Posted 28 мая 2019, 07:03
Published 28 мая 2019, 07:03
Modified 25 декабря 2022, 15:34
Updated 25 декабря 2022, 15:34
Артист Максим Галкин в проекте Басты «Gazlive» в ноябре прошлого года раскрыл секрет: на Первом канале массовки не используют только в шоу его и Ивана Урганта. Таланта этих ведущих хватает, чтобы не прибегать к срежессированным эмоциям у приглашенных зрителей.
Антон Чекунов специально для «Новых Известий» проник на «кухню» Первого канала и рассказал, как проходили съёмки финального шоу «Голос. Дети» 24 мая.
Популярный вокальный детский телепроект закончился накануне большим скандалом в связи с победой на нем дочери певицы Алсу, внучки сенатора Ралифа Сафина. Участница со скромными вокальными данными одержала победу в суперфинале «Голос. Дети» по итогам «народного голосования», которое многим показалось сфальсифицированным. За проигравших финалистов вступились звезды эстрады - Алла Пугачева, Максим Галкин, наставница конкурса Светлана Лобода и даже ведущий проекта Дмитрий Нагиев. Гендиректор Первого канала Константин Эрнст объявил о назначении независимого расследования результатов голосования. Фальсификации подтвердились: специалисты по кибербезопасности Group-IB обнаружили около 38 тысяч накрученных голосов за победительницу проекта. По их заключению, за автоматические СМС-ки и звонки от ботов, совершенные из одного региона и с сим-карт, различающихся на одну цифру, заказчики кибератаки выложили не менее 3 млн рублей. Первый канал вынужден был аннулировать результаты голосования. Победителями проекта «Голос. Дети» в итоге помимо дочери Алсу стали еще 8 финалистов.
24 мая в пятницу их имена озвучили во время прямого эфира на «примирительном» гала-концерте.
Небывалый ажиотаж по случаю предстоящего события развернулся на подступах к Мосфильму задолго до начала съёмок.
О наборе массовки на шоу стало известно за неделю. Для заполнения зрительного зала приглашались люди в возрасте от 18 до 60 лет. «Одежда в ярких тонах, ухоженный внешний вид», - рассылали продюсеры требования по фэйс-контролю. За участие в массовке зрителям в студии обещали выплатить гонорар 700 рублей.
На Мосфильмовскую я приехал сильно заранее до назначенного времени. Как было говорено, у входа в киностудию отыскал встречающих с табличками «Светлана, Максим». Как человек неискушенный в такого рода заработках был ошарашен: за час до пропуска в студию очередь из желающих поучаствовать в съёмках разрослась уже до сотни метров в длину.
- Вот, у стенки наша очередь, проходите, - указали мне встречающие.
Пусть простят меня эти люди, но такой высокой концентрации неудачников в Москве, да и вообще где-либо в мире до этого я не наблюдал. Нет, были в этой очереди чудесные дети и студенты – они пришли сюда заработать «на карман», и их лица ещё светились энергией жизни.
«Ещё пару раз сходим, и на билет к Скриптониту насобираем», - говорил один подросток с пирсингом во всех видимых частях его тела своему приятелю с волосами, выкрашенными в кислотный салатовый цвет.
Но большая часть чертовой очереди – были людьми, глубоко от всего уставшими, с потухшим взором и ещё в прошлом веке напрочь потерянным самоуважением. Пенсионерки, которым не хватает на жизнь, женщины и мужчины, не знавшие лучшей жизни, молодёжь, из которой вынули дыхание юности. Самое удивительное, что пьяниц, наркоманов и бомжей в этой веренице к Мосфильму не стояло, они были похоже скорее на людей с измученной душой, что придавало ещё больше мрачности мизансцене. Откуда взялись такие люди? Нужда и ещё раз нужда в самом неприглядном виде. Христовы люди.
Чтобы лучше прочувствовать описываемый социальный срез, надо описать подвиги этих людей. Приходят сюда те, что готовы в любую погоду часами жаться на улице в очередях. Ради того, чтобы условные Светлана и Максим исключительно по внешности определили, откроются пред ними врата рая или нет. А дальше – на самой студии ещё несколько «селекционных отборов» и, наконец, главный приз – гонорар от 250 рублей – до 700 рублей за 10-12 часов напряжённой имитации эмоций. Костяк массовки – это люди, которые привыкли именно так зарабатывать себе на жизнь. Они здесь постояльцы, стоят в этих очередях чуть ли не каждый день, и для многих – это единственный источник дохода. Массовку на отечественном телевидении не уважают, но что поделать – спрос формирует предложение, ведь даже на такие скотские условия очереди никогда не иссякают.
