Posted 3 июня 2014,, 20:00

Published 3 июня 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 04:12

Updated 8 марта, 04:12

Историк Леонид Кацва

3 июня 2014, 20:00
Редакция «Новых Известий» начинает дискуссию о возможном введении в российских школах единых учебников по гуманитарным предметам. По отечественной истории такой учебник может появиться в 2015 году: концепция уже утверждена, а конкурс среди написанных по ней книг проведут следующей весной. Преподаватель истории столично

– К работе над единым учебником истории вас пытались привлечь?

– Я участвовал в обсуждении один раз, когда было Всероссийское совещание учителей истории, и сразу сказал, что вся затея производит на меня настораживающее впечатление.

– Почему?

– Потому что концепция учебника написана профессиональными историками, которые не имеют прямого отношения к работе в школе. В концепцию напихали такое количество так называемых методических единиц (фактов, имен, дат), обязательных для усвоения, что это совершенно невозможно будет уместить ни в какой учебник. Там есть и церковные деятели, которые в курсе вообще никогда не упоминаются либо упоминаются один раз, и пионеры-герои, которые вдруг всплыли из довольно длительного небытия. Количество имен такое, что для того, чтобы учебник не превратился в пустой перечень, он должен быть гигантского объема. А сделать его огромным невозможно, потому что существуют нормативы на размер учебников. Учебник же, который отразит не все методические единицы концепции, может быть отстранен от конкурса. Уже здесь скрыты замечательные возможности для произвола.

– Насколько концепция идеологизирована?

– На первый взгляд – не сильно, хотя местами там многовато церкви. В рамках этой концепции можно написать несколько учебников, которые будут содержать совершенно противоположные оценки одних и тех же событий. Но есть реперные точки, с которыми согласиться не могу. Например, там говорится, что в 1930-е годы произошло свертывание советской демократии. Какой такой советской демократии? Это после Гражданской войны был расцвет советской демократии? Мне кажется, что в концепцию это пришло откуда-то из второй половины 1950-х годов – из периода ранней оттепели. Но с позиции сегодняшнего дня так утверждать нельзя.

– Что со Второй мировой войной?

– Дается очень жесткая, твердая формулировка: Советский Союз вступил во Вторую мировую войну 22 июня 1941 года. Но последние лет 20–25 очень многие историки высказывались о том, что на самом деле СССР вступил в войну 17 сентября 1939 года, когда ввел свои войска в Польшу. И вступил он в эту войну, прямо скажем, на стороне Гитлера. А уж 22 июня 1941 года, когда началась Великая Отечественная война (составная часть Второй мировой войны), ситуация резко изменилась, и Советский Союз превратился в главного противника Гитлера, в главную силу антигитлеровской коалиции. Если бы в концепции была предоставлена возможность для столкновения этих точек зрения, было бы понятно. Но этого не сделано, дана одна решительная безапелляционная точка зрения, что мне кажется неверным.

– Чем отличается новая концепция от прежних подходов, помимо количества имен и дат?

– Всерьез – ничем. Вся эта затея с единой концепцией мне представляется горой, которая родит мышь. Летом 2012 года я проанализировал 17 учебников отечественной истории XX века, причем все они были написаны после 2000 года. Концептуальных различий между ними не так много, различаются только по деталям. Поэтому думаю, что все это затеяно лишь для того, чтобы утвердить державно-патриотический подход. Учебники, написанные более-менее с либеральных позиций, побеждать в конкурсе не будут.

– Вы будете выставлять свои книги на конкурс?

– У меня с учетом окружающих тенденций есть очень большие опасения по поводу того, какими станут учебники, которые в итоге выиграют конкурс. Я считаю, что участие в этом конкурсе в таких обстоятельствах нецелесообразно.

– Что будет с теми учебниками, по которым преподают сейчас?

– Создатели концепции рассказывали, что в национальных республиках создаются особенно экзотические учебники. Но, если власть хочет призвать людей из национальных регионов к порядку, это не значит, что надо рубить все ранее созданные федеральные учебники. Тем более что существует федеральный перечень учебников, одобренных для изучения в школе: они уже прошли экспертизы Российской академии наук и Российской академии образования, и сложно представлять себе, что кто-то написал что-то совсем «левое». Такое было возможно в 1990-е годы, когда советские учебники устарели, новых книг не было и хватались за первое попавшееся.

