Posted 2 марта 2016,, 21:00

Published 2 марта 2016,, 21:00

Modified 8 марта, 02:12

Updated 8 марта, 02:12

Рабы немы

Рабы немы

2 марта 2016, 21:00
В конце февраля в родной Воронеж вернулся Петр Никулин, который провел в трудовом рабстве в Дагестане 16 лет. Его не держали на цепи и практически не применяли к нему физическую силу, но отняли документы и не платили денег. По такому принципу современные рабовладельцы принуждают к труду своих «подчиненных». По словам о

Житель Воронежа Петр Никулин провел в трудовом рабстве в Дагестане 16 лет. К своим родным мужчина смог вернуться лишь несколько дней назад. В 1999 году Никулину предложили отправиться на заработки на три месяца. Этим сроком время работы не ограничилось: у мужчины отобрали документы и, разумеется, ничего не заплатили. Денег на обратную дорогу не было. На протяжении 16 лет Петр Михайлович вкалывал на кирпичных заводах в Махачкале, пас скот, работал на сельскохозяйственных угодьях. Вместо оплаты – пачка сигарет, стакан бормотухи по вечерам, иногда – 50–100 руб­лей. Сейчас Петр Михайлович жалеет, что не откладывал эти деньги: мог бы постепенно накопить на обратный билет. Год назад бывшие «хозяева» Никулина избавились от него – 58-летний мужчина стал «профнепригоден». До того, как его спасли активисты движения «Альтернатива», он бомжевал в Махачкале, где отморозил обе ступни.

Петр Никулин – далеко не рекордсмен по продолжительности нахождения в трудовом рабстве. 45-летний Сергей Хливный попал к своему «хозяину» в 25-летнем возрасте и провел в дагестанском рабстве 18 лет. За эти годы он предпринимал более 20 попыток к бегству, но его все равно возвращали к владельцам. Мужчину несколько раз продавали и передавали. Так, один из хозяев на протяжении пяти месяцев приковывал Сергея Юрьевича цепями в сарае. Освободить его удалось лишь два года назад.

Вербовщики рабов, чаще всего орудующие на вокзалах, видят потенциальных жертв издалека, рассказывает «НИ» координатор движения «Альтернатива» Алексей Никитин, непосредственно занимающийся освобождением невольников. В рабство, как правило, попадают люди приезжие, маргинального вида, плохо ориентирующиеся в городе, еще чаще – попавшие в сложную ситуацию, например, потерявшие документы или ограбленные.

Человеку предлагают временную, но хорошо оплачиваемую работу, увозят на кирпичный завод или плантацию, отбирают документы. Денег на обратный путь, понятно, нет. Или предлагают помощь, угощают чем-то в местной забегаловке, а потом человек просыпается на том же кирпичном заводе. «Подбирают людей, которых можно легко контролировать, поставить в зависимое положение, – рассказывает активист. – Физически крепкого мужика на кирпичный завод точно не заманить. Хотя пару лет назад такой случай был: мужчину привезли на такое предприятие, но работать заставить так и не смогли. Не рассчитали силы». Как поясняет собеседник «НИ», для трудового рабства «характерна коррупция среди некоторых представителей правоохранительных органов». «Чаще всего это либо местные участковые, либо сотрудники местного ОВД: если к ним попадает такой раб, его сразу же возвращают на завод», – говорит г-н Никитин.

Точной статистики, сколько людей в России находится в рабстве, нет. По оценкам международной правозащитной организации Walk Free Foundation, в нашей стране могут жить в неволе от 500 тыс. до 1 млн. человек (эта цифра включает и проституированных женщин, и тех, кто задействован в «мафии нищих»). Как говорит Алексей Никитин, в одном Дагестане могут находиться несколько сотен невольников: «Там порядка 500–600 кирпичных заводов, на каждом из которых работает 15–25 человек. Почти все люди трудятся там нелегально, а человек 10–15 – против воли. Я не говорю о частных фермерских хозяйствах, которые учету не поддаются».

