Posted 2 октября 2006,, 20:00
Published 2 октября 2006,, 20:00
Modified 8 марта, 08:55
Updated 8 марта, 08:55
Тайны следствия
В России присказка «от тюрьмы и от сумы не зарекайся», как видно, никогда не устареет. Даже самый законопослушный гражданин вряд ли уверен, что никогда не окажется под следствием. Как шутил в сериале «Место встречи изменить нельзя» Глеб Жеглов, «если вы пока не за решеткой – это не ваша заслуга, а наша недоработка».
Прошедшие тюремные университеты люди в один голос утверждают, что ужасающие бытовые условия следственных изоляторов – это лишь часть беды. Самым страшным испытанием становится томительное, почти беспомощное ожидание решения собственной участи. Многие впервые попавшие в тюрьму наивно верят, что следствие быстро разберется, и они вскоре вновь обретут свободу. Или, на худой конец, переместятся отбывать срок в относительно терпимые условия колонии. Но от иллюзий вскоре не остается и следа. УПК четко оговаривает предельные сроки следствия, однако на самом деле все затягивается на годы. И пока арестант терпит тяготы нечеловеческих условий тюрьмы, его родственники будут влезать в долги и тратить последние деньги на передачи и адвокатов. Кроме того, практически во всех делах существует потерпевшая сторона, которая не может до его окончания реализовать свои законные права, например, на компенсацию.
Следо-пытка
Опытные адвокаты утверждают, что сталкиваются с подобной ситуацией практически постоянно. «Волокита по делам и затягивание следствия происходит сплошь и рядом, – признался «НИ» адвокат Генрих Падва. – Из своей богатой практики я даже не могу выбрать конкретный пример, поскольку подобные проволочки существовали практически всегда».
«Бездействие и волокита являются обычной практикой и иногда даже доходят до грани уголовного преследования, – жалуется «НИ» адвокат Игорь Трунов. – Ярким примером является дело «Трансвааль-парка». Суд обязал прокуратуру устранить в пять дней все недостатки и направить его в суд для рассмотрения по существу. Следствие пять месяцев игнорировало это решение, после чего я обратился с жалобой – опять же в суд – на бездействие сотрудников прокуратуры, следственных органов и других должностных лиц. Параллельно я попросил возбудить уголовное дело против виновных в неисполнении судебного решения. 15 августа Замоскворецкий суд Москвы признал незаконным бездействие прокуратуры. В результате этой волокиты пострадавшие более двух лет не могут добиться материальной компенсации».
«Странный солнечный удар»
Практикующие следователи все обвинения в свой адрес опровергают ссылками на «объективные трудности» –действующий УПК заставляет их вместо реального расследования заниматься «бумажками».
«Допустим, обнаружен человек со всеми признаками насильственной смерти, – приводит «НИ» пример один из сотрудников прокуратуры Москвы. – Раньше следователь прямо на месте возбуждал дело и тут же начинал розыск убийцы. Теперь же он должен составить рапорт, собрать проверочный материал, опросить людей, все это зафиксировать, а потом бросить место происшествия и свидетелей и ехать к прокурору. Тот изучит документы и решит: возбуждать дело или нет. Даже если человек изрешечен пулями и у него из груди торчит нож, следователь еще должен доказать прокурору, что тот умер не от солнечного удара. Вместо расследования по горячим следам следователь занят маранием бумаг и разъездами по городу».
Другим примером волокиты служит процедура продления сроков содержания обвиняемого под арестом. «При продлении, например на три месяца, следователь должен каждый раз зачем-то предоставить суду полную копию материалов дела, – посетовал «НИ» один из столичных прокуроров. – На подготовку, оформление, ксерокопирование, подшивку, заверение и перевозку в суд одних и тех же томов дела уходит куча времени. При этом в суде уже находятся ранние копии этого же дела, которые лежат там мертвым грузом».
Следствие тянут знатоки
Вскоре в расследовании дела наступает важный период экспертиз, которые, как признают сами сыщики, и являются главным тормозом следствия. Обычно следователи прокуратуры Москвы проводят их в трех профильных учреждениях – Российском федеральном центре судебных экспертиз Минюста, Экспертно-криминалистическом центре МВД РФ и специализированном институте ФСБ. По словам следователей, в каждом из них только очередь на экспертизу начинается от 6 месяцев (!). Минимум еще столько же времени приходится ждать ее результаты. А, скажем, строительно-техническая экспертиза может растянуться на годы.
