гроссмана, командира 6-й пехотной дивизии, называется «Ржев - краеугольный камень Восточного фронта». По данным современных немецких историков, на Ржевско-Сычевско-Вяземском направлении было сосредоточено 57 дивизий вермахта и СС.

Там тоже сражались казахстанцы, шесть или семь соединений. В том числе – отдельные 100-я и 101-я национальные казахские стрелковые бригады, сформированные в Алма-Ате и Актюбинске по приказу Народного комиссариата обороны «О формировании национальных кавалерийских и стрелковых бригад».

На 25 ноября 1942 года в 100-й бригаде числился 4751 человек. На 3 декабря - 1994 человека. За пять недель боев обе бригады потеряли 80 процентов личного состава.

В декабре 2010 года по инициативе Казахстана в Ржеве открыли большой мемориал. На гранитной стене – 10 тысяч фамилий павших бойцов.

Там же, на Калининском фронте, сражалась 150-я стрелковая дивизия, сформированная в Кустанае. Она дошла до Берлина. Командир взвода разведки лейтенант Рахимжан Кошкарбаев и вятский уроженец красноармеец Григорий Булатов 30 апреля 1945 года установили первый флаг на Рейхстаге. А затем лейтенант Алексей Берест, сержант Михаил Егоров и рядовой Мелитон Кантария водрузили Знамя Победы на куполе Рейхстага.

Национальные кавалерийские бригады, сформированные по тому же приказу Наркомата обороны - отдельная трагическая страница. Например, только через 70 лет стало известно о судьбе 106-й казахской национальной кавалерийской дивизии. О ней нет документов в Центральном архиве министерства обороны. Дивизия погибла под Харьковом в 1942 году, в трагически известном Харьковском котле. Безвозвратные потери наших войск (убитые, тяжело раненные, пропавшие без вести, попавшие в плен) составили 270 190 солдат и офицеров. По немецким данным – только в плен попало 240 000 бойцов. После тяжелейшего поражения в Харьковской операции и отступления до Волги и вышел приказ Ставки №227 (известный как «Ни шагу назад!») - с введением штрафбатов и заградотрядов: «Оставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов…»

Многие документы о тех событиях исчезли. Через 70 лет в одном из архивов всплыл Акт передачи 106-й дивизии, в котором говорится, что на железнодорожную станцию Савинцы под Харьковом 12 мая 1942 года прибыло подкрепление в виде полной кавалерийской дивизии, которая была отправлена из Акмолинска (ныне Нурсултан). Ее состав был - 4091 человек, 3180 коней, наганов – 0, автоматов – 0, минометов - 61 и... 102 винтовки. На танки и пулеметы - с саблями.

Смерть в болотах

Коли упомянул родной Петропавловск Северо-Казахстанской области, надо сказать и о сформированной там 314-й стрелковой дивизии. Она почти вся полегла в Синявинских болотах под Ленинградом. Официальная ее история, как и многих других войсковых соединений, всегда была неполной. Если не сказать - искаженной. Даже в репортаже об открытии монумента ветеранам в Петропавловске 9 мая 2008 года многие газеты осветили ее боевой путь по старому советскому шаблону. В сентябре 1941 года вступила в бои на реке Свирь... В начале 1943 года участвовала в прорыве блокады Ленинграда... В 1944 году освободила город Кингисепп и стала именоваться Кингисеппской...

Между сентябрем 1941 года и январем 1944-го - бои на Синявинских болотах. Они длились два с лишним года.

Участок между Мгой и Синявино, так называемый Синявинско-Шлиссельбургский выступ, советскими военными стратегами считался наиболее удобным для прорыва блокады встречными ударами двух фронтов – Ленинградского и Волховского. Сплошные болота. Фельдмаршал Манштейн писал: «Мы бы никогда не стали организовывать операции на такой местности».

Было пять попыток прорвать блокаду. Четыре из них – по Синявинским болотам. Над топями возвышались холмы – Синявинские высоты, занятые немцами. Наши мостили гати и шли по ним в атаку. Немцы косили их из пулеметов.

