Большой секрет для маленькой комиссии

С требованием подписать такой документ столкнулась и член столичной ОНК Зоя Светова, посещая в Лефортовском СИЗО Геннадия Кравцова (мужчина, напомним, подозревается в госизмене за отправку резюме шведскому работодателю). Следователь получил от г-жи Световой отказ. По ее словам, в федеральном законе «Об общественном контроле» четко прописано, что члены ОНК занимаются только вопросами содержания людей, находящихся в местах лишения свободы, и не интересуются данными о ходе следствия. «Требование подписать бланк о неразглашении незаконно, поскольку повторяет закон, по которому мы и так работаем. Мы воспринимаем это как вмешательство в нашу правозащитную деятельность. И вообще, о каких тайнах может идти речь, если мы даже не знаем, по каким статьям обвиняются люди, к которым мы приходим?», – возмущается правозашитница в беседе с «НИ».

Интересно, что к тайнам предварительного расследования пытаются отнести, например, рассказ заключенного о пытках во время ареста. «Нарушение прав человека (а пытки к таким нарушениям относятся) по определению не может быть тайной следствия», – утверждает в беседе с «НИ» бывший глава столичной ОНК Валерий Борщев. Наш собеседник подчеркивает, что контролеры обязаны сообщать о правонарушениях в местах лишения свободы: «Конечно, заключенный может сказать, что он невиновен, что его несправедливо осудили. Является ли это тайной следствия? Конечно, нет. И жалобы, что человеку не дали встретиться с адвокатом, не оказали медицинскую помощь, пытали, совершали насилие, угрожали во время следствия, – тоже никакая не тайна. Это нарушение прав человека», – говорит г-н Борщев.

При этом если члену ОНК действительно становятся известны подробности дела того или иного заключенного, правозащитник не имеет права эти сведения разглашать – это также прописано в законе «Об общественном контроле». Однако все чаще «правозащитников просят подписать бланк о неразглашении предварительно, еще до того, как они пообщаются с заключенными», – говорит г-н Борщев. То есть, по мнению следователей, все, что станет известно правозащитнику в камере, дальше стен места лишения свободы распространяться не должно.

«Если заключенный рассказывает, что его пытали во время задержания, мы считаем, что это нарушение его прав, и можем об этом спрашивать. Следователи же считают, что мы вторгаемся в тайну предварительного расследования. На мой взгляд, чтобы избежать неправильного толкования, необходимо внести в закон поправки, четко прописывающие, что является тайной предварительного следствия, а что нет», – говорит «НИ» Зоя Светова.

Противодействие общественному контролю нарастает в принципе, и принуждение подписать бланк о неразглашении – еще одна иллюстрация этой тенденции, считает Валерий Борщев: «Силовики и тюремщики поняли, что общественный контроль действительно представляет для них некоторую опасность». Попытки взять с членов ОНК такие подписки – это способ запугивания, думает Зоя Светова: «Но я не знаю ни одного уголовного дела, которое было бы заведено на правозащитника по факту разглашения, поскольку оно не имеет судебной перспективы».