Специальный детектив на работе и дома

– Аркадий, помните свой первый сюжет, боевое телевизионное крещение?

– Помню. Это было, кажется, в 1988 году… или в 1989-м? В общем, на Дорогомиловской площади в Москве мы снимали сюжет о митинге одной из партий, названия которой сейчас уже и не вспомню. Митинг был несанкционированным, и его разгоняла милиция. Я был тогда журналистом начинающим, и мне это было страшно интересно снимать!

– А свой первый выход в прямой эфир помните?

– Это было уже на НТВ, прямое включение с Кавказа. Помню, чувствовал себя страшно зажатым, придавленным грузом ответственности перед камерой, через которую мне в глаза смотрят сотни тысяч, а то и миллионы людей. Не мог выстроить в правильном порядке слова, запинался. Велика роль ведущего в студии – он тоже разный бывает. Один может четко сформулировать вопрос – это лучшая поддержка для журналиста в прямом эфире: ты просто отвечаешь на поставленный вопрос. Другой же ведущий спросит в том смысле, мол, чего там у тебя нового – и начинаешь «плавать». Так что человек в студии – важная составная в работе репортера. Вообще есть тележурналисты, которые как-то сразу «включаются», говорят легко и непринужденно – у меня так поначалу не получалось. Искусству работать в прямом эфире с места события можно учиться всю жизнь: я до сих пор учусь и не стесняюсь в этом признаться.

– Какой из уже выученных уроков считаете наиболее ценным?

– Возможно, это банально прозвучит, но, как ни крути, главное для журналиста – умение добывать информацию. А это в первую очередь значит умение общаться с людьми, быть открытым и по возможности доброжелательным даже с теми, кто тебе лично неприятен. Чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю, что необходимо честно объяснить человеку, зачем тебе нужна информация, которой он обладает, дать ему понять, что не будешь передергивать и выворачивать факты наизнанку. Тогда человек скорее откроется, будет разговаривать с тобой.

– Вы побывали, кажется, во всех «горячих точках» страны. Сегодня занимаетесь расследованиями и опять сталкиваетесь с самыми низменными качествами человеческой натуры. Вам не кажется, что наша повседневность иногда страшнее войны?

– Вооруженный конфликт, война, когда люди убивают друг друга, – самая страшная трагедия, потому что убийство противно человеческой природе, и никакое другое преступление с убийством нельзя сравнить. Убивающий звереет, теряет человеческий облик. Окопная правда, война на бытовом неполитическом уровне – это обыденность в крови. Примириться с этим не получается, несмотря на большой опыт работы в «горячих точках».

– А не то ли происходит здесь, в мирной жизни?

– Вот одно из последних наших расследований в рамках программы «Специальный корреспондент» – о криминальной стороне трансплантации органов. Одни – большинство телезрителей, нормальные люди, восприняли эту деятельность как преступление и нас поддержали. А коммерсанты от медицины (подчеркиваю – не врачи!), имеющие большие деньги с этого бесчеловечного бизнеса, себя считают благодетелями. Эти «благодетели» нашу программу осуждали: мол, мы хотим запретить в России трансплантологию как таковую. Каждый зритель видит то, что он хочет видеть. Но страшного и впрямь хватает не только на войне...

– Как снимаете стресс?

– Пить я не пью, так и не научился. Курю только, есть у меня такой недостаток. А со спиртным был интересный случай! В 91-м сутки сидели мы в осаде со взводом Советской армии на коньячном заводе, на границе Армении с Нахичеванью. С одной стороны по нам долбила азербайджанская артиллерия, с другой – армянская. Воды там не было, пришлось и умываться коньяком, и зубы чистить с ним же. Никто, однако, не напился…

– А как отдыхаете, куда ездите?

– Достаточно, если скажу, что и отдыхаю, и в отпуск езжу? Только не спрашивайте куда. На вопросы, так или иначе связанные с моей семьей, я не отвечаю. Личное есть личное, в этом плане я закрытый человек. Сейчас ведем расследование, оно будет очень острое, я даже тему не могу назвать и не знаю, что будет после его выхода в эфир.

