Суверенная экономика. Россия должна самостоятельно искать свое место в глобальном мире

На первом же в новом году заседании правительства РФ президент Владимир Путин поставил перед министрами задачу выработки комплекса мер, направленных на защиту национальной экономики. Причем этот комплекс должен касаться всех аспектов наших взаимодействий с партнерами. По сути, дана установка на формулирование долгосрочной стратегии России в сфере глобализации, четкое определение роли и места нашей страны в этом процессе на основе строгого учета национальных интересов развития.

Почему эта задача была поставлена именно сейчас, а например, не год, не два или не пять–десять лет назад? Ведь, казалось бы, «защита национальной экономики» должна быть постоянным приоритетом работы любого правительства. Однако, если взглянуть на недавнее прошлое, можно увидеть, что до самого последнего времени этот тезис мог быть не более чем лозунгом, призывом, благим пожеланием, но отнюдь не принципом стратегии. И только сегодня можно констатировать, что созданы условия, которые позволяют России самостоятельно определять цели, направления и темпы социально-экономического развития и соответствующим образом выстраивать свою глобальную стратегию.

Создание таких условий оказалось делом очень непростым. Вспомним, что лет десять назад Россию нельзя было назвать суверенным государством. Государственный бюджет формировался на основе займов МВФ и МБРР, которые фактически определяли финансово-экономическую политику нашей страны, жестко диктовали, что и как нам делать. Иностранные консультанты, считавшиеся носителями абсолютной мудрости, руководили ходом реформ, формировали внешнеэкономические системы связей. К чему все это привело, думаю, нет нужды напоминать. Но и забывать об этом нельзя ни в коем случае. Главный урок, который следовало бы извлечь из драматического периода 1990-х годов, заключается, на мой взгляд, в том, что утрата суверенитета, то есть права самостоятельно определять собственное будущее, недопустима. Никогда ни одна международная организация, ни одно иностранное государство не ставило, не будет ставить и не должно ставить и решать вопросы развития России, повышения уровня жизни ее населения, укрепления ее экономики, обороноспособности.

Именно возвращение суверенитета, или самоконтроля, самообладания, и стало содержанием продолжительного этапа, который длился в российской политике с начала нового века. Предстояло исправить множество грубейших ошибок, разобрать гигантские завалы, а главное – переломить накопленную инерцию развала экономики и государства в целом.

В этом контексте одна из основных задач состояла в том, чтобы преодолеть компрадорскую по природе своей логику действий олигархических групп, господствовавших в финансах и промышленности. Я бы назвал ее логикой «экономического сепаратизма», поскольку она заставляла наиболее динамичные бизнес-структуры строить собственные стратегии развития в жесткой привязке к интересам и планам различных внешних по отношению к России игроков. Это было совершено естественно в условиях, когда в нашей стране отсутствовала сколь-нибудь внятная государственная экономическая политика. А ведь государство всегда и везде является важнейшим экономическим субъектом, имеющим монопольное право устанавливать правила игры, направлять развитие в интересах общества. И если бизнес не видит рядом с собой такого партнера, он неизбежно ищет – и находит – его в другом месте. Однако этот другой, внешний партнер действует в своих интересах. И ему не нужна Россия как таковая, ему нужны российская нефть, или российский лес, или российский газ и т.д. А например, российская авиационная промышленность ему не нужна – у него своя есть. В полном соответствии с данной логикой многие влиятельные отечественные финансово-промышленные группы, а с ними и целые отрасли оказались включенными в стратегии внешних игроков, что и означало экономический сепаратизм. И хочу подчеркнуть еще раз, что он явился абсолютно естественным, единственно возможным вариантом развития ситуации в условиях, когда государство самоустранилось, фактически отказалось выполнять свои прямые обязанности по формулированию национальной стратегии.

