Путч в фиксаже

Моя фотоверсия противостояния президента Бориса Ельцина и основной части депутатов Верховного Совета началась 22 сентября 1993 года репортажем о селекторном совещании сурового Виктора Черномырдина с главами регионов в здании Центрального телеграфа. Все последующие две недели «великого стояния» депутатского корпуса и блокады Верховного Совета я провел в Белом доме и его окрестностях, работая в то время фоторепортером «Известий».

После объявления президентского Указа 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета России на Горбатом мосту одновременно с журналистами появились и баркашовцы – отряд почти в 300 человек! На фоне анпиловских коммунистических старушек и воодушевленных граждан, возводивших заграждения, молодчики из «Русского национального единства» (РНЕ), постоянно маршировавшие в черных рубашках и камуфляже, выглядели по-военному серьезно.

Неразбериха вокруг Белого дома тогда царила жуткая! Казалось, что защитники Верховного Совета и остальные «дети демократии» снова играли в август-91, строя игрушечные баррикады, мечтая о поддержке армии и танках, на которые они влезут. Атмосферу благодушного пикника дополняли шатры-палатки, прогуливавшиеся молодые мамаши с колясками из соседних домов и приготовление пищи на кострах. В вестибюле здания бойко шла запись добровольцев в макашовское ополчение и непонятно откуда взявшиеся казачьи дружины. За всем этим балаганом наблюдали патрули из Абхазии и Приднестровья, приехавшие в форме и со своим оружием, ряженые московские казаки и редкие милиционеры, продолжавшие охранять Белый дом. В первые дни противостояния через баррикады в обе стороны ходили все кому не лень, так как для желающих встать на защиту Белого дома был открыт проход.

Революционная романтика закончилась, когда здание Верховного Совета было полностью окольцовано «колючкой» спирали Бруно, а транспортные подъезды к парламенту перекрыли десятки поливальных машин. За колючей проволокой перед Белым домом выстроились грузовики с солдатами дивизии Дзержинского и сотнями бойцов присланного из провинции ОМОНа, поддерживавших главу МВД Ерина и традиционно ненавидевших «зажравшихся» москвичей. Полноценная блокада началась с отключения электричества и всех видов телефонной связи.

Особенно трудно было фоторепортерам, так как они снимали не на «цифру», как сейчас, а на черно-белую и, если повезет, на дорогую цветную фотопленку. Газеты и информационные агентства каждый день требовали все новые и новые фотосвидетельства, поэтому снимающим журналистам приходилось каждый раз покидать Белый дом и возвращаться из редакций снова в эту «горячую точку». С каждым часом блокады делать это становилось все сложнее.

Через пару дней на оцепленную тройным кольцом территорию вокруг Белого дома уже пропускали по паспорту только жителей окрестных домов и депутатов, спешивших в здание Верховного Совета. Прессу перестали подпускать даже к турникетам первого кольца оцепления! Западные журналисты позволяли себе передавать информацию в родные агентства по безумно дорогой спутниковой связи.

Напомню, что у народа в то время Интернета «под мышкой» и мобильных телефонов просто не существовало! Некоторые фоторепортеры входили в Белый дом и выходили в город на свободу по подземным коммуникациям, которые нам показывали диггеры.

За дни блокады я сошелся с баркашовцами, которых часто снимал на площади перед главным подъездом парламента. Они патрулировали оцепленную территорию и вечно маршировали, пугая коммунистических старушек громогласным «Слава России!» и нацистским приветствием. Мои знакомые из РНЕ показали мне заветную калитку в металлической ограде, которая примыкала ко двору одного из жилых домов. Через нее я пару раз проскальзывал в родную редакцию с катушками непроявленных пленок, спрятанных в специальные углубления каблуков ботинок (!). Передвигался по улице, как начинающая балерина, на носочках, чтобы не раздавить драгоценные кассеты.

28 сентября нам с Валерием Яковым – тогда обозревателем газеты «Известия» – особенно повезло. Утром мы получили разрешение подняться на самую верхнюю площадку Белого дома под гигантскими часами, вместо которых сегодня на фасаде башенки укреплен золотой герб России. Часы тоже были золотые, и мы по очереди фотографировались на их фоне. С этой верхотуры как на ладони были видны все баррикады и оранжевые ожерелья поливальных машин. Днем мы уже были в главном зале заседаний, где несколько дней работал 10-й чрезвычайный и внеочередной съезд народных депутатов России. И работал, напомню, при свечах!