– Неужели вам, спецкору государственного телевидения, может грозить реальная опасность?

– Темы мы берем действительно жесткие. А я убежден, что если делать расследование, то нужно доходить до сути, до самой глубины проблемы – или не делать вовсе. Мы не подтасовываем факты, все, что даем в программе, можем подтвердить документально.

– По большому счету, что для вас телевидение: творчество, удовлетворение честолюбия, способ заработка?

– Для меня телевидение – это работа, которую я умею делать, которую делаю для своей страны и людей, живущих в ней. Это не пустые слова, а моя профессиональная и человеческая позиция. Вы знаете, люди это чувствуют, пишут к нам в программу. Благодарят за работу, рассказывают о своих проблемах, высказывают свою боль за страну. Над некоторыми такими письмами, безыскусными, написанными рабочей рукой и рабочим слогом, циник может посмеяться, но это живой срез нашего народа, его голос. Работать для людей – вот что для меня телевидение.

– А время отдохнуть, отвлечься, переключиться у вас есть? Чем занимаетесь на досуге?

– Немодный, может быть, ответ, но лучший досуг для меня – это чтение. Мои родители собрали приличную библиотеку, но в ней не было ни одной детской книги! Ни «Трех мушкетеров», ни Шерлока Холмса – ничего из набора книг, которые читают мальчишки! Была сплошь серьезная литература: Драйзер, Манн, Фейхтвангер, «Всемирная история»… И я с двенадцати лет читал все это запоем! А сегодня бывают моменты – хочется в книжном смысле вернуться в детство, почитать то, что не было прочитано тогда. Для меня хороший детектив – это замечательный отдых! Хотя детективов мне хватает и на работе. Читаю и серьезную литературу. Вот на днях купил том Павла Флоренского. Еще люблю литературу историческую.

– В данное время какая книга у вас на столе?

– Знаете, я читаю несколько книг одновременно. Сейчас это Андре Труайя «Царствование государя-императора Николая II», детектив «Досье Челендера» Роберта Лэндлема и Флоренский.

– Переход с частного канала на государственное телевидение вас внутренне как-то изменил?

– Нет. Повторю то, что уже сказал: и на НТВ, и здесь, на РТР, всегда работал и работаю для своей страны. Поэтому никакой «ломки» не было. Я воспитан в семье русских интеллигентов, где служить своей стране, а не просто зарабатывать на хлеб, всегда считалось главным делом в жизни. Страна, где мы живем, – это не текущий политический строй, а нечто большее. И, простите за громкие слова, работать для блага России – необходимо и почетно. Меня приучили к этому с детства, для меня это нормальное состояние сознания и души. А если вы подразумеваете свободу слова, где ее больше, где меньше… Что такое для меня свобода слова? Это честный разговор о неприятных вещах, о наших многочисленных болячках. О них нужно говорить! Потому что если в угоду высокому чину что-то замалчивается – от этого обязательно страдают другие люди. Например, одно из последних наших расследований – о трансплантации органов…

– Но, Аркадий, об этом ведь столько было рассказано и написано в последние годы!

– Не скажите. Я считаю, мы вытащили наружу то, чего до нас никто не вытаскивал – либо по незнанию, либо из страха, либо по какой-то другой причине. А тема пришла из абсолютно случайного разговора, в котором всплыли два реальных факта. Первый: в стране существует подпольный рынок органов. Второй: очень часто их изымают на операционном столе у живых еще людей.

– Никак не уйти от вопроса о том, что журналистам госканала гораздо легче добыть информацию и первыми выдать ее в эфир. Вспомним трагедию «Курска» и репортажи Аркадия Мамонтова с борта «Петра Великого». Ни один другой канал присутствием своего журналиста на флагмане Северного флота похвастаться не мог. Помогло удостоверение корреспондента РТР?

