Posted 31 августа 2005,, 20:00
Published 31 августа 2005,, 20:00
Modified 8 марта, 09:25
Updated 8 марта, 09:25
Бесланский бумеранг
Бесланской трагедии год. Приличный срок, чтобы осознать и пережить горе. Однако год для жителей Беслана пролетел как один день. Такое ощущение, что похороны были только вчера, а сейчас проходят поминки. Большинство родителей, у которых во время теракта погибли дети, до сих пор не могут смириться с утратой. Хоть это и звучит ужасно, но центр общественной жизни Беслана теперь находится на кладбище. Только здесь, ухаживая за могилами, люди как-то оживают. Маршрут город-кладбище – самый популярный у местных таксистов. Каждый день здесь бывает весь город.
Кто-то вообще здесь днюет и ночует. Кто-то приезжает к своему ребенку до и после работы. Сказать «Доброе утро», а потом «Спокойной ночи». Родители показывают друг другу фотографии своих детей, обсуждают, как лучше сделать на могиле цветник. Почем венки, сколько стоит работа по камню, кому заказать эпитафию в стихах. Все они надеются, что наступит следующий сентябрь и что-то изменится. И боль отпустит. Но, глядя на них, понимаешь – вряд ли.
Когда человек теряет близкого, с ним начинает твориться что-то ужасное. Будущая жизнь видится ему черной тоскливой ямой, и он мается, как лягушонок в стеклянной банке, прыгает на стенку, совершает глупости, уповает на сказочные надежды, выворачивается наизнанку, ползет на брюхе. Когда человек теряет ребенка, все становится бессмысленным. Нет сил прыгать на стенку, совершать глупости, выворачиваться наизнанку. Выход может быть только один – победить смерть может только новая жизнь. Две бесланские женщины, у которых во время теракта погибли сыновья, решили, что жить им стоит только ради новых детей. Примерно месяц назад в Беслане родились два мальчика. Но их зачали не в любви. Их зачали в горе. Чтобы забыть ужас тех дней, чтобы не было сил больше плакать. Но новорожденные младенцы не принесли бесланским мамам ни утешения, ни счастья.
Чужая могила
Эта картина заставит содрогнуться любого. Молодая женщина кормит грудью новорожденного младенца и рыдает. Рыдает взахлеб, до судорог, до истерики. Рыдает и рассказывает маленькому Алану про Марата.
«Скоро вернется твой старший брат, ты увидишь, какой он умный и добрый, – эти слова мама повторяет как колыбельную. – Его забрали террористы, но он скоро вернется».
У кроватки маленького Алана портрет старшего брата. Его грамоты, дневник, тетрадки. Его любимая книжка – сказки народов Мали. Часы, которые остановились за пять минут до начала штурма. Огромная ухоженная трехкомнатная квартира семьи Цаболовых за год превратилась в мемориал памяти Марата. Мама читает малышу сочинение брата, которое нашла в обгоревшем кабинете литературы на третий день после того, как вокруг школы было снято оцепление:
«Много на свете профессий, но я хочу стать врачом-хирургом. Хорошо, когда к больному приходит на помощь врач, который сделал все правильно и быстро. Пусть на свете никто никогда не болеет, а больному придет вежливый, знающий врач».
Мы познакомились с Залиной Цаболовой год назад, когда у школы она протянула мне фотографию своего сына, и сказала, что не может его найти. Она была в черном платке и все время плакала. Сегодня она все в том же платке, и снова в ее глазах слезы.
Казалось, надо жить, ведь у нее с мужем Олегом, кроме Марата, еще двое детишек – пятнадцатилетняя Мадина и трехлетняя Алана. Но сын был всегда их гордостью и надеждой. И жить дальше без него они не могут ни физически, ни морально.
Когда случилась беда, Олег продал свой бизнес, хотя он и приносил хорошую прибыль – пластиковые окна по разумной цене хорошо покупали и сами бесланцы, и жители Владикавказа. Сегодня он в прямом смысле слова живет на кладбище. Просыпается утром и сразу едет туда. Каждый день везет сыну новые цветы и игрушки. Взрослый, здравомыслящий мужчина сидит на могиле и просит Марата вернуться. Домой приезжает только под вечер, и сразу же ложиться спать, но не может заснуть.
«Уже год Олег не спит, – говорит Залина. – Ворочается, курит, смотрит семейный альбом. Прихватило сердце. Врачи поставили диагноз – предынфарктное состояние».
