Нас пугают, и нам страшно

Свое литературное творчество Пьер Карле де Шамблен Мариво, француз, отделенный от нас почти тремя столетиями, характеризовал сдержанно: «тщета, более или менее остроумная». Интрига его ранней пьесы «Двойное непостоянство» строится на выверенной последовательности изощренных манипуляций человеческими чувствами.

О драматургических завоеваниях нашего тридцатитрехлетнего современника ирландского происхождения Мартина Макдоны (родился, вырос, живет и творит на лондонской почве) в России известно пока немного: его постмодернистские мелодрамы и черные комедии кровавы, дразнящи и будоражащи. Судя по отзывам английской прессы, Кафке впору начинать вертеться в гробу, разумеется, от зависти к перещеголявшему его в нагнетании мрака и ужасов Макдоне. Да и количество призов и премий, которыми уже увенчан Макдона, Кафке явно не снилось.

Кафку, однако, в сторону – речь об очень разных Мариво и Макдоне. Их персонажи волею режиссеров оказываются замкнуты в схожие пространства комнатного застеколья. Светски изысканные апартаменты («Двойное непостоянство») и офисно-безличное помещение («Человек-подушка») роднит одно: зрители, находящиеся вне сцены-комнаты, недоступны глазу ее узников и их конвоиров, в каком бы обличье они ни были, тогда как для стороннего наблюдателя все подробности застекольных территорий – как на ладони.

В странном, тревожном мире пьесы Мариво простодушных влюбленных Сильвию и Арлекина (Ольга Цинк и Илья Паньков) разлучают, доставляют поодиночке во дворец Принца – первое и последнее насилие в пьесе, а затем, умело задевая струны души, подводят к мысли, что расстояние между «да» и «нет», так же как между любовью и равнодушием, иногда не столь велико. Когда «да» и «нет» все-таки меняются местами, выясняется (уже не по Мариво, а по Чернякову), что лихо провернутая любовная рокировка – всего лишь сокрушительное по степени безнравственности reality-шоу, морально растаптывающее его горе-участников. Современная цивилизация с ее циничными развлечениями таит подчас серьезную опасность для душевного равновесия и психического здоровья.

Отлично выстроенную, с несколькими совершенно непредсказуемыми сюжетными поворотами, черным юмором и ощущением явного нравственного тупика, пьесу Макдоны, кажется, интереснее было бы читать глазами. Возможно, даже не в драматургической, а в романной форме.

Двое следователей ведут допрос молодого писателя Катуряна (Пенко Господинов): в городе совершена серия убийств детей; каждое выполнено по схеме, описанной в том или ином рассказе задержанного литератора. Подозрения усиливает тот факт, что большинство рассказов не опубликовано. Государство неведомо, но очевидно тоталитарно, представители правосудия подчеркнуто безразличны и жестоки.

«Китами», поддерживающими пьесу, являются отталкивающе-чернушные рассказы Катуряна; один из них ернически-ласково назван «Человек-подушка». В результате оказывается, что преступному вымыслу не так уж трудно воплотиться в страшную реальность, а его автору – получить мешок на голову и пулю в затылок. Без суда и с минимумом следствия.

Невеселые дела творятся за стеклом. Но повествуют об этом спектакли очень высокого уровня.