Posted 2 марта 2006,, 21:00

Published 2 марта 2006,, 21:00

Modified 8 марта, 09:17

Updated 8 марта, 09:17

Оксана Фандера

Оксана Фандера

2 марта 2006, 21:00
Одесская красавица Оксана Фандера в пятнадцать лет приехала в Москву и стала красавицей московской, что подтвердила через несколько лет вторым местом на первом советском конкурсе «Московская красавица». Семейное положение: жена Филиппа Янковского, невестка Олега Янковского, мама Ивана и Лизы Янковских – и последняя Фан

– Это правда, что в свой актерский договор с агентом вы внесли такой пункт: «в учебных и дебютных фильмах студентов-вгиковцев готова сниматься бесплатно»?

– Правда. Мне неинтересно получать в кино одни и те же дивиденды с собственной внешности. Мне интересна я сама – что со мной происходит, куда я двигаюсь и как. Я не ставлю карьеру во главу угла и поэтому от коммерческих предложений, которые кажутся мне пустыми, отказываюсь с легкостью.

– Вы мне говорите про свои легкие отказы, а я так и слышу, как в этот момент кто-то из ваших коллег язвительно шипит: что ж, она может себе это позволить. Вам, вообще, важно чужое мнение о себе, вы от него зависимы?

– М-м-м, хороший вопрос. Болезненное восприятие чужого мнения – от этого многие страдают. Скорее всего, это связано с детскими ранами: ты недолюблен, недогрет, что ли, и наступает такой момент, когда тебе хочется, чтобы тебя все любили. Свои, чужие. Мне тоже хотелось, но я сумела порвать с этой зависимостью от чувств посторонних людей.

– Как?

– Усилием воли, наверное. Сейчас уже сложно в подробностях восстановить. Все произошло после конкурса «Московская красавица». Я очень болезненно это переживала.

– Что именно? Свое второе место?

– Абсолютно нет. Я тогда и не думала ни с кем соревноваться, была совершенно свободна от всего этого, внутренне свободна. Я вообще была другая – темперамент не московский, все реакции не московские. Этим и взяла, этим и запомнилась. Москва стала настоящим мегаполисом, таких девушек тут теперь много. А тогда – нет. И вот всеобщее повышенное внимание ко мне… Я не была к этому готова совершенно. Оказалось, что вся Москва меня знает. Все друг другу рассказывали, с кем я и когда. Взрослый человек, может, воспринял бы эти сплетни с улыбкой, но когда тебе восемнадцать… Дошло до того, что я готова была выбежать на Красную площадь и прокричать: «Я другая! Я вообще другая! У меня нет ничего общего с той Оксаной Фандерой, про которую говорят!» И, поймав себя на этой мысли, я сказала себе: «Стоп. Не обращай внимания. Иначе ты обречена всю жизнь соответствовать чьим-то представлениям о себе». Это уже потом я прочитала в какой-то умной философской книжке, что большинство людей живут, постоянно пытаясь соотнести себя с чужими представлениями о том, как все должно быть. И забывают о своем «я», как будто его и нет. Моя хулиганская природа всегда с этим боролась, а когда я наконец все про себя поняла, то просто сказала себе: «Хватит. Я – такая».

– Болезненное желание быть всеми-всеми любимой из-за недостаточной любви в детстве – это про вас?

– Нет, у меня было полноценное детство. Хотя родители расстались, когда мне было три года. Но я никогда не спрашивала маму: «Где папа?» Я не чувствовала нехватки отца. И сестра, я думаю, тоже.

– Это вы такие или мама так сумела обустроить ваше детство?

– Сложно сказать. Мамы уже нет на свете, увы. Ее не стало два года назад. Она была очень живым, энергичным человеком. Закончила два института, работала на двух работах. Всячески заботилась о нас с сестрой. Но мамой-подружкой она нам никогда не была. Скорее уважала, чем дружила. Я не помню каких-то ее специальных педагогических «решений» и «ходов». Но мы не ощущали себе ущербными – наоборот, весело и счастливо жили, гоняли по двору, по Дерибасовской… Я стала взрослой, когда мама заболела. А дальше – мы как бы поменялись с ней местами, и я воспринимала это как естественное развитие событий. До ее ухода. Сестры тоже больше нет на свете. Она разбилась на машине двенадцать лет назад. Моя история – грустная, может, поэтому я отношусь к миру по-другому.

– Вы со своими детьми, Ваней и Лизой, иначе строите отношения, чем мама с вами?

– Я вообще не воспитатель, правда. При этом я строгая мама. Не просто строгая, а очень. Могу жестко поговорить. Потом пойму, что была чрезмерно сурова, подумаю: что я делаю, они же маленькие… Но это потом, а сначала поговорю безо всяких скидок. Я никогда с детьми не сюсюкала, ни разу. Всегда общалась с ними, как с другом и подружкой.

– Необычная такая дружба, не исключающая репрессий.

– Представляю, как это сложно для них. Друг, который наказывает, да? Но так и есть. Я апедагогична. Бывают люди асоциальные, аполитичные, а я апедагогична. Но это тоже данность. И Ване с Лизой – одному было тогда девять, другой пять – я тоже однажды сказала: «Ребята, я ваша мама, но при этом я женщина, которая может утром проснуться с плохим настроением. У меня должно быть чувство и пространство собственной свободы – на то же самое чувство и пространство имеете право и вы. У вас свой мир, и вы можете не всегда впускать в него, вы вправе иногда сказать: «Мама, выйди из моей комнаты».

– И мама не рассердится?

– Нет, я же сама это предложила. Причем, когда предлагала такой вариант, думала прежде всего не о них, а о себе. Эгоизм в какой-то мере. Теперь иногда забавно бывает. Утром выхожу на кухню в сумрачном настроении, Ваня это видит – и тут же к Лизе, предупредить: «Мама не в духе, не трогай ее». Нет, все очень правильно: дети чувствуют себя ровней мне, а не какими-то ущемленными. Воспринимают меня как свою подружку. В этом есть, конечно, и свои минусы – иногда вдруг у Вани фамильярность появляется…

– Тут-то подружка и превращается в строгую маму.

– Мне даже не надо ничего ему говорить – достаточно одного взгляда, у меня есть такой специальный взгляд, чтобы Ваня осекся: «Понял. Я все понял. Я уже знаю, что ты мне сейчас скажешь. Ты скажешь, что ты не мой школьный приятель».

– Часто просыпаетесь с плохим настроением?

– Редко. Но московский климат – сложнейший для меня.

– До сих пор?

– Мне очень нужно море.

"