– Ничего подобного! Просто я сработал профессионально. Можно посредственно писать, неважнецки снимать – часто не это важно. Важно первым оказаться на месте события. Я, признаться, устал рассказывать об этой истории. В 12 дня узнал, что «Курск» лег на грунт, а в 23.00 – уже вышел в прямой эфир с «Петра Великого». Армия меня знает – все-таки не одну «горячую точку» прошел, опыт добраться до нужного места есть. Но попасть на борт флагмана удалось не благодаря журналистскому удостоверению, а скорее вопреки. Так что не государственный канал оказался на «Петре», а Аркадий Мамонтов со своей съемочной группой. Это моя обязанность – быть там, где я должен быть.

– Опыт работы в «горячих точках» – вещь для журналиста незаменимая?

– Во многих случаях да. В «горячей точке» приобретаешь навыки, которые в «гражданской» ситуации никогда не освоишь. Вот я вам расскажу про то, как мы пробрались в Первомайское, когда там блокировали банду Радуева. Чтобы проникнуть в село, окруженное тройным кольцом оцепления, мы, тогдашние репортеры НТВ, разработали и сыграли целый спектакль. Автобус там хлеб возил для спецназа. Договорились с водителем, Сашу Хабарова нарядили в форму спецназовскую, посадили в кабину типа сопровождающим. Витю Щербакова, классного оператора, с камерой в обнимку спрятали в салоне автобуса под сиденья и завалили какими-то мешками. А надо сказать, дагестанские омоновцы каждый раз автобус строго проверяли. Так что мне, выступавшему в роли своеобразной «дымовой завесы», нужно было отвлечь их внимание с автобуса на себя. Я беру нашу вторую съемочную группу, подходим к омоновской цепи. Меня снимают, а я, показывая рукой на село, говорю в камеру: «Там идет война. Там убивают людей. Но показать вам это мы не можем – нас не пускают вот эти люди, омоновцы». И как бы невзначай неуклюже поворачиваюсь, и «нечаянно» бью локтем в грудь одного из омоновцев. Тот, естественно, сатанеет, вытаскивает дубинку свою и начинает в ответ бить меня куда придется. На шум сбегаются его сослуживцы и присоединяются к побоищу. Журналисты остальные неподалеку стоят, кричат: «Ага! Мамонтова собаками травят!» И собаки из оцепления лают как бешеные, рвутся с цепи в нашу кучу-малу… Короче, шум-гам-кавардак. А в это время (все было рассчитано до секунд!) автобус хлебный подъехал. Так ему только рукой махнули: проезжай скорее, не до тебя сейчас, хлебовоз…

– Телесные повреждения серьезные были?

– Да нет, куртка спасла. Толстая у меня такая куртка была, до сих пор храню.

– Может еще пригодиться?

– Не исключаю.

– Расследования – жанр тяжелый. А курьезы в вашей работе случаются?

– Была тут история, ситуация прямо-таки из фильма «Я шагаю по Москве». Помните полотера в исполнении Басова, который выдавал себя перед пацанами за крупного писателя? Так вот, брали мы интервью у человека, который представился не просто крупным специалистом по нужной нам теме, а ГЛАВНЫМ специалистом, владеющим ВСЕЙ информацией. Он нам так «заливал конкретно» – это надо было видеть и слышать! С сочным жаргоном, с загибанием пальцев. В итоге оказалось, что это просто шофер босса, действительно владеющего информацией, а босс приехал только через двадцать минут, в течение которых мы, развесив уши, слушали яркий монолог его подчиненного.

– Аркадий, в бытность вашу на НТВ вы гораздо чаще появлялись на экране. Сейчас – раз в три недели. Такой ритм работы и жизни вас устраивает?

– На НТВ я работал в новостях. Там, бывало, приходилось репортаж делать за 15 минут. Здесь, в «Специальном корреспонденте», работа, конечно, совершенно другого рода: для одной программы нужно организовать массу встреч, съемок, подобрать фактуру, сопоставить, проанализировать информацию. Эта работа меня вполне устраивает, но… У всех, кто прошел школу репортера, кем бы человек потом ни стал, рано или поздно, когда случается какое-то событие, которое задевает за живое, возникает рефлекторное желание сорваться и ехать туда – на место события. Чтобы первым выйти с этой новостью в эфир.