– Новый учебник будет один или это будет линейка, когда можно выбрать из нескольких?

– Не могу сказать, чем завершится конкурс на написание учебника, кто в нем примет участие и будет ли в результате один учебник, или два, или три. Тем более можно сказать, что «у нас три учебника», но это окажется лукавством: вот учебник для профильных классов, вот учебник для непрофильных классов, а вот учебник для техникумов. А на самом деле это будет один и тот же учебник с небольшими вариациями. Но у нас очень большая страна, очень много школ разных типов, контингент учащихся очень сильно различается, учителя разные, и им должна быть предоставлена возможность выбора учебной литературы!

– Учителя вас поддерживают?

– Я состою в Интернете в группе учителей истории и обществознания. Там по этому поводу проводился опрос. За единый по всей стране учебник высказались 52%, за вариативность – чуть больше 40%, остальным или все равно, или они не определились. Многие учителя считают, что если у нас единый госэкзамен, то к этому единому экзамену надо детей готовить по единому учебнику. Эта точка зрения – пустая, потому что дети редко готовятся к экзамену по школьным учебникам. Существует специальный жанр литературы для подготовки к экзаменам – «пособия для абитуриентов». Такие книги мне тоже приходилось писать, и они пишутся совсем по другим законам, чем учебники.

– Как относитесь к предложению депутата Госдумы Ирины Яровой утвердить единый учебник законом?

– Яровая – прокурор и должна заниматься прокурорскими делами, в крайнем случае – депутатскими. Прислушиваться к Яровой в нашем ремесле не нужно, потому что она в нем плохо понимает. Я имел неоднократные беседы с секретарем Российского исторического общества Андреем Петровым. Он все время повторяет, что речь идет не о едином учебнике, а о рамочной концепции. Я бы очень хотел в это верить, но боюсь, что учебники, которые мы увидим, окажутся если не одним учебником, то близнецами.

– Насколько вообще важен учебник при работе в классе?

– Хороший учебник очень облегчает жизнь: можно организовать работу с ним, можно избежать ситуации «учитель – говорящая голова», можно какие-то сюжеты дать прочитать по учебнику. Недавно я работал с одним учебником по XX веку, так по этому учебнику даже домашнее задание нельзя дать. Текст есть, а информации нет: я не знаю, как люди так ухитряются писать. Плохой учебник жизнь осложняет. Но решающая роль все равно принадлежит учителю, а не учебнику.

– Какие периоды истории сложнее всего преподавать?

– Все. Я знаю, как возникла идея с «30 сложными вопросами» (предложенное летом прошлого года Российской академией наук толкование 31 эпизода российской истории от оценки роли варягов в образовании российского государства до причин и последствий «стабилизации экономики и политической обстановки» в России в 2000-е годы. – «НИ»): один мой знакомый написал письмо в Российское историческое общество о том, что хорошо бы по спорным вопросам дать какие-то консультации учителям, а в результате это превратилось в то, во что превратилось.

– Возможно ли объективное преподавание новейшей истории?

– Думаю, что нет. Как можно объективно преподавать то, по поводу чего в обществе нет согласия? А согласия и быть не может, потому что страна расколота. Было предложение Мединского (министр культуры РФ Владимир Мединский. – «НИ») ограничить учебник 2000-м годом – грубо говоря, предыдущим царствованием, как это делалось в царское время. Но, насколько я понимаю, это не сработало.

– Можно ли запудрить детям мозги с помощью учебника?

– Учебник – плохое средство для запудривания мозгов. Когда начинают рассказывать о воспитании патриотизма с помощью учебников, то я всегда вспоминаю, как лет семь назад возникла концепция патриотического воспитания. Я ее читал, и одна строчка меня совершенно поразила: «ассигновать столько-то средств (речь шла о миллионах рублей) на издание дисков с записями патриотических песен и маршей». Диски можно издать, но предполагать, что так будет воспитан патриотизм, может только очень недалекий человек. Дети вообще не любят, когда их воспитывают. И если учебник окажется совсем уж откровенно пропагандистским, то учителя просто будут избегать с ним работать, а работать без учебника учителю истории не привыкать.

"