Беда состарила Залину лет на десять. А маленькая Алана до сих пор не знает, что ее брат умер. Каждое утро она целует портрет Марата на столике в прихожей и спрашивает у родителей, когда он вернется.
Марата Олег и Залина не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. В гробу лежали бесформенные останки тела. О том, что это все, что осталось от Марата, они узнали после результатов анализов ДНК. Но все равно продолжают верить, что тогда, год назад, они похоронили кого-то другого.
«Я верю, что мой сын жив, – говорит Олег. – Нам и гадалка говорит, что в могиле лежит кто-то другой. А анализы эти подделали, чтобы запудрить нам мозги и чтобы мы смирились со смертью наших детей. Я даже не понимаю, зачем хожу на кладбище. Ведь это могила не нашего сына – чужая».
Алана Залина родила, чтобы помочь справиться с горем Олегу. Ведь дочки, хоть и трепетно любимые, – это все-таки не наследник, не сын. Врачи удивлялись: такой стресс, а беременность проходит прекрасно. Мальчик родился абсолютно здоровым, но, улыбнувшись этому миру, не увидел улыбки в ответ. В роддом Олег пришел встречать Залину даже без цветов. Вернее, цветы были, они лежали на заднем сиденье его «восьмерки» и предназначались другому сыну – Марату. Вместо поздравления Олег рассказал, что кто-то украл с могилки ведро, в которое они обычно ставят цветы, и что надо будет заказать новую надпись на памятник, потому что старая слишком мелкая и уже обветшала.
«Это ужасно, но по отношению к Алану я ничего не чувствую, – признается Залина. – Кормлю, купаю, укладываю спать – все как робот. Думала, что он родится и заменит нам Марата, но стало еще тяжелее. Мы поняли, что Марата нам не заменит никто.
Вылитый Казик
В семье Бичиновых тоже «радость» – Зарема родила мальчика. Хотела назвать Казбеком в честь погибшего сына, отговорили родственники. Сказали, что плохая примета. Назвали Сарматом – в честь деда.
«Но когда никого дома нет, я все равно его называю Казиком, – говорит Зарема. – Он прямо его копия. Но от этой мысли мне еще тоскливее».
Как только я вошла в дом, Зарема сразу кинулась в слезы.
«Рожу, думала, себе нового сына, успокоюсь, но нет, даже хуже стало, – плачет она, качая на руках малыша. – А он как чувствует мои мысли. Родился спокойный, даже плакать боится».
Бичиновы приехали в Беслан в 1991 году из Тбилиси как беженцы. Что говорить, жили впроголодь, снимали тесный угол. Сначала родился старший сын Марат, через три года младшенький – Казик.
«Когда он родился, нам особенно было тяжело, – вспоминает Зарема. – Помню, развела я в воде банку сгущенки и кормила его неделю, потому что больше ни на что денег не было. Муж днем делал в квартирах ремонт, по ночам разгружал картошку. Мы делали все, чтобы он вырос хорошим мальчиком».
В смерти сына Зарема винит только себя. Потому что не пошла с ним в школу.
«Он не хотел идти без цветов, а денег на букет не было, – плачет Зарема. – А я, дура, заставила. Зато вот теперь этих цветов завались. Я их каждый день моему мальчику покупаю охапками. Беру оптом по сто штук на бесланском рынке».
Миллион рублей, которые получили Бичиновы за сына, они решили потратить…на него. После того как в результате теракта многие бесланцы «обогатились», цены на жилье в городе выросли в три раза, и «кладбищенских» денег на жилье все равно не хватает.
«Решили памятник Казику сделать такой, чтобы самый большой и самый красивый был, – говорит Зарема. – И чтобы цветы каждый день у него были…»
Культ смерти
В единственной в Беслане церкви «скучает» отец Сергий. Говорит, что многие после прошлогодней трагедии кресты поснимали и к храму дорогу забыли. После случившегося в школе многие бесланцы перестали верить в Бога, и, помотавшись за год по сектам, «представительств» которых в Беслане тьма-тьмущая, они выбрали свою религию – смерть. Уж очень близкой и очень реальной она оказалась. Она хозяйка, она все решает. Сегодня в Беслане о смерти говорят, как о погоде.
«У меня сосед умер, молодой парень – 25 лет», – говорит женщина своей знакомой в продуктовом магазине.
