Протоиерей Александр Степанов

«Никто из нас не может вспомнить, чтобы был слышен какой-то взрыв. Просто резкое торможение, и у меня было впечатление, что мелькнула какая-то вспышка. Думали, что, может, порвалась линия электропередач. Не было никакого внятного объявления: никто по громкой связи не заявил: «Если среди пассажиров есть врачи, то, пожалуйста, окажите помощь!» Мы вышли из вагона отчасти от любопытства, отчасти от ощущения, что что-то произошло: вдруг, помощь нужна.

Раненых выносить помогали проводники, помогали пассажиры этих же самых вагонов, кто остался жив, и постепенно стали подходить люди, сошедшие с поезда, из неповрежденных вагонов. При переносе, при поворотах, когда людей пытались переложить, это доставляло им страшную боль, люди там были просто спрессованы железом. В полной темноте мы наступали даже на раздробленные ноги и руки. Мне показалось, что у проводников не было никаких перевязочных материалов. Были простыни, которые они притащили, из них делали жгуты. Были матрасы. Это было очень нужно, потому что когда людей вынимали из вагона, надо было на что-то их класть. Когда я подошел, наверное, около десятка человек уже вытащили. Они лежали на земле. Мерзли. Одеял было очень мало. Понятно, что поезд сидячий, я даже не понимаю, откуда столько матрасов собралось. Несколько десятков точно.

Темнота была непроглядная. Меня потрясло, что крыша вагона была собрана гармошкой, как будто он на крыше по шпалам ехал. Еще метров через 200–300 лежал самый ужасный последний вагон. Он не был перевернут, но стоял без колес. Колеса, пружины, сорванные провода были разбросаны вокруг. Мы об них спотыкались, я несколько раз упал. Помню, что на путях лежало еще три или четыре трупа. И это в полной темноте, лес вокруг. Мы подсвечивали дорогу мобильниками.

На земле лежали шесть-семь раненых, женщина со сломанной ногой стонала. Молодая пара – у девушки, похоже, был перелом позвоночника, а у парня раздроблены ноги – лежала рядом. Торцы вагонов разворотило, и двое мужчин оказались сплющены в тамбуре, в который вышли покурить. Они кричали невероятно, их пытались достать. Нашли где-то лом и топор. Все два часа, что я там был, упорные люди старались им помочь. Одного сумели вытащить, второй, вероятно, умер. Если травмы, то выносить надо на чем-то жестком. Отломали два куска обшивки или какой-то перегородки и использовали их как носилки. Это было очень неудобно, потому что доска узкая: восемь человек несли, а четверо держали того, кого несли, чтобы он не сползал.

Мы еще костры разводили, даже не столько, чтобы греться, сколько для освещения: брали из вагонов вещи, книги, и все это палили. Те, кто мог ползать из пострадавших, подползали и грелись. Они почти все были без обуви и полуголые, я не понимаю, почему. Мы им тряпками ноги заматывали.

Через два часа подъехала первая помощь. Это были сотрудники МЧС. Сначала появилась одна бригада, человек шесть или восемь. Уже в это время довольно активно выносили раненых через окно. Потом подоспели машины «скорой». Сначала одна, потом целый караван подошел. Они не могли подъехать прямо к поезду. Останавливались как минимум на расстоянии ста метров. Было очень темно. Но судя по всему, там дороги ужасные.

Когда следователи опрашивали меня, и я рассказывал, как мы помогали пострадавшим, они мне сказали: «Вы нам вернули веру в людей». Они допрашивали до меня уже десятки людей, и многие им говорили, что они сидели в вагонах и не выходили. Я думаю, что подавляющее большинство людей из вагонов не высовывались. Трудно оценить сколько. Но ведь примерно через час после случившегося все уже знали, что именно произошло, так как проводники бегали, как сумасшедшие, и окровавленные люди ходили, но идеи помочь у большинства не возникло.

Честно говоря, не было человека, который взял бы на себя руководство этими спасательными работами. У меня впечатление, что сотрудники поезда старались и делали все, что могли, но не было среди них того, кто был бы подготовлен к тому, как надо действовать в чрезвычайных ситуациях. Обстановка была нервная: мат-перемат, споры всякие.

Паники не было. Но была всеобщая бестолковость».