Столь же естественна и понятна резко негативная реакция на возвращение государства на экономическую арену со стороны внешних сил, получивших широкий доступ к необходимым им российским ресурсам, а также со стороны их союзников внутри России. Тут же послышались крики о государственном контроле, государственном диктате, о всесилии и произволе чиновников. Эта пропагандистская кампания, которая не утихает уже несколько лет, преследует цель дискредитировать усилия российской власти по выстраиванию единой логики национального развития экономики и общества, гармонизации этого развития. С большим сожалением приходится констатировать, что методы, к которым прибегает власть при этом, действительно дают основания для критики. Наверное, во многих случаях эффективных результатов можно было добиться без излишней демонстрации силы, где-то следовало заставить юристов потщательнее поработать с документами, где-то уделить значительно большее внимание разъяснению своих позиций и намерений, более настойчиво искать пути согласования национальных и корпоративных интересов. В любом случае детальная отработка тактики действий, выбор конкретных мер и инструментов достижения целей, как представляется, сегодня не менее важны, нежели вопросы стратегии.

Вместе с тем, по сути, обвинения, выдвигаемые против экономического курса российских властей, на мой взгляд, беспочвенны. Ведь, непредвзято оценивая то, что сделано и делается, нельзя не заметить, что речь идет не о возвращении квазисоветского государственного контроля над экономикой, не о ренационализации промышленности или реанимации Госплана. Речь идет о возвращении государству его естественной роли определения приоритетов развития, формулирования национальных интересов и их защиты. Эту роль государство играет в любой стране. Но никто не возмущается, когда, например, президент США объявляет о приоритетности национальной космической программы. А ведь она предполагает мощную государственную поддержку американской космической отрасли, включая, между прочим, санкции против тех стран, действия которых в данной области Америка посчитает угрозой ее интересам. И – заметьте – определять содержание интересов, угроз и способов противостояния им американцы намерены самостоятельно, без оглядки на кого-либо. То есть суверенно. Точно так же, на основании все той же логики, конгресс США запретил продажу одной из крупнейших нефтехимических корпораций Китаю, портовых мощностей – арабским инвесторам; примеры можно множить бесконечно. Причина одна – угроза национальным интересам. И никаких ссылок на ВТО, свободу торговли, движения капиталов и т.п.

Никого из нынешних критиков России не смущает и отказ Евросоюза допустить «Газпром» к европейским газораспределительным сетям (оно и понятно – угроза слишком сильной зависимости), но в то же время посмотрите, как нервно отреагировали на решение «Газпрома» отказаться от партнерства с западными компаниями в разработке Штокмановского месторождения. Оказывается, это уже неоправданное ограничение возможностей иностранных инвесторов. Наконец, мало кто переживает по поводу пресловутой поправки Джексона–Вэника, запрещающей продажу высокотехнологичной продукции России. Хотя нет ни СССР, против которого эта поправка вводилась, ни даже формального повода, обусловившего ее применение (напомню, что это был запрет советским евреям на выезд в Израиль) – ведь осталась реальная причина: желание ослабить, подавить конкурента, ради чего допустимы любые методы. При чем тут евреи? Ничего личного – глобализация!

Без сомнения, все эти бесконечные запреты, ограничения, обвинения, выдвигаемые против России, являются не чем иным, как методами конкурентной борьбы. Она никогда не прекращалась, напротив, ее накал и масштабы постоянно нарастают и в настоящее время вышли на мировой, глобальный уровень. В этом суть глобализации: это конкуренция в глобальном измерении. Советский Союз проиграл в этой борьбе и исчез с карты мира. России удалось удержаться на краю гибели, миновать, хотя и с большим трудом и ценой огромных потерь, угрозы экономического сепаратизма и развала государства. В течение первых лет нового тысячелетия она смогла восстановить и укрепить свой суверенитет, свой потенциал настолько, что уже начиная с 2005–2006 годов приступила к активному созданию собственного места в глобальном мире.

В 2005 году было принято решение о председательстве РФ в «Группе восьми» на 2006 год. Тогда же, судя по всему, были сформулированы основы российской стратегии. И 2006-й стал свидетелем процесса, который можно было бы назвать «большим возвращением» России на мировую арену в качестве инициативного, сильного и ответственного игрока. Успешное проведение саммита G8 в Санкт-Петербурге, решительное и последовательное переформатирование отношений с постсоветскими республиками, твердая позиция в диалоге с ЕС, планомерное наращивание масштабов сотрудничества с ведущими странами Азии, – все это элементы единой системы действий, призванной обеспечить национальные интересы страны на долгосрочную перспективу.

