Вопрос дня от Варвары Туровой: почему к врачам мы ходим с комплексом вины?

Очень длинное нечто, что давно болело и хочу рассказать. Некоторое время назад я прочитала в фейсбуке рассказ Катя Хорикова о том, как она сопротивлялась идиотизму и унижению в московской больнице, как ее пытались заставить раздеваться там, где нет в этом необходимости "потому что так положено", и прочее. Катя тогда писала в том смысле, что это ваше здоровье, это ваше тело, отстаивайте свои интересы, боритесь. Каждая буква того Катиного поста отозвалась в моем этом теле, за которое нужно бороться, колокольным звоном.
Да! Это мое здоровье и мое тело! Да! Тысячу раз да, подумала я. Через 2 недели после этого я оказалась в довольно экстренной ситуации в одной из московских больниц. Дрожа от страха (и чувства вины, разумеется) я зашла в кабинет к врачу, и стала пытаться рассказать, что со мной: "Понимаете, дело было так", сказала я, и в ответ услышала раздраженное "Раздевайтесь". Врач не смотрел на меня, я ему была не интересна, мой рассказ ему был не интересен, его раздражал сам факт, что я что-то хочу ему рассказать. Выяснилось, что мне нужно небольшая операция. "Надо резать", сказал врач. За одну секунду я успела подумать: "А как это делается? А какой наркоз? А какие нужны анализы? А вы будете резать? А когда? А что будет после операции? А будет больно потом? А потом нужны какие-то процедуры? А как это влияет на весь остальной организм?". За вторую секунду я подумала: "Если я все это спрошу, он будет дико злиться". За третью: "Но, если я ничего не спрошу, буду выглядеть круглой дурой, надо спросить хоть что-нибудь!". Поэтому дрожащим голосом я задала ровно один вопрос: "А это долго?". "Минут 15", - был ответ. Дальше мы шли, молча, с этим врачом через подземный переход между двумя корпусами больницы, по плесени и протекающему потолку, мигающим лампочкам и поворотами к моргу, потом мы пришли в операционную, которая была похожа скорее на комиссионный магазин, с тусклым желтым светом. Потом он сказал мне - снимите обувь за дверью, хотя сам остался ровно в той же, в которой шел. Потом он сказал мне - ложитесь, и легла на кушетку, которая у него там стояла вместо операционного стола. Потом он стал вместе с медсестрой шарить по разным шкафчикам в поисках нужного лекарства и инструментов.
Я смотрела, как он шарит, и думала: "Я же только что прочитала Катин текст. Я же знаю, что это мое здоровье, что это мое тело. Мне надо прямо сейчас встать с этой кушетки и сказать ему - послушайте, это мое тело и мое здоровье, давайте вы мне все-таки расскажете, что сейчас будет происходить. Мне надо встать и уйти, и пойти к другому врачу". Ничего этого я не сказала, конечно. Я очень хорошо умею заступаться за других, я даже иногда хожу с моими друзьями к врачам, потому что они тоже чувствуют себя слабыми и виноватыми, и я им говорю - ну что же ты такая дурында, почему не спросила доктора о том и вот о том. Я все это умею, но совсем не умею, когда надо бороться за себя. Я боялась его разозлить.
Врач стал колоть мне местный наркоз, дико больно, и не особо заботясь о том, чтобы делать это как-то деликатнее. Уже в процессе он спросил: "Кстати, аллергия на лекарства есть?". Операция продлилась 15 минут. Я встала, оделась, и пошла обратной дорогой, через эти подземные коридоры. Посреди коридора я посмотрела по сторонам, убедилась, что никого нет, и горько заплакала. Не от боли даже, от страха и от обиды, на себя саму. Так плачут маленькие дети, когда падают, не от боли, от обиды. На другое утро в 8 утра у меня был вылет в Париж. Врач, конечно, не сказал мне заранее, что каждый 2 дня надо делать перевязки, не сказал, какое лекарство положил на рану, ничего он мне не сказал. И в Париже я каждые 2 дня ходила на перевязки, шокируя разрезанным своим телом прекрасного Месье Шетрита. За 40 евро раз.
Спустя некоторое время я говорила со своим другом - врачом. Я рассказала ему об этом случае. И он, милейший человек, настоящий человек и настоящий врач, говорил мне - ты абсолютно права, я с ним поговорю, но ты тоже пойми. На 60 пациентов - 2 врача. Смены по 50 часов. Вот ты хочешь, чтобы он был внимателен. А он хочет сделать свою работу хорошо. Просто хорошо сделать операцию. И он ее сделал хорошо.
Я слушала и была согласна. Врач не виноват. Врач поставлен в невыносимые условия. И к тому же никто кроме меня не виноват в моих комплексах и страхах и стеснительности, не дающей мне сказать врачу: "Ну уж дудки, сейчас вы меня внимательно выслушаете, потому что дело серьезное и потому что мне страшно".
Я просто хочу сказать - Катя права, это ваше тело, это ваше здоровье, боритесь, не будьте как я, не бойтесь доставать врача вопросами, всеми вопросами, которые у вас только есть. Запишите себе их дома на бумажке, чтобы ничего не забыть.
И врачам я хочу сказать - мы не виноваты, что заболели. И не виноваты, что пришлось к вам прийти. Мы заболели не для того, чтобы нарочно испортить вам день. Мы заболели и нам страшно, потому что мы не врачи и не знаем, что с нами происходит. И мы приходим к вам за помощью. И даже если вы устали, пожалуйста, помните, что нам страшно.
"На что жалуетесь"? - спрашивает неделю назад очень хороший вежливый доктор, в очень хорошей дорогой клинике,в которую я, к тому же, пришла через знакомых. "На что я, блин, жалуюсь. Другие люди, вон, раком болеют, а я пришла с какой-то фигней. Тоже мне, заболела! как только не стыдно бога гневить! меньше надо думать о своих болезнях! лучше б пошла бедным помогла, чем деньги тратить опять на хрен знает что", подумала я за секунду. И робким голосом ответила: "Ну в целом ни на что".
Катя, я буду стараться.

Оригинал материала -в Фэйсбуке https://www.facebook.com/VarvaraTurova/posts/10209284077562708