Posted 1 июня 2004,, 20:00

Published 1 июня 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 09:45

Updated 8 марта, 09:45

Если не она, то кто же...

1 июня 2004, 20:00
В 1989 году, в разгар перестройки, в журнале «Юность», выходившем тогда трехмиллионным тиражом, был опубликован материал 19-летней студентки журфака МГУ Вероники Марченко «Ржавчина» о гибели военнослужащих в мирное время. С этого, по существу, началось движение комитетов солдатских матерей.

Веронике, ведущей молодежной рубрики «Двадцатая комната» в журнале «Юность», никогда бы в голову не пришло писать на столь взрывоопасную, да и в общем далекую от ее интересов армейскую тему, если бы не пронзительное письмо с Украины от мамы погибшего курсанта. В жизни каждого журналиста, и опытного, и начинающего, бывают минуты, когда он себе говорит: «Если не я , никто об этом не напишет!» Родительские письма в «Юность» после той публикации ежедневно приносили пачками. Просто продолжать писать о творящемся в армии беспределе, уповая на то, что капля камень точит, не было смысла. В феврале 1990-го ей удалось добиться встречи пятнадцати женщин с главным военным прокурором Катусевым. От него инициативная группа направляется в приемную Горбачева, надеясь поведать ему о своих бедах, но с матерями общается помощник генсека Лаптев. Итогом той беседы стало учреждение Комиссии по расследованию причин гибели и травматизма в Вооруженных силах при президенте СССР.

Сегодня, спустя пятнадцать лет, Вероника Марченко – председатель Фонда «Право матери», который был официально зарегистрирован в 1993-м, а в 1994-м – вошел в Московский исследовательский центр по правам человека. «Правозащитники не мессии, выводящие из пустыни, не волшебники, решающие все проблемы одним мановением Российской Конституции, не шаманы, камлающие над Декларацией прав и свобод человека и гражданина. Они, на мой взгляд, всего лишь закваска, брошенная в огромный чан. Их мало, но эффект их деятельности – новый продукт, без них никогда бы не возникший», – говорит Вероника. Так и вышло: от ее фонда, будто круги по воде, стало шириться движение солдатских матерей России.

«От безысходности подорвал себя гранатой РДГ-5 – «деды» замучили...» «Завалило углем, потому что рубить его послали не старослужащих из хозроты, знающих, как обращаться с мерзлой глыбой выше человеческого роста, а молодых пацанов...» И так далее, и тому подобное. По подсчетам фонда, в год погибает до трех тысяч российских военнослужащих. По данным Минобороны, к примеру, за первое полугодие 2002 года при исполнении обязанностей погибли 127 военнослужащих, во внеслужебное время – 356 человек. Главный военный прокурор предоставил журналистам такие данные: в 80% частей не существует понятия «неуставные отношения», а в 90% подразделений в том же 2002 году не было совершено ни одного правонарушения. Прокурор добавил: «Факты гибели и другие правонарушения не связаны с дедовщиной». Но как быть с тем, что 25% из погибающих ежегодно солдат кончают жизнь самоубийством? Неужели в армию забирают столько страдающих расстройствами психики?..

Единственный способ доказать военачальникам, что жизнь солдата чего-то стоит, – заставить их платить штраф, считают в Фонде «Право матери». С 1998 года число судебных процессов, в которых участвует фонд, возросло с десяти до почти двухсот в год, причем выигрывается 60% дел. Так, в прошлом году был выигран процесс по иску Николая Власова, чей сын, девятнадцатилетний Станислав, боец армавирского отряда спецназа, погиб в 1999 году в результате авиаудара федеральных сил в Чечне по своим. Суд обязал Минфин выплатить отцу солдата 500 тыс. рублей – самую большую сумму, которую когда-либо отсуживали родители погибших. В декабре 2002-го Пресненский суд Москвы впервые удовлетворил иск матери погибшего в Чечне солдата к Министерству обороны. До этого семьям погибших суд выдавал «Определения об отказе в принятии заявления».

Вероника – радикалка: по ее мнению, в том, чтобы дать военкомату себя обдурить, нет ничего героического; отстаивать свои права – вот настоящее геройство. Она приводит в пример Диму Немировского из Обнинска, который, пытаясь добиться разрешения проходить альтернативную гражданскую службу, провел в тюремной камере два года.

Когда-то однокурсник сказал Веронике, что ей придется заниматься делом, за которое она взялась в 1989-м, всю жизнь. Однокурсник не пророк. В стране, где восемнадцатилетнего мальчишку могут запросто остановить на улице и отправить в воинскую часть, увы, пока не на кого больше уповать, кроме как на такие организации, как Фонд «Право матери».

"