Виктор Сухоруков

– Зрители вас знают в основном по вашей потрясающей роли в фильме «Брат». Там вы – бандит, отморозок. А сейчас в спектакле «Человек из ресторана» вы неожиданно раскрылись в роли совершенно иного плана. Нежного отца семейства, заботливого супруга, в этом образе много теплоты.

– А что же здесь особенного? Актер на то и актер, чтобы сегодня сыграть Бабу-Ягу, а завтра Снегурочку. В этом и есть счастье профессии. Хотя мне действительно много раз говорили: «Как это интересно, был бандитом, киллером, отморозком, бритоголовым, и вдруг – трах бах – в кино сыграл Павла I, в театре – шута». Ну, ребята, вы что?

– Вас это возмущает?

– Нисколько. Лучше давайте поговорим, получается у меня или не получается. Помогите мне, вразумите меня, направьте меня, будьте помощником, а не милиционером.

– С Андреем Лукьяновым вы давно знакомы?

– С института, вот уж почитай тридцать лет вместе. С Галиной Борисовной, его женой, я встретился, когда привез дебютную картину Алексея Балабанова «Счастливые дни» в Дом кино. Тогда Галина была такая экстравагантная, вся в серебре, разговаривала баритоном. С тех пор мы дружим. Конечно, мы неоднократно пытались что-то сделать вместе, рисковали. Она предлагала мне Макбета, позвала меня на роль в «Маленького принца».

– Вы москвич, долгие годы прожили в Ленинграде, но затем все же вернулись. Почему?

– Я родился в Подмосковье. В Ленинграде прожил двадцать пять лет. Сам себя не раз спрашивал, зачем я вернулся в Москву. Последней каплей, которая подвигла меня к такому решительному исходу из Петербурга, были сложные отношения с руководством театра, в котором я в последнее время работал. У меня шли очень хорошо дела в кино, в театре дела шли пресно, кисло, а самое главное, неполноценно. А я такой человек, я живу этим, своей профессией, своим делом. А когда режиссер, главный режиссер, завидует мне как актеру и держит в черном теле, тогда плохо. Я им предлагал одно, другое, третье. А мне говорили: ты не аристократ, ты не интеллигент, ты такой, ты сякой, ты не философ... Сиди и довольствуйся тем, что ты есть.

– Это в театре Комедии?

– Я даже не называю театр, потому что не стоит он того, там есть замечательные люди, но они тоже сгибли там, зачахли и пожелтели как старые фотографии. Нет, я не борец и не сторонник тяжбы с руководством, с режиссерами. Актер должен быть в пути, в движении. А я ушел, потому что я понимаю, что, видимо, я уже застоялся, постарел в этом театре. Но, с другой стороны, в какой-то момент мне показалось, что я могу сделать большее, чем делал до сих пор. И решил вернуться в Москву. И когда я приехал в Москву и заиграл, меня увидела театральная общественность. Ой, надо же, говорят, а он еще, оказывается, и на сцене играет. А я ведь двадцать пять лет играл в Петербурге. Вот так мы и жили, темно и незаметно. И так живут десятки и сотни тысяч актеров, ходят по одной тропинке, театр – дом, дом – театр, и все, ну в булочную, в баню, к любовнице…

– И вы так жили, лишь своими ролями, профессией, как затворник?

– Да. Но если раньше так искусственно получалось, ввиду многих обстоятельств, то теперь это мой даже не стиль жизни, а мой образ, моя суть.

– Но почему так? Вы же общительный человек?

– Очень, коммуникабельный, а тем не менее если я приглашаю гостей, то уже через три часа я от них устаю и думаю, как бы поскорей их выгнать. Такой вот я глупый.

– Вы любите только работать?

– Просто сидеть читать книгу, слушать музыку, для меня это тоже работа.

– А что вы сейчас читаете?

– Закончил огромное количество источников вокруг фигуры Павла I. А сейчас читаю исследования о «Слове о полку Игореве».

– Это очень серьезно.

– Да. Мне предложили познакомиться с этими исследованиями, и мне стало интересно. Читаю фантастику, не знаю почему, почитываю немного о Хрущеве. Может быть, потому, что сейчас играю его, это, правда, эпизодическая роль, но кто его знает, а вдруг удастся показать более серьезную историю и сыграть большую биографию Никиты Сергеевича. Намеки на это были. Слово «затворник» – хорошее. Меня называли одиноким. А одна женщина мне позвонила и просила поддержки, что-то ей было плохо, она сидела без работы, и никто ей не помогал. И что вы думаете, я ее нашпиговал оптимизмом, кричал в телефонную трубку, что надо жить и улыбаться, а не стоять на месте. Вот вам и затворник. Я очень оптимистичный и жизнерадостный человек. Но я через многое прошел. Знаете, как в «Коньке-Горбунке» проходят через три котла? У меня тоже были такие котлы. И я выжил. И даже возродился.