Posted 1 марта 2005,, 21:00

Published 1 марта 2005,, 21:00

Modified 8 марта, 09:34

Updated 8 марта, 09:34

Кубок Стэнли для народа джан

Кубок Стэнли для народа джан

1 марта 2005, 21:00
Жизнь любит странные сближения. В то время как в филиале Театра им. Маяковского Елена Гранитова воскрешает давно забытую раннюю пьесу Алексея Арбузова «Шестеро любимых», в филиале Театра им. Пушкина Роман Козак обращается к повести Андрея Платонова «Джан». Написанные примерно в одно время – в середине 30-х годов – и пь

Под красным знаменем

В пьесе «Шестеро любимых» центральное действующее лицо… красное знамя, которое одна МТС должна отдать другой. Коллизия осложнена тем, что директора соперничающих МТС – нежные супруги. А день передачи знамени – годовщина 20-летия их свадьбы. Как вздыхает героиня Евгении Симоновой: «Муж меня любит, а знамя все-таки отбирает!!!» Евгения Симонова сыграла свою образцовую героиню с точным чувством стиля и жанра постановки. Она скорее играет в женщину-начальника МТС, с ее кожанкой, с подчеркнуто мужскими, размашистыми движениями, грубым командным голосом и трогательным женским страхом, что, мол, вот постарела, растолстела.

В антракте интеллигентного вида дедушка объяснял внуку, почему для всех героев так важно это знамя и почему одни не хотят с ним расставаться, а другие счастливы, что его получат: «Представь, что ты должен кому-то отдать кубок Стэнли!!!»

Режиссер Елена Гранитова довольно точно рассчитала постановку для тех, кому кубок Стэнли понятнее, чем знамя ударника. Она тонко почувствовала условность коллизий и характеров арбузовской пьесы, драматургические поддавки, в которые он играет со зрителем. И эту «сказочность» интонации усилила и подчеркнула. Рисованный задник изображает анфиладу комнат, над сценой висит тканевый потолок. А в центре стоит футуристическая машина (то ли колхозный агрегат, то ли летательный аппарат). Действие то и дело прерывается шлягерами 30-х годов. А как самый заветный сувенир персонажи показывают друг другу модель Кремля. Заканчивается спектакль всеобщим примирением: под водруженным в центре красным знаменем соберутся все персонажи. А смешливая старушка-уборщица счастливо вздохнет: «Слава богу! С нами знамя!»



Попытка станцевать джан

Кажется, Роман Козак не ставил перед собой цели поиска сценического эквивалента платоновской прозы, ограничившись задачей более скромной: созданием

пластических импровизаций на темы «Джан». Хореограф, исполнительница главной роли и жена режиссера Алла Сигалова оказалась достойной помощницей в этом предприятии. Практически на пять шестых спектакль состоит из пластических этюдов, существующих как бы по касательной к Платонову. Из многосложного и многослойного текста театр вычленил одну, хотя и важную составляющую: эротическую тягу человеческих тел. Герой спектакля ищет не столько душу, сколько страсть.

Главную роль Назара Чаготаева, возвращающегося к своему народу, чтобы спасти его от умирания, играет Александр Матросов. Он дал своему герою простодушную способность терять голову от сострадания к угнетенному женскому полу. Его нежность к жене ничуть не меньше, чем к кусту перекати-поля. А в бой с хищной птицей, ворующей мясо, он кидается так же яростно, как в любовь с встреченной на базаре девушкой Ханом. Все женские образы: Веру, жену Назара, ее дочь Ксению, Гюльчатай, мать Назара, девушку Ханом, десятилетнюю девочку Айдым, куст перекати-поля и тощего верблюда играет Алла Сигалова. И всем своим персонажам она придает одинаковое затравленное выражение глаз, напряженную шею и откровенность желаний тела. Третий исполнитель – Илья Барабанов играет, как значится в программке, «весь народ джан». А в реальности спектакля он появляется самыми разнообразными эпизодическими персонажами – от слепого старика до уполномоченного Нур-Мухаммеда – и служит скорее свидетелем, чем соучастником любовных дуэтов двух Александра Матросова и Аллы Сигаловой.

Пространство малой сцены застелено восточными коврами. Когда их откинут, выяснится, что под ними скрывается маковая делянка. И женское тело с задранным платьем весьма эффектно смотрится на маковом фоне. Эта сцена становится своего рода кульминацией спектакля. И именно в эту минуту окончательно понятно, как далеко увела режиссера его игра с эротикой от платоновского слова. И звучащий текст приобретает автономность и набирает силу: «Чаготаев взял руку Ксении в свою и почувствовал дальнее биение ее сердца, будто душа ее желала пробиться оттуда к нему на помощь...»

"