Руководитель отдела медицинской психологии Научного центра психического здоровья РАМН Сергей Ениколопов

– Почему среди молодежи становится возможной пропаганда ценностей «Исламского государства»?

– Молодые люди часто ищут смысл жизни, мировоззрение. Поэтому огромное количество подростков вступают в различные субкультуральные движения, будь то фан-клубы спортсменов, актеров и так далее. Кроме того, они обостреннее воспринимают социальные ситуации. Их тревожит проблема социальной справедливости и несправедливости. При этом поиске молодые люди очень часто находят ответ в различного рода религиозных учениях. В это время очень многие начинают искать себе религию, переходя даже из одной в другую. Я знаю многих людей, которые начинали с Кастанеды, различного рода эзотерических учений, а потом приходили в православие. Ислам – точно такая же религия, предлагающая некие апробированные варианты представления о мире. Все они перед глазами молодых людей. Кто-то находит абсолютно миролюбивую часть этих учений и доволен тем, что нашел. Кто-то воспринимает эти учения как оппозиционные тому образу жизни, по которому живут их родители, окружающая среда и так далее. Здесь появляется уже воинствующая форма ислама. Сторонники ее активно агитируют и вовлекают молодых людей. В этом смысле уход с этого поля программ более социальных, которые государство должно было бы делать, способствует тому, что агитация ИГ более действенная в нашей стране, чем можно было бы предположить. Более остро встали эти проблемы именно из-за этой несчастной московской девушки (Варвары Карауловой, студентки МГУ, попытавшейся сбежать в Сирию. – «НИ»). Понятно, что среди ИГ огромное количество людей из наших регионов, где ислам достаточно распространен. И они внутри ислама находят что-то отвечающее их мировоззрению. Сложнее с ситуациями, когда люди, не связанные с исламом от рождения, начинают приходить к нему. Я проводил эти исследования, и выясняется, что неофиты, будь то православные или мусульманские, более религиозные, авторитарные, агрессивные, чем воцерковленные люди, которые давно живут и в исламе, и в православии. Они находят более экстремистские формы. Сказать, что наша жизнь легко воспринимается большей частью населения как справедливая, нельзя. Поэтому мы как бы в социальном смысле в такой оппозиции. Агитировать среди нас проще, чем в какой-нибудь маленькой и уютной европейской стране.

– Какие люди больше всего подвержены влиянию вербовщиков?

– Те, которым свойственен некий романтизм, максимализм, которые делят мир на черное и белое. Те, кто испытывает чувство одиночества. Огромное количество молодых людей в этом возрасте переживают его. Не обязательно одиночество есть в реальности, но они переживают, что одиноки среди большого количества людей. После «захвата наживки» идет профессиональная работа, промывка мозгов, иногда довольно грубая, отбирают паспорта и прочее. Иногда – более тонкая: людей делают фанатиками.

– Что может помочь минимизировать количество завербованных молодых людей?

– Работа государства.

– Должна ли проводиться какая-либо работа в вузах для предотвращения заинтересованности студентов в радикальных течениях?

– Да, должна. Это называется внеучебной работой – вовлечение во всякие общественные движения. Это необязательно могут быть развлечения, но и кружки по интересам, поощрение научно-исследовательской работы и прочее. Пока спортом и прочим, по большому счету, занимается не такое большое количество людей. После того как пионеры, комсомольцы ушли с арены, мы до сих пор ничего другого, настолько популярного и интересного для молодежи не предложили. Сегодня, если вы на факультете являетесь «середняком», который как раз и чувствует себя не очень, то вы вряд ли будете часто общаться с деканом или проректором. Да и насколько часто студенты просто общаются с преподавателями, вне лекций? Есть барьеры разного рода. Вуз – это не единая корпорация. Если человек решил быть экстремистом, то проректор по воспитательной работе не поможет. Профилактика заключается в том, чтобы он не размышлял об экстремизме. Чтобы жизнь была занята чем-то, что позволяет заполнить социальный вакуум, который они в это время ощущают.

– Насколько сейчас вероятно явление, похожее на синдром Вертера? После того как прогремела история Вари Карауловой, появились сообщения еще о нескольких «беглянках».

– Безусловно, только синдром Вертера относится все-таки к самоубийствам. Чем больше мы рассказываем про ИГ и про их ужасы, тем больше пропагандируем его. Человек вдруг узнает, что можно жить иначе, более «романтичным» способом жизни. Кроме того, всегда есть (и все теракты на это рассчитаны) идентификация с врагом: он такой сильный, можно, я встану на его сторону? Когда рассказывают про ИГ хотя бы по нашему телевидению, для одних они будут преступниками, а для других – героями: гибнут за веру, сражаются, не сдаются, не подвержены тлетворному влиянию запада и так далее. Не случайно едут отовсюду, а не только из нашей страны.