Новый роман Владимира Сорокина: кому и чего должен гений

Алина Витухновская

Для гениального писателя, обогнавшего время и этически, и стилистически, по насыщенности и концентрации смыслов переплюнувшего враз не всю, но значительную часть русской классики, вполне достаточно издавать по роману в несколько лет. А можно и вовсе не издавать.

Люди представления не имеют как пыточно, каким неимоверным трудом вынашиваются идеи. Глядя со стороны на гения, на великую личность, нынешний профан в лучшем случае заподозрит его в прокрастинации. Ведь он предпочитает скорость смыслу, ему нужна картина, клип, книга, выпущенные раз в месяц (год). Но величие не работает на рейтинг. Хотя и может формировать его (коммерческое величие). Безусловно, составитель рейтинга в нынешней социальной иерархии выше того, кто в этот рейтинг попадает (обслуги, культурных пролов).

К слову, креативность — антоним гениальности, этакий общественно одобряемый псевдоинтеллектуальный невроз. В год по альбому — это к новой советской певице Земфире. Да и та ленится. Гении, как и «писатели в законе» никому ничего не должны.

Вообще не понятно, возможно ли такое явление как Большой Русский Роман и жива ли еще сама ее Величество Русская Литература? Если и жива, то не как явление в рамках литпроцесса, а лишь в лице отдельных персон.

Кто такой современный модный писатель? Это в первую очередь ловец не «человеков», но трендов. Именно этим Сорокин отличается от влипших в модерн и соцреализм нынешних российских писателей и особенно поэтов. С теми и вовсе сладу нет. Демонстративный надрыв, попытки изображать из себя Цветаеву, как это делает одна сетевая поэтесса. Это выглядит чудовищно нелепо, потому, что люди не понимают как безнадежно они устарели. Они абсолютно не чувствуют времени, выпадая из реальности фактически полностью. Именно поэтому они так активно сбиваются в стати, группы, организации и даже партии, буквально воруя у нас современность, заменяя ее проплаченной пронафталиненной этатистской повесткой.

А современные тренды весьма эклектичны. И лучше всего их отражает молодежь. Так, например, дочь Михаила Ефремова Анна-Мария (ее новое имя — Сергей), решила монетизировать свою судьбу, сразу осознав лицемерный оскал шоу-бизнеса. Недавно она заявила:

«На шоу Собчак наклонилась ко мне и сказала: «Я тебя понимаю и осознаю, что ты страдаешь. Я отношусь к тебе, как к другу». Но вот, что я думала в этот момент: «Ничего подобного! Ты пытаешься заработать бабла! Мы с тобой больше не увидимся после этой программы. Пожалуйста, отлезь от меня».

Дочка Ефремова — этакий истеричный полу-Гамлет. Где попытка смены пола означает скорей бесполость. Демонстративная сексуальность — асексуальность. Эпатаж — несуществование. Хорошая месть безалаберным безответственным родителям.

Своеобразным антагонистом дочери Ефремова выступила современная поп-певица Билли Айлиш, нарочито подчеркнувшая не свою гендерную неопределенность, а напротив, ударившаяся в избыточную женственность. Все ругают инфантилизм, а зря. Инфантилизм — это вечная молодость. Что-то печальное происходит с гламуром, причем не только с российским (там вообще ад), но и с мировым.

Похоже, бодипозитив и новый социализм подкосил его основы, его уверенность в себе. На обложке «Vogue» Билли Айлиш, с нее осыпалась лолиточность, ее словно бы насильно нарядили в женщину (обабили, по-русски). Ну и нарочитая сексуальность в наши теплохладные времена выглядит уже как карнавальность и даже фриковость. О чем нам говорит эта обложка? Никогда не взрослей! Женщина — это могила.

Если соцреализм и модерн вертелись вокруг «человека» как гуманистической фикции, то мреянье постмодерна продуцирует нечеткие блики и постинформационные вспышки. Поэтому и Анна-Мария и Билли Айлиш выглядят немного странно, но при этом они очень схожи, ибо находятся в одном ментальном потоке. Там же находится и Сорокин, выдавший литературно-отгламуренный, модный, качественный текст. А вот его критики, требующие «моральных выводов», императивов и даже «более лучшего романа», чем прежде, до сих пор находятся в парадигме неактуального. То есть, буквально, в реальности их нет.

Здешняя псевдолиберальная публика удивительно неразборчива. Она не понимает границ, иерархий, соответствий, у них полностью потеряно чувство актуального. Которое, на мой взгляд, является главным политическом фактором. От личного общения до публичной сферы.

Они, подобно мелкому спрутику семейно-кланового олигархата, фактически полностью копирующему вертикаль власти, обросшую грибницей блатной обслуги, существовали в симбиозе с системой ровно до того момента, пока она не слила их в небытие. То есть, до сегодняшнего. Теперь вся эта среда демонстрирует нам депрессию вместо политической повестки. Потому что политической повестки у них в сущности и не было. Было лишь проталкивание своих под благоглупые бренды ни о чем — типа «Прекрасной России будущего».

О безвкусице, всеядности и полном непонимании момента можно судить по недавнему дню рождения «Дождя», откуда незадолго до этого был изгнан Павел Лобков, зато на праздник была приглашена ни много, ни мало, Мария Баронова!

Зинаида Пронченко написала об этом мероприятии прекрасный пост. Там вся новейшая история России в десяти предложениях:

«После Дельфина стартовал конферанс от сотрудников "Дождя" разных поколений. Они говорили понятные вещи: женщины — тоже люди, мигрантам надо оставлять чаевые, Россия будет счастливой. На заднике показывали видео с Галиной Старовойтовой и Еленой Боннэр и Юлией Навальной. Они тоже говорили понятные вещи — не надо бояться, всех расстреляли, нас не задушат, не убьют.»

Толкать Юлию Навальную, подобно сизифову камню вслед за жертвами (!) — например, Старовойтовой, это и садизм, и пошлость, и глупость в одном флаконе.

Закончу свою статью еще одной цитатой Зинаиды:

«И в могиле лежать, желательно в тишине, а не под песни Дельфина. В могиле не братской. Не с Тихоном Дзядко, он мне никто и даже не сват. Дождь лил на улице, а не в зале. И нет, в принципе, ничего романтичного в этом дожде. Будет Россия счастливой? Не будет? Россия надоела. Хрен с ней. А вот некоторые, даже многие из нас, точно в беде.»