Posted 3 марта 2008,, 21:00

Published 3 марта 2008,, 21:00

Modified 8 марта, 08:15

Updated 8 марта, 08:15

Александр Петров

Александр Петров

3 марта 2008, 21:00
Оскаровский лауреат анимационный режиссер Александр Петров имеет репутацию художника-отшельника. Он не любит общаться с журналистами, спокойно относится к своему успеху, а жить предпочитает в Ярославле, хотя с его уникальным искусством живописи маслом по стеклу мастера рады были бы видеть не только в Москве, но и в дру

– Это ведь уже четвертая ваша номинация? Почти рекордная цифра. Больше раз номинировались из аниматоров только Ник Парк и Джон Хабли. Что вы чувствуете – восторг? гордость? удивление? (Интервью бралось незадолго до церемонии. – Ред.)

– Честно? У меня нет пока никаких ярких эмоций – ни гордости, ни восторга. Все очень ровно. Единственное, я немного удивлен. Мне казалось, что «Моя любовь» – фильм довольно специфический и может быть понятен только в нашей стране.

– А когда на «Оскар» был номинирован ваш первый фильм – «Корова», тогда было какое-то волнение?

– Поначалу тоже нет. Я просто не понимал, что происходит, что такое «Оскар» и с чем его едят. Разумеется, я знал, что существует такая награда, какие-то известные люди ее получали, но никак не мог все это приложить к себе. А вот когда уже все закрутилось и нужно было собирать вещи, ехать за тридевять земель, выбирать костюм, ходить на вечеринки… Во мне накручивалось такое восторженное беспокойство. Так что когда объявляли лауреатов, я помню, меня здорово колотило. Очень хотелось, чтобы премия досталась мне. И я очень расстроился тогда, что получать пошли другие. Я думал, что раз я сюда приехал, то я и должен получить приз. И когда не получил – это было, наверное, самое острое и самое болезненное ощущение, связанное с «Оскаром». Все последующие премии проходили спокойнее. А к четвертому я вообще привык. Сейчас эта награда более важна для моих продюсеров – компании «Даго». Хотя, я уверен, что если доеду до Лос-Анджелеса, пойду на церемонию, сяду в кресло… все равно, начнется волнение. Я сначала вообще не хотел ехать, но меня убедили, что нельзя пренебрегать оказанной честью.

– Как вам кажется, со времен «Коровы» вы сильно изменились? Может быть, стали увереннее в работе или, наоборот, осторожнее?

– Честно говоря, не знаю. Каждый фильм – это для меня поиск ответов на какие-то мои собственные вопросы и заморочки. Возможно, я стал немного осторожнее. Стараюсь выбирать какие-то не очень сложные темы. Считаю, что нужно брать простые человеческие истории и хорошо их рассказывать. Но все равно совсем уж просто не получается. Видимо, мне так на роду написано. Я вот когда решил делать «Мою любовь» по Ивану Шмелеву, думал, отдохну на этом фильме. История легкая, ироничная, открытая. Мне казалось, я сейчас ее просто как песню спою. А в итоге вляпался я на три с половиной года каторги – просто каторги. А ведь с моим опытом я сразу должен был понять, что это большое плаванье будет.

– Почему вы выбрали именно «Историю любовную» Шмелева?

– Я пока делал «Старик и море», соскучился по дому (работая над этим фильмом по повести Э. Хэмингуэя, Петров несколько лет прожил в Канаде. Кстати, именно за этот проект в 2000 году он получил «Оскара». – Авт.). И хотел сделать кино в России и про Россию. Я, правда, думал, что буду снимать русскую сказку, но попался роман, и он мне показался сказочнее и интереснее любой сказки.

– Разве? Вроде вполне реалистичная история…

– Знаете, мне рассказывали про одну девочку, которая приехала издалека посмотреть «Мою любовь». После просмотра, поздно вечером ей нужно было возвращаться домой, в другой город. И ее подруги беспокоились, как же она поедет одна. А она сказала: «Вы знаете, после этого фильма ничего плохого не может произойти». У Шмелева такая атмосфера удивительная. Эта замоскворецкая жизнь, и эта история любовная… Здесь чувствуется аромат детского безумия, когда сносит крышу. Ты пытаешься быть и хорошим человеком, и честным одновременно, и поэтом. А в итоге делаешь массу глупостей и причиняешь множество страданий – другим и себе. Мне так хотелось все это передать. И не удалось мне этого сделать. Я знаю, Шмелеву всегда не везло с экранизациями. Его пытались ставить и при жизни – и самого Шмелева всегда очень удручали и огорчали эти экранизации.

– Вы говорите, «не удалось» – вы недовольны фильмом?

– Наверное, сейчас какая-то самокритика прозвучит не очень хорошо – после того, как фильм получил столько премий. Но некоторые вещи действительно получились не так, как я хотел – и по части анимации, и по части живописи, и по части режиссуры… Есть какой-то у меня внутренний дискомфорт.

– Один знакомый сказал, что анимационный режиссер снимает кино в уме, а потом долго ждет, пока другие люди снимут его на пленку. У вас так же?

– Нет, я не вижу фильма заранее. Даже отдельных эпизодов не вижу. Я интуитивно чувствую какие-то импульсы – тепло, горячо, холодно – и на этом уровне идет работа над фильмом. Я медленно соображаю и медленно пишу сценарий и даже после того, как закончу, еще долго его перерабатываю, что-то в нем меняю.

– Тогда, наверное, вам очень тяжело было делать фильм с командой. Тем более что до «Моей любви» вы работали один. Почему вы решили изменить своим привычкам?

– Я начал работать и очень быстро понял, что один просто не справлюсь. И, конечно, если бы не мой сын Дима Петров, если бы не Миша Тумеля, Сережа Решетников, Дима Иванов, Изольда Солодова… Если бы не они, ничего бы не вышло. Плюс мы еще набрали 8 человек художников фактически с улицы – они учились анимации прямо на картине. Конечно, для меня работа в команде была большим испытанием. Я должен был разделить собственную работу на десять разных людей и каждому рационально и понятно объяснить то, что я сам для себя еще не мог сформулировать. Наверное, никто не заметил, что раздирает мою душу. Я стараюсь держать все внутри, и, думаю, только моя жена видела мои страдания.

– Как вы, кстати, относитесь к компьютерным мультфильмам, которые сейчас так популярны, в том числе и у детей?

– Не могу сказать, что я в полном восторге от «Пиксаровских» фильмов или от «Шрэка». Но, конечно, их делали виртуозные мастера, которым удалось преодолеть эту компьютерную синтетичность. Не везде, но какие-то удачи есть. Я надеюсь, что еще придут художники, которые от машины добьются той силы воздействия, которой достигла традиционная анимация. Все равно будущее – за трехмерной анимацией. Ее перспективы уж точно намного шире, чем у экспериментальных техник, которыми мы себя то ли мучаем, то ли развлекаем.

– Сейчас вы мэтр, знаменитость, журналисты в очередь стоят…

– Разве я мэтр? У меня ведь фильмы такие камерные. Я же не снял «Сказку сказок». Что до журналистов… Вы знаете мою «любовь» к интервью, но я стараюсь принимать их со смирением. Я понимаю, что это нужно. Если есть интерес, если кому-то что-то надо пояснить или рассказать, кто-то должен это делать. В первую очередь – режиссер.

"