Поскольку речь идет о стратегии конкурентной борьбы на глобальном уровне, важнейшей ее составной частью, на мой взгляд, является максимальный национальный контроль над естественными конкурентными преимуществами: природными ресурсами, промышленным и интеллектуальным потенциалом. Они по праву принадлежат России и должны использоваться ей во благо. Казалось бы, это само собой разумеющаяся истина. Однако многих это не устраивает. Например, бывшая госсекретарь США Мадлен Олбрайт полагает «несправедливым» то, что Сибирь с ее богатствами принадлежит одной России. И это – не частное мнение бывшего политика. Это тоже формула определенной стратегии тех сил, которые хотели бы поставить российские ресурсы на службу себе. Именно на это были направлены действия крупнейших западных сырьевых компаний, когда они добивались контроля над нефтегазовыми месторождениями Сахалина, над Ковыктой. Их задача сводится к тому, чтобы вывести сырье с этих месторождений на рынки Азии, посадить их за счет России на свою «нефтегазовую иглу». В этом случае сами компании получают баснословные прибыли, а поддерживающие их западные государства – мощнейшие рычаги влияния на динамично развивающиеся Китай, Индию, другие страны региона. А России досталась бы «привилегия» расхлебывать экологические последствия деятельности подобных «стратегических инвесторов» (как это произошло, например, с Венесуэлой, где американские нефтедобытчики превратили озеро Маракаибо в гигантскую нефтяную лужу).

Чтобы избежать такого сценария, Росприроднадзором и были предприняты меры на Сахалине, а уже в январе его инспекторы готовятся изучить положение на Ковыкте. Причем в этой связи я не спешил бы критиковать выбор именно «экологического» направления действий. Дело в том, что значимость экологических стандартов в сфере природопользования постоянно растет. Евросоюз уже назвал экологию одной из базовых основ своей формирующейся энергетической политики. Это может означать, что уже через несколько лет нефть, добытая без соблюдения строгих экологических норм, окажется «вне закона». Примеры применения таких технологий давления на производителей сырья уже имеются: достаточно вспомнить, что несколько лет назад Финляндия вводила запрет на ввоз российской древесины, вырубленной в реликтовых лесах. Так что национальный контроль над соблюдением природоохранных норм и правил – это тоже необходимый и потенциально очень важный инструмент защиты экономических интересов. Если усилия по полномасштабному включению процессов разработки сахалинских и восточносибирских месторождений в логику российской стратегии увенчаются успехом, то мы получим уникальные возможности выхода на самые перспективные и быстроразвивающиеся рынки, которые были в истории. Китай и Юго-Восточная Азия, Индия и Южная Азия с их 4-миллиардных населением, громадными энергетическими потребностями – вот приз, за обладание которым разворачивается главное соперничество в глобальной конкуренции.

Это началось не вчера: Россия со времен Петра стремилась получить торговые пути в эти регионы. За это шла «Большая игра» XVIII–XIX веков между Российской и Британской империями. Тогда Британия смогла остановить своего конкурента на пороге Афганистана. В советский период были установлены тесные связи с Индией, и СССР чуть было не преуспел в мирном освоении Афганистана. Но он был остановлен войной, инспирированной США. Сегодня азиатское направление российской политики – в широком географическом контексте – вновь находится на первом плане. Кавказ, Каспий, Средняя Азия, тот же Афганистан – вот приоритеты, которые будут определять будущее России в условиях глобализации. Если мы не позволим нашим конкурентам создать на этих направлениях «санитарные кордоны», «дуги нестабильности», «китайские стены», то сумеем в полной мере реализовать свой потенциал, гарантировать России достойное ее место в мире.



Автор - член Обществнной палаты РФ, председатель подкомиссии по проблемам противодействия экстремизму и ксенофобии