«По многим делам у нас имеются реальные доказательства в виде голоса человека, а значит, нужно провести фонографическую экспертизу, – говорит «НИ» один из следователей прокуратуры Москвы. – Чтобы хоть как-то ускорить сроки, мы вынуждены из записи телефонного разговора выбирать только самые важные моменты и игнорировать все остальное. Иначе экспертиза вообще затянется на несколько лет».
Представители экспертных учреждений объясняют проблему очередей кадровым дефицитом.
«Действительно, проблема очередей стоит очень остро, – рассказала «НИ» директор Российского федерального центра судебных экспертиз Минюста Лариса Беляева. – Причины кроются в резком увеличении потока некоторых категорий экспертиз и нехватке специалистов. Например, за последнее время количество почерковедческих экспертиз увеличилось в три раза, а число экспертов осталось прежним. Со следующего года нам обещали увеличить штат на 9%, и мы сразу бросим экспертов на самые «горячие» направления».
В экспертных ведомствах просто нет «узких» специалистов, поэтому следователи вынуждены идти на «поклон» к лицензированным частникам или стучаться к специалистам других ведомств.
У частных экспертов хотя и нет очередей, но по определению все исследования они проводят только на платной основе. Стоимость некоторых экспертиз, как, например, по делу «Трансвааль-парка», достигает миллионов рублей. Как признаются следователи, чтобы выбить деньги на экспертизу, им приходится прилагать изрядно усилий и настойчивости.
«Проблем обычно не возникает только в случае значимых и резонансных дел», – признался «НИ» один из следователей прокуратуры Москвы.
Даже если следствию удается получить средства на коммерческую экспертизу, еще не факт, что сами «частники» пойдут на сотрудничество. Подобная ситуация сложилась по вине неких чиновников, утвердивших и разославших внутриведомственный циркуляр с расценками, весьма далекими от жизни.
«Например, за услуги перевода текста с иностранного языка мы можем платить лишь 35 рублей за 1 тысячу знаков, – рассказал «НИ» один из столичных прокуроров. – За тексты с профессиональной лексикой можем добавить еще 25%. То есть максимальная сумма – 42 рубля. Между тем стандартная цена за такой объем в Москве – 150 рублей. Бюро переводов неохотно сотрудничают с нами, поскольку им затем приходится бегать по бухгалтериям и выбивать деньги».
Фото: ВЛАДИМИР МАШАТИН
«Земляные» халтурят
Среди главных причин волокиты по делам следователи называют и пресловутый «человеческий фактор».
Как признался «НИ» один из высокопоставленных столичных прокуроров: «Чтобы попасть в советские времена на работу в следственное управление, человек сперва должен был 10 лет набираться опыта в «районке» и, кроме того, быть членом КПСС. Теперь этот процесс сократился до 3–4 лет, и обычным делом стало назначение прокурором района паренька 27–28 лет со стажем в четыре года. Что можно ожидать от такого руководителя?»
До недавнего времени в системе прокуратуры существовала порочная практика: некоторые заволокиченные, «сырые» и застарелые дела из районных и окружных прокуратур передавались для доследования и приведения в порядок опытным сотрудникам следственных главков.
«Мы были буквально завалены делами с «земли» – нам приходилось их расследовать заново, – признался «НИ» один из следователей столичной прокуратуры. – Все это занимало очень много времени, а основные дела откладывались в сторону».
Пуаро на коммунальной кухне
Следователи также сетуют, что очень много времени у них уходит в очередях в СИЗО и ожидание, пока освободят комнату для допроса обвиняемых.
«Реально на процессуальные действия, которые занимают от силы час, следователь тратит полностью весь свой рабочий день: дорога в СИЗО, очередь на посещение, очередь на кабинет, ожидание обвиняемого, дорога обратно, – поведал «НИ» один из следователей прокуратуры. – Недавно наш следователь ждал такой кабинет пять часов».
В неформальном «рейтинге тормозов» следствия специалисты упоминают отсутствие у них на работе доступа в Интернет и дефицит кабинетов.
«Даже одна точка Интернета на этаж очень бы ускорила нашу работу, поскольку в Сети теперь можно найти данные свидетелей по делу, а также множество полезной информации, – признался «НИ» один из следователей прокуратуры. – Почта также необходима, поскольку мы иногда получаем огромные массивы экспертной и технической информации. Этот вопрос уже поднимался – группа следователей убеждала решить его одного из прежних руководителей прокуратуры Москвы. Тот внимательно выслушал аргументы в пользу Интернета и затем ответил: «Я ни черта не понял, что это такое, поэтому вопрос закрыт».
Что касается элементарной нехватки кабинетов, то иногда в одной комнате «прописаны» по три сотрудника, которые из-за отсутствия места вынуждены «поочередно» проводить допросы.
Но, по мнению следователей, прямыми виновниками волокиты все чаще становятся адвокаты. «В последнее время можно говорить о вопиющей безответственности многих адвокатов, – заявил «НИ» один из высокопоставленных следователей прокуратуры Москвы. – Мы очень часто сталкиваемся с ситуацией, когда адвокаты откровенно наплевательски относятся к делам. Адвокат может вообще перестать ходить на мероприятия и бросить клиента, если, например, у его родственников закончились деньги. Адвокат не приходит, дело стоит, и ничего в этой ситуации мы сделать не можем. Реально нынешний закон не дает никакой возможности наказать адвоката за волокиту и безответственность».
Адвокаты же возлагают всю вину за волокиту исключительно на следователей. Чтобы изменить ситуацию, адвокат Игорь Трунов предлагает провести глубокую реформу прокуратуры. «Сейчас складывается такая ситуация, что прокуратура фактически ведет следствие и сама же за ним надзирает, – подытоживает «НИ» Игорь Трунов. – О каком реальном контроле за работой следователей может идти речь, если фактически существует приоритет защиты чести мундира. Необходимо реформировать прокуратуру и выделить из нее органы следствия».
ДОЛГОЖИТЕЛИ НАШИХ СИЗО
17 февраля 2006 года в Санкт-Петербурге был оглашен приговор Юрию Шутову и его 15 подельникам. Следствие по этому делу длилось семь лет. Юрий Шутов находился под стражей с осени 1999 года. В СИЗО он перенес несколько сердечных приступов и операций. Отбывая предварительное заключение, в 2002 году депутат Шутов переизбрался в Законодательное собрание Санкт-Петербурга. Большую часть своих депутатских сроков парламентарий провел за решеткой.
В июле 2002 года Европейский суд по правам человека в Страсбурге обязал Россию выплатить магаданскому банкиру Валерию Калашникову восемь тысяч евро в качестве компенсации за моральный ущерб, причиненный бесчеловечными условиями содержания в следственном изоляторе № 1 города Магадана. Банкир провел в СИЗО 4 года 2 месяца, причем условия содержания в изоляторе, по словам Валерия Калашникова, были «бесчеловечные и унижающие достоинство».
КАК БЕЗДЕЙСТВУЕТ СЛЕДСТВИЕ
17 октября 2005 года Кузьминский районный суд Москвы удовлетворил иск уполномоченного по правам человека в России Владимира Лукина против ОВД «Выхино». Омбудсмен обвинил милиционеров в затягивании расследования дела о мошенничестве в отношении москвички Маргариты Гавриловой. В августе 2000 года у женщины, по ее словам, под воздействием гипноза, похитили деньги и ценности. В результате манипуляций сотрудников милиции дело было «замято», а мошенники, несмотря на то, что Гаврилова нашла их самостоятельно, не понесли никакого наказания. Вступившийся за пострадавшую Владимир Лукин отсудил в ее пользу у ОВД «Выхино» 60 тыс. руб.
26 января 2004 года Татьяна Лукашева, мать погибшей в «теракте на Дубровке» заложницы Марии Пановой, подала в Басманный суд Москвы жалобу на управление по расследованию бандитизма и убийств московской прокуратуры. Заявительница обвинила подразделение прокуратуры, ответственное за расследование «дела Норд-Оста», в бездействии и нарушении процессуального законодательства. В частности, Татьяна Лукашева усомнилась в том, что представленные ей для опознания и захороненные останки тела принадлежали именно ее дочери. Заявительница несколько раз обращалась к следствию с просьбой о проведении комиссионной медицинской экспертизы для окончательного прояснения ситуации. Но прокуратура на все ее просьбы отвечала отказом. 24 марта 2004 года суд также отказал Татьяне Лукашевой в удовлетворении ее жалобы. Расследование «теракта на Дубровке» длится до сих пор уже почти четыре года.