Депутатская столовая с бутербродами и нарзаном тоже освещалась большими стеариновыми свечками. В самом светлом месте у окна холла я сфотографировал уникального инженера, сумевшего из двух телевизоров смастерить радиопередатчик для спецсвязи руководства. К вечеру перед немногочисленной прессой баркашовцы продемонстрировали строй бойцов РНЕ со вскинутыми руками в фашистском приветствии и, главное, разрешили это все снять! А ночью к нам, журналистам, спавшим в холле второго этажа, тихо подошел сам Руцкой с личной охраной – в спортивном костюме и автоматом за спиной. Александр Владимирович устроил для прессы ночной пиар-обход боевых позиций защитников Белого дома.

Утром с этой наиценнейшей фотоинформацией я был выпущен в город и рванул проявляться. Ввиду истечения 20-летнего срока давности хочу покаяться сегодня в некоторых журналистских грехах. Как и многие фотографы, помимо съемок для своей родной газеты, я «стринговал» для Европейского пресс-фотоагентства. Я продавал буржуям некоторые фотосюжеты, получая взамен гонорар и – главное – много цветной пленки...

Влетев тогда в офис агентства с криком о том, что снял сенсацию, я сразу нырнул в темную комнату, начав процесс проявления пленки. Но вот беда – не посмотрел, в каком порядке стоят бачки с проявителем и фиксажем. Через десять минут я понял, что жизнь действительно вещь полосатая. Черная полоса судьбы погрузила первую половину моей уникальной съемки путча сразу в фиксаж...

Я смотрел на оставшиеся непроявленные катушки и думал, что же я успел погубить – фашистов на площади, депутатов со свечами, Руцкого с автоматом или Якова под часами?

Оказалось, не повезло Якову и Руцкому. Снимок с баркашовцами в фашистском приветствии обошел первые полосы многих мировых изданий под одинаковым заголовком «Нацисты защищают коммунистов и Белый дом!».

Снова в блокадное здание российского парламента я входил уже под прикрытием спортсменов-миротворцев. Сюда их, видимо, привел бизнесмен Отари Квантришвили, который за несколько месяцев до своей гибели от рук киллера создал партию «Спортсмены России».

Хоккеисты Валерий Васильев и Александр Якушев, биатлонист Александр Тихонов, сатирик Михаил Задорнов и сам Отари Квантришвили подошли вместе с журналистами к первому кольцу милицейского оцепления, чтобы договориться о переговорах с защитниками Белого дома.

Второе и третье кольцо турникетов пробежать мне уже не составило большого труда. Унылый окрик омоновца «Стой! Стрелять буду!» я услышал, когда меня подхватили на руки «родные» коммунисты и баркашовцы.

Последний раз я вышел из осажденного Белого дома днем 3 октября. Войти уже не смог, так как утром 4-го туда входило уже слишком много народу из разных дивизий – Тульской, имени Дзержинского, Таманской и Кантемировской, используя автоматическое оружие.

Когда в 8.30 утра короткими перебежками от Садового кольца по Большому Девятинскому переулку к зданию парламента двинулся Смоленский ОМОН, Валерий Яков мимоходом предотвратил начало третьей мировой войны! На доступном для бойцов языке Яков потребовал прекратить стрельбу по зданию американского посольства, на крыше которого солдаты увидели людские фигурки и приняли этих охранников дипмиссии за снайперов Руцкого. К нашему удивлению, командир стрелявших бойцов извинился, сославшись на полное незнание Москвы, и даже отдал Якову свою каску. По посольству его солдаты больше не стреляли.

Про штурм Белого дома в 1993-м сказано немало. Больше всего в этих событиях меня поразила фантастическая беззаботность зевак и других мирных граждан, собравшихся – даже с детьми! – поглазеть на танковый расстрел парламента! Толпа дружно приседала и пряталась за автомобили, когда снайперский огонь со здания мэрии выцеливал очередную мирную жертву. Остальная Москва и мир наблюдали в прямом эфире CNN гражданскую войнушку в центре Москвы, попивая кофе у экранов своих телевизоров.

С войны в редакцию я вернулся на метро к пяти часам вечера. Нужно было успеть с фотографиями в экстренный газетный номер. Это был пока последний опыт уличных боев в нашей Москве.

С тех пор для меня остался без ответа один вопрос: почему за убийство, даже случайно-нечаянное, человека иногда сажают в тюрьму, а массовая гибель населения в центре столицы от танков-пулеметов-автоматов тихо прошла по разряду стихийного бедствия?