«Повезло! Пожил, не то что мой Сосланчик», – отвечает ей собеседница.
Несколько дней назад в Беслан с почетно-гуманитарной миссией приехала группа врачей из Института Сербского. Открыли кабинет, ведут прием, раздают интервью журналистам о том, что бесланская рана так быстро не затянется. Интересно, где они были раньше?
Можно еще раз кинуть клич по всему миру собрать кучу денег, можно завалить бесланцев подарками, можно подарить им роскошные особняки и валютные счета в банках, но это не сделает их счастливыми. Им нужна помощь другая. Им нужно знать, что они нужны. Им нужно, чтобы у них просто попросили прощения. Им нужно чувствовать, что рядом с ними мы с вами. В семье Бичиновых все время звонит телефон. Звонят итальянцы, звонят французы, звонят англичане. Все поздравляют с рождением Сармата и приглашают приехать в гости с ребенком. Один американец спрашивает адрес – он хочет прислать в подарок детскую коляску. Не звонят только из России.
Бесланские учителя написали президенту
Вчера учителя школы №1 Беслана отправили письмо президенту России Владимиру Путину. Они утверждают, что за год им не удалось встретиться ни с прошлым, ни с нынешним президентом Северной Осетии, сообщает «Эхо Москвы». «Нашей школе, пережившей небывалый теракт и много последовавших за ним тягот, внезапно стало угрожать полное и окончательное ее уничтожение. Школу лишают номера, под которым она существовала более ста лет и который сейчас является для коллектива учителей, учеников и родителей символом продолжения нормальной жизни. Это было одной из задач террористов. Им не удалось ее решить. Теперь за них ее решают чиновники», – говорится в письме. Учителя также заявили, что «на протяжении всего прошедшего года они были объектом постоянной критики, зачастую травли». Согласно письму, учителей обвиняли в том, что они выжили, в неисполнении профессионального долга. «Если нам не удастся отстоять нашу позицию, это доверие будет подорвано окончательно», – отмечается в письме. Педагоги пишут, что «чувствуют на себе ответственность и за погибших, и за выживших». «Мы были в том зале, нам грозила смерть, и многие из наших коллег ее приняли. Многие из выживших потеряли своих детей и родных. Мы со всем основанием, к сожалению, можем называться пострадавшими. У нас, как и у всех бесланцев, есть острая потребность узнать имена истинных виновников наших мук и гибели наших близких. Вряд ли мы их узнаем без Ваших решительных действий. Вы – Гарант Конституции, а значит, и главной ее части – мирной жизни и учебы наших детей. Верим, что Вы сможете помочь нам ее обеспечить», – говорится в письме, подписанном учителями школы №1.
Россияне о Беслане: год спустя
Накануне скорбной годовщины Аналитическим Центром Юрия Левады (Левада-Центр) был проведен опрос жителей страны, отразивший их видение причин гибели заложников и изложения событий сентября 2004-го властью. Россияне преимущественно негативно (хотя сдержаннее, чем по горячим следам) оценивают действия войск и спецслужб. Неудовлетворительными считают результаты спецоперации ровно половина респондентов (год назад их было 61 %), в целом удовлетворительной назвали действия силовиков 38 % (против 30 %), лишь 5 % (на 1 % больше, чем в прошлом сентябре) склонны считать исход событий успехом.
Виновниками трагедии в целом 54 % видят боевиков, 27 % – сотрудников спецслужб (или действовавших непрофессионально, или намеренно спровоцировавших бандитов на кровопролитие). В роковое стечение обстоятельств склонны верить 8 %. Показательно, что каждый десятый не может уверенно сказать, что послужило причиной гибели заложников.
52% полагают, что тогда власти сделали все возможное. С этим не согласны 34%. По их мнению, власти пытались лишь «сохранить лицо» и им по большому счету были безразличны судьбы заложников.
Самый серьезный вывод, сделанный социологами в результате опроса: по мнению жителей России, власти скрывают правду о Беслане. Такое представление за год не только сохранилось, но даже стало более распространенным. О сокрытии властями всей правды говорят уже не 22, а 28 %. Соответственно, верящих в абсолютную правдивость официальной информации тех дней – не 13, а 6 %. Половина наших сограждан придерживается мнения, бытующего, впрочем, издавна и декларируемого во многих других социологических опросах: власть в принципе способна говорить лишь полуправду.