Но официально признаются только те случаи, по которым были возбуждены уголовные дела. Как рассказали «НИ» в пресс-службе МВД России, в 2014 году было выявлено 25 преступлений по статье «Торговля людьми», раскрыто – 33 (эта цифра включает преступления, выявленные в предыдущие годы). В минувшем году аналогичных преступлений было выявлено 37, а раскрыто 26. Это намного меньше, чем за аналогичный период в 2012 и 2013 годах: тогда регистрировалось 70 и 66 преступлений соответственно. В то же время по статье «Использование рабского труда» в 2014 году было выявлено 7 преступлений, раскрыто 10. В минувшем году зарегистрировано 4 преступления, раскрыто 7. Лиц, подозреваемых в использовании рабов, было выявлено 21 и 9 соответственно.

Активисты, занимающиеся вызволением трудовых рабов, довольно активно сотрудничают с правоохранительными органами. Сложность в том, что доказать преступление бывает проблематично. В случае проверок «хозяева» просто открещиваются от своих сотрудников, а сами работники бывают настолько запуганы и измождены, что подтверждают добровольность своего труда. Порой самое страшное, что грозит рабовладельцам, – штраф за неоформленных наемников.

Самыми рабовладельческими регионами считаются южные Дагестан и вообще весь Северный Кавказ, Ставрополье. А Ростов-на-Дону считается своего рода центром вербовки бесплатных батраков в аграрный бизнес. В больших же городах орудует так называемая «мафия нищих», которая оказывается практически бесконтрольной – за попрошайничество могут наказать только штрафом, а организаторов найти крайне сложно. «Мы лоббируем введение новой уголовной нормы – статьи за организацию попрошайничества, – говорит Алексей Никитин. – В противном случае к ответственности привлекать, как правило, не удается».

С рабским трудом и «нищей мафией» не удается справиться, поскольку на это нет политической установки, говорит «НИ» председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. Раньше, по ее словам, правоохранительные органы с этим явлением стремились справиться: «Возбуждались уголовные дела, мы представляли интересы потерпевших. Но очень быстро интерес к таким делам пропал. Мы пытались развивать эту тему, но тщетно. Система рабского труда гораздо выгоднее для недобросовестного предпринимателя, и многие этим пользуются». Собеседница «НИ» констатирует, что пока от работодателей не будут требовать соблюдения законов, в том числе по части оформления сотрудников, ситуация не изменится.

На еще один тип рабства – сексуальное – в России вообще предпочитают закрывать глаза. «Я допускаю, что эта сфера контролируется, причем достаточно жестко, – сказала «НИ» директор Центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры» Мария Мохова. – Но вопрос, кем именно, остается открытым». Торговля людьми в целях сексуальной эксплуатации, говорит наша собеседница, зачастую маскируется под свободную проституцию. Но если копнуть глубже, окажется, что у девушек нет документов, они не могут выйти из этого бизнеса, самостоятельно распоряжаться своими доходами. Г-жа Мохова также обратила внимание на еще одну сферу, существующую преимущественно «в тени». Речь идет о домашнем персонале, который нигде и никем не фиксируется: «Работающим таким образом людям никто не может гарантировать, что они не будут принуждаться к оказанию сексуальных услуг».

Немецким властям выявлять рабов мешает педантичность

Случаи работорговли в Германии, ставшие достоянием общественности, как правило, связаны с принуждением женщин к проституции. Эксперты считают, что лишь небольшой процент таких женщин (среди которых немало россиянок) обращаются за помощью в полицию. При этом компенсации, которые им присуждает суд за моральный вред, в лучшем случае исчисляются лишь несколькими десятками евро.
Однако современное рабство хоть и является для Германии скорее чем-то из ряда вон выходящим, вовсе не ограничивается вовлечением в «древнейшую профессию». Так, несколько лет назад немецкая пресса писала о том, что в центре Берлина на кухне популярного эфиопского ресторана с раннего утра и до позднего вечера работала соотечественница хозяина. За свой труд она получала… один евро в день. Женщина не говорила по-немецки, была полностью изолирована от внешнего мира и жила в подсобном помещении ресторана. Другая нашумевшая история была связана с эксплуатацией дипломатом из Йемена бесплатной домработницы из Индонезии.
Немецкие правозащитники, занимающиеся проблемой незаконной эксплуатации нелегального труда, обращают внимание на формальный характер контроля со стороны властей. Он бывает обращен, как правило, на правильность бумажного оформления работника, а вовсе не на условия и оплату его труда. Выходит, никто не контролирует, как, сколько и за какое вознаграждение работают люди на стройках и на кухнях ресторанов.
Адель КАЛИНИЧЕНКО, Мюнхен

"