Posted 30 ноября 2004,, 21:00

Published 30 ноября 2004,, 21:00

Modified 8 марта, 09:41

Updated 8 марта, 09:41

Лев ЭРЕНБУРГ

Лев ЭРЕНБУРГ

30 ноября 2004, 21:00
Небольшому драматическому театру под руководством Льва Эренбурга исполнилось 5 лет. В репертуаре НДТ два спектакля «В Мадрид, в Мадрид» по мотивам пьесы Х.Х.Алонсо Мильяна «Цианистый калий… с молоком или без» и «Оркестр» по одноименному произведению Жана Ануя. Только что труппа закончила работу над третьей постановкой

– В жизни вы освоили не одну профессию: стоматолог, филолог, работали водителем, играли в театре. Это все для того, чтобы узнать психологию человека?

– Мне было интересно познавать окружающее. А причины тому были совершенно разные – сущностные, амбициозные. Я никогда не шел к далекой и конкретной цели. Мне захотелось стать врачом, потому что, во-первых, медицина всегда была мне интересна. А во-вторых, по той причине, что театральные педагоги говорят о психических и физических процессах человека, не всегда представляя себе, как эти процессы происходят – медицина же могла бы помочь в этом разобраться. Так я пошел учиться в медицинский вуз. Тогда я не нашел для себя в театре места и подумал, чем водку пить, лучше заниматься делом. А вот о режиссуре я по-настоящему мечтал. Хотя я совсем не представлял, что это такое. Мне казалось, это гораздо проще.

– Поэтому у вас два спектакля за пять лет?

– Их все-таки три. Постановка «На дне» отняла много сил и времени. Мы работаем над ней уже три года. Так что много это или мало – пять лет на три спектакля, вопрос неоднозначный. Если работы очень хорошие, то это мало, если они плохие, то это безмерно много. У спектаклей нет жесткого физиологического срока созревания. Как у человеческой или слоновьей беременности – девять месяцев или два года. Для того чтобы что-то живое родилось, оно должно быть выстрадано. Должно полежать в чреве.

– Как вы понимаете, что пришло время для нового проекта?

– За новую работу я берусь не от того, что радостно задумал закончить одно и начать другое. Это было бы слишком примитивно. Я начинаю заболевать проектом. Он начинает меня мучить. Я начинаю спорить с работой и с автором, с материалом. Я с ним ругаюсь, соглашаюсь, переделываю. Автор пригибает меня к земле – я выворачиваюсь.

– Ваш первый спектакль «В Мадрид, в Мадрид» – это сочетание черного юмора, сатиры, некоей насмешки. Что это на самом деле?

– Это сложный ребенок. Мне кажется, что когда спектакль только вышел, он был лучше. Потому что эту фарсовую историю играли тогда совсем молодые актеры. Неоперившиеся студенты. Это была их дипломная работа. В связи с этим высекался особый контрапункт, когда юные с горящими глазами люди играли гротесковую историю, стариков, бабушек и дедушек. Делали это лихо, нахально, по-юному. Это придавало спектаклю особый шарм, который со временем стал уходить, его сменил профессионализм, но он его не заменил. Сложен «Мадрид» для меня и тем, что я не смог соблюсти в нем единство жанра. Я тянул его к трагифарсу, и мне казалось, что у меня это получается. А в процессе выяснилось, что до трагической эта история не поднимается. Но самый важный момент в том, что все в этом спектакле на грани между вкусным и безвкусным. И не перейти эту черту не всегда удается. Иногда я понимаю, что мы на пороге непристойности и неприличия.

– Вы считаете, что профессионализм не способен заменить горящие глаза?

– Нет, конечно. Но актер должен быть профессионалом.

– Ваши актеры талантливы?

– Не знаю. Потому, что талантливых людей очень мало. Талант – это слишком громко, это Борисов, Леонов, Евстигнеев. Большинство из моих артистов одаренные люди, и они имеют право заниматься этой профессией.

– А себя вы считаете талантливым?

– Я на это очень надеюсь, хотя довольно часто мне кажется, что это не так. Я стараюсь быть критичным к себе и к труппе. В конечном итоге я сам должен делать вывод о том, что происходит с театром и со мной. Я – истина в последней инстанции, к счастью и к сожалению. Поэтому тут легко начать слишком дорого себя оценивать.

– НеБДТ – не просто театр, это своя школа, в чем ее отличительная особенность?

- Здесь все вполне традиционно. Иногда мне даже кажется, что я более академичен, чем многие другие. У нашего театра, я надеюсь, есть свое лицо, своя манера. Это немало. Потому что есть спектакли очень похожие друг на друга…

– Именно академичность позволила вам так окрестить свой театр?

– Назвать театр, как и любое другое дело, очень сложно. Я долго думал над этим и был в чрезвычайном затруднении, а мои студенты предложили мне это нахальное название. И, подумав, я согласился. Ведь в нем кроме заряда здорового хулиганства ничего особенного нет, а альтернативы я не видел.

"