Участник тех боев - профессор искусствоведения, научный сотрудник Эрмитажа Николай Никулин - оставил воспоминания:

«Мы помним болото перед деревней Гайтолово, забитое мертвыми телами. По ним, как по гати, бежали атакующие... Каждое утро солдаты шли на штурм позиций немцев вдоль железнодорожной линии и падали, сраженные пулеметными очередями. Вечером подходило пополнение. Так продолжалось день за днем. Сильные снегопады завалили поле сражения. Когда весною снег стаял, обнажились штабеля убитых. У самой земли лежали солдаты в летнем обмундировании, в гимнастерках, ботинках и брюках - жертвы боев 1941 года. На них громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках клеш. Выше - сибиряки в полушубках и валенках, ходившие в атаку в январе-феврале 1942 года. Еще выше - бойцы в ватниках и тряпочных шапках (их выдавали в блокадном Ленинграде). На них - тела в шинелях и маскхалатах, с касками на головах и без них».

Есть справка Центрального архива министерства обороны о количестве красноармейцев, вырвавшихся из окружения в одной из Синявинских операций:

«Из 19-й гвардейской дивизии вышли 108 человек;

из 374-й дивизии - 687 человек;

из 191-й дивизии - 600 человек;

из 259-й дивизии - 659 человек из 8 тысяч;

из 22-й бригады - 22 человека;

из 23-й бригады - 100 человек;

из 33-й бригады - 234 человека;

из 53-й бригады - 211 человек;

из 132-й бригады - 288 человек;

из инженерных частей вышли 300 человек».

Итого - 3209 бойцов из четырех дивизий, пяти бригад и инженерных частей.

В Синявинских операциях осени 1941-го и осени 1942 годов участвовало 261270 солдат и офицеров Красной Армии. Убито и ранено – 168674.

Северо-Казахстанская 314-я дивизия сражалась в двух Синявинских операциях. В сентябре 1942 года вела бои в районе Мгинского лесничества. Только за 2 дня боев в районе урочища Гайтолово потеряла 3 тысячи солдат. Остальные тысячи не считаны.

Штатный состав 314-й дивизии на момент формирования – 10 931 человек.

310-я стрелковая дивизия, сформированная в Акмолинской области Казахстана, вступила в бои на Синявинском направлении в сентябре 1941 года. К ноябрю в ней осталось 250 пехотинцев.

Вот список павших на Синявинских болотах ранее неизвестных солдат, чьи останки обнаружили и установили имена студенты поисковых отрядов из Казахстана и Петербурга летом 2010 года:

Пирманов Есмаланюат, Садыков Абу, Тарбеков Баймагомет, Ахметов Тунгуш, Макажанов Байдаулет, Шиланбаев Абурай, Алтыбасов Аштбай, Асарбаев Бирмал, Асанов Казыбай, Козырев Иван Антонович, Куанов Самбай, Утегулов Бейс, Берджикеев Кушин, Батшабаев Барнухан, Женязов Касим, Забильский Ефим Семенович, Абцов Нуштула, Бердимуратов Шуахбай, Естлеув Хайрула, Казамбаев Когыш, Мустафин Сеит, Абдрахманов Турмукан, Байдаулетов Сахаб, Жулейманов Урезам, Кожанов Шукур, Бурынбаев Норман, Жалилов Сейбежан, Беззубов Сафрон Ефимович, Хабаев Асрол, Капелев Аршимат, Маткарымов Наргат, Бексултанов Дотшвай, Ибраимов Урман, Хайсин Хаджи, Бикторов Биспай, Ергалиев Амангельды, Колымбетов Момитбай, Абцов Куптула, Естясов Айрулла, Жаксилихов Жесун, Кожин Корбай, Подниколенко Иван Ефремович, Малыхин Михаил Александрович, Мусаев Абдир.

***

Накануне Великой Отечественной войны население Казахской ССР составляло 6 миллионов 54 тысячи человек.Из них было мобилизовано на фронт более 1 миллиона 360 тысяч. Каждый четвертый-пятый.

Почему я написал этот очерк с подчеркнуто узким содержанием: «Казахи под Москвой и Ленинградом»? Потому что о нашей общей судьбе помнят уже только старшие. А в новой жизни, почему-то ожесточенной в мирное время, выросли другие поколения. Эти мальчишки и девчонки должны знать, что у их дедов и прадедов была одна Москва, один Ленинград, одна Родина, за которую они отдали жизнь.