В 18.30, незадолго до запуска на студию очередь начала обрабатывать организатор массовки.
«Так, свои камеры и телефоны прячем прямо здесь, на улице. Сегодня у нас очень серьёзное мероприятие. Денежки получаем после окончания съёмок тут же на улице, у своих кураторов. Ведём себя спокойно. У кого есть резерв, и кто тут у меня с утра стоит (где вы, девочки? - вот вижу, есть тут у меня такие), тот браслет получает в первую очередь», - провела ликбез сотрудница.
«Кто сегодня не попадёт, получаем резерв на следующие шоу. Вот уже сегодня есть места на «Давай поженимся» на понедельник», - попыталась утешить людей, стоящих в конце очереди, организаторша.
«Резерв», как объяснили мне соседи по несчастью – это талоны, которые раздают людям с предыдущего раза, которые записывались, очередь отстояли, но в студию попасть не смогли: закончились места.
Вместе с очередью на «Голос» в этом же дворике Мосфильма в это же время формировались параллельно и другие массовки – на съемки других передач.
Сцена достигла апогея, когда было, наконец, объявлено о начале пропуска массовки на «Голос». У женщины, до этого инспектировавшей очередь, в руках вдруг оказались браслеты и билеты – атрибуты, которые Служба безопасности распознаёт как код для доступа.
Минуты три очередь шла своим чередом, а потом объявили, что платные билеты заканчиваются. Попасть внутрь смогли, я думаю, не больше 10% стоявших в очереди людей. Помощники далее ходили вдоль очереди и, ориентируясь на внешность, избирательно за руки вытягивали из толпы людей и вручали им оставшиеся билеты.
У самой женщины на руках остался с десяток билетов. Вокруг неё образовалась давка из сотни людей, в которой я едва выжил. Мне оттоптали начищенные ботинки, смяли весь мой тщательно подобранный «лук», отдавили все конечности и выступающие части тела. Женщина же, казалось, наслаждалась этой Ходынкой в миниатюре. Каждый из дерущихся за последние билеты пытался докричать до повелительницы билетов свой аргумент. «Я тут с утра стою!», «У меня дети!», «Я уже два раза не попадал», «Я давний фанат Ержана», «Ну пожалуйста, пожалуйста!» - слышалось со всех сторон. На стариков, участвующих в этом по доброй воле, было жалко смотреть – это развлечение было явно не для них. Бледнели, изо всех сил вцеплялись в свои трости, тоже что-то кричали, но их дрожащие голоса в сто крат перевешивал хор молодых. Казалось, что вот-вот побелевшие от стресса старики потеряют сознание.
Держательница же билетов, не спеша и без всякого смущения, как человек изрядно поднаторевший в этом деле, выбирала понравившиеся ей обоснования и протягивала избранным заветные билеты. К счастью, раздача последних билетов тоже подошла к концу. Почти вся очередь, уставшая и понурая, поплелась в сторону метро, домой.
Я получил «бесплатный» браслет (без оплаты за участие в массовке) и, можно сказать, запрыгнул в последний вагон.
И вот тут я понял, что всё – что происходило до этого, лишь первый круг ада.
На входе на саму съёмочную площадку была давка не менее эпичная. Более половины людей с билетами, браслетами и прочими официальными признаками прохождения отбора в студию всё равно не попали.
Из общей очереди меня выдернул продюсер – немолодой мужчина в тёмном костюме – и втолкнул, отодвинув кордон, прямо в руки службы безопасности со словами: «Этот точно идет!» Своему внезапному везению, думается, я обязан "опрятному внешнему виду".
- Сначала те, кто с детьми! Те, кто с детьми, я сказал! <...>, - вышибалы на входе обильно сдабривали свои инструкции матом. Чтобы быть услышанными и чтобы не оказаться снесёнными толпой. - Это ещё ничего, вот когда Ледовое шоу было, тут такое было, по головам ходили, - поделились они воспоминаниями.
На студии, сплошь обитой в чёрное, в свете прожекторов оказалось не легче. Выяснилось, что полученные на входе белые браслеты – причисляли тебя к низшей касте массовки, и модераторам попросту можно было не обращать на тебя внимание.
- На какое место мне приземлиться? – спросил я у девушки, показывая на свой браслет.
- Я откуда знаю? Откуда я знаю!!! – грубо ответила она, развернулась и ушла.
По арене по кругу гуляло ещё несколько десятков таких же потерянных людей, как я. Мы были предоставлены сами себе, но стоило нам только где-нибудь присесть, как сразу же возникал какой-нибудь модератор, который непременно объяснял, что эти места предназначены «для других зрителей». На какую бы из лож мы не приземлялись, все места оказывались зарезервированными «для других зрителей».
Формирование идеальной посадки продолжалось долго. Наконец, мне удалось занять место в четвёртом ряду. За полчаса до эфира меня и моих соседей, правда, ещё ни один раз перетасовали. Но я изо всех сил благодарил господа за то, что хотя бы не был отправлен в «яму» - место для стоящих зрителей, которых не берёт камера, они нужны только для обеспечения зрительского гула, идущего снизу. Если честно, это место напоминало скотозагон, поскольку все остальные участники съёмок видели у людей, находящихся в этом отсеке, только тыльные части голов.
«А теперь вы, да вот вы удалили все свои последние снимки и положили телефон в сумку! Да мы вас тут всех в лицо знаем и вы ещё скажите, что хотите попасть сюда в следующий раз!» - модераторша Катя стояла над душой у девушки, сидевшей по соседству, пока та не выполнила все её команды.
За час до эфира на сцене появился бойкий молодой человек. Основная его задача сводилась к лекции о неминуемой каре, которая постигнет без разбора всех, кто посмеет нарушить дисциплину в студии.
«Ребятки, прямо сейчас отключаем все свои сотовые телефоны. У нас всё строго. Если в этой студии у вас в руках окажется телефон, не важно, по какой причине, даже если вы просто захотите быстро прочитать смс-ку, вы идёте домой сразу же и вечер для вас закончен. Съёмка в студии запрещена», - втолковывал он. Лекция парня длилась не менее часа. Его ораторским талантам надо отдать должное: спустя час зомбирования наверно каждый из оставшихся в зале твердо уверовал: держать в руках мобильный телефон – самое страшное преступление против человечества.
У одной блондинки случился срыв на нервной почве. Помощники режиссёра попросили её убрать руки с мини-прожекторов - просьба спровоцировала у неё вспышку гнева:
- Ага, щас! Как вы себе это представляете. Я стою, мои руки на весу, куда вы предлагаете мне их деть? - закричала она. Девушку попросили удалиться немедленно, но она упиралась. Следующие полчаса служба безопасности неотступно простояла и без применения физического воздействия, а только словами выжимала зрительницу из зала. Служба безопасности победила блондинку.
- На давай поженимся в понедельник, а? - неожиданно обратилась ко мне соседка по имени Лена, с которой мы только что успели познакомиться. Она пока что оставшийся без работы врач.
- Что? - удивился я.
- На передачу "Давай поженимся" пойдешь со мной? Там ещё есть места, - уточнила Лена.
- Думаешь, счастье семейное друг с другом нам сулит? - ответил я вопросом на вопрос.
- Да не героями, а в массовку! Правда там сиденья жёсткие - деревянные скамейки, что уж. Спина и задница так устаёт. Ещё сидеть минимум 12 часов, снимают сразу три выпуска, - с досадой вспоминала Лена...
Ещё полчаса ушло на мастер-класс от помощников режиссера. Они доступно объяснили, какими именно зрительскими эмоциями должны мы отзываться на определенные режиссерские жесты. Радость. Бурная радость. Бурный восторг. Три принципиально отличающихся друг от друга вида аплодисментов. Теперь я знаю об этом всё. Больше всего мне понравилась эмоция «Бурная радость». По мнению режиссерской команды, выражаться она должна как бы в зудящем порыве оторвать свой зад от стула и в прыжке встать, и далее в непреодолимых конвульсиях кричать от восторга, достигая экстаза, и беспрерывно тянуть при этом через раскрытые до пределов челюсти звук «У-у-у-у-у!»
В самый последний момент в студию завели и рассадили на вип-места привилегированных зрителей. В отличие от остальной массовки операторы часто снимали их крупным планом и им даже можно было пользоваться во время съемок своими сотовыми телефонами.
Бог всему на съёмочной площадке - закулисный голос режиссера. Ведущие – ключевые, но не главные фигуры на доске. Паузы в их речи тоже вписаны в сценарий. Ничто на сцене не импровизация. Эрнст читает по суфлеру тоже. Прямой эфир – не совсем прямой эфир.
Что я могу сказать о самом шоу? Спасибо детям, финалистам «Голоса», разбившим цинизм этого жестокого конвейера под названием шоубиз своей непогрешимостью и талантами. Когда запели дети, изображать овации не пришлось. Когда зазвучал хор чистых голосов, стало ясно, как при белом дне, что от всей бессмыслицы, тщеславия, режиссуры, продажности, жестокости, фарса, лжи и тщеславия излечить взрослых под силу только детям.