Врач-кардиолог Алексей Эрлих

– Увеличение смертности – это результат оптимизации медучреждений или этот показатель – некая случайность из серии «так совпало»?

– Думаю, пока рано делать какие-то глобальные выводы об этой взаимосвязи, поскольку она мне кажется косвенной. Дело в том, что смертность – показатель, имеющий долгую историю. Его не оценивают на коротком промежутке. Кроме того, он связан со многими факторами. И нельзя сказать, что какой-то один из них влияет больше другого или один определяет, а другой – нет. Если предположить, что рост смертности связан с медицинской составляющей, то сразу нужно ответить на вопрос: за счет каких медицинских аспектов эта смертность по сравнению с прошлым годом выросла? Возможно, какой-то небольшой вклад этот аспект и вносит. Но нужно понимать, что пройдет пару месяцев, и этот рост может оказаться сглаженным, и мы будем обсуждать, почему были не правы, анализируя этот показатель.

– Как это было в мае, когда чиновники от здравоохранения «меняли показания» по поводу увеличившегося в январе–марте показателя смертности?

– Примерно так. В апреле этот показатель вырос на 5%, в мае снизился на 2%, в июле будет еще какой-то процент. Поэтому, думаю, нужно оценивать какие-то более длительные тренды и смотреть более длительные причины. В рамках целой страны очень сложно сказать, что какой-то один фактор, в частности реформа в медицине, сыграл какую-то определяющую роль.

– Но, судя по сокращениям медиков и акциям протеста, кажется, что ситуация в российском здравоохранении, в том числе и со смертностью, будет ухудшаться.

– Об этом сложно говорить однозначно. В плане медицинского обслуживания ситуация, может, будет улучшаться. Поскольку все, что сейчас делается в российском здравоохранении, направлено на то, чтобы улучшить именно медицинское обслуживание, которое стоит отличать от лечения. Обслуживание, несомненно, улучшается. А вот чисто медицинская составляющая, то есть лечение, либо не так явно улучшается, либо вообще ухудшается.

– Прошло больше года с начала старта реформы здравоохранения. На ваш взгляд, в оптимизации действительно была необходимость?

– Абсолютно точно была. Сейчас ее объясняют всякими финансовыми аспектами. Но даже если отвлечься от этого, то в принципе та медицина и то здравоохранение, в котором мы жили, были совершенно негодными. Другое дело, что путь, по которому пошли менять систему, был немного неправильным, а действия не очень своевременными. Если что-то менять глобально в здравоохранении, то начинать надо со страховой системы, которая у нас представляет собой ее имитацию. Именно хорошо функционирующая страховая система определяет всю финансовую составляющую в здравоохранении. Но наша неправильная страховая система так устроена, что финансовые особенности будут вынуждены неправильно функционировать.

– А в чем заключался «не тот путь», о котором вы упомянули?

– Все изменения проходили под условным девизом «нам надо сократить стационарные койки для того, чтобы улучшить амбулаторную помощь». Но очевидно, что сначала нужно улучшать амбулаторную помощь, а потом уже сокращать стационарные койки. В итоге в какой-то момент мы стали жить в некоем промежутке, да и до сих пор живем, когда стационарная помощь сократилась, а амбулаторная – не улучшилась. Амбулаторная помощь ту эффективность, которая у нее была, только растеряла за период реформ. Лучше стало то, что сейчас называется «обслуживанием» населения. Хотя та же система электронного доступа, электронной записи, при всей ее корявости, несомненно помогает людям не стоять в очереди